Израильская военщина
Click to view"Израильская, - говорю, - военщина
Известна всему свету!
Как мать, - говорю, - и как женщина
Требую их к ответу!
Который год я вдовая,
Все счастье - мимо,
Но я стоять готовая
За дело мира!
Как мать вам заявляю и как женщина!.."
Песня Галича была написана в ключевом 1968-ом году. Митинги «в защиту мира» организовывались тогда в качестве махания кулаками после победы Израиля в Шестидневной войне.
Лексика об «израильской военщине» прочно вошла в советский обиход. Из одной из многочисленных статей в газете «Правда»:
"Наглые действия израильской военщины вызывают гневное возмущение и решительное осуждение всей миролюбивой общественности, требующей положить конец агрессивным вылазкам Тель-Авива. Советский народ на митингах и собраниях поднимает голос протеста против провокационных действий правителей Израиля, требует прекращения бомбардировок мирного арабского населения. Наш народ горячо поддерживает справедливую борьбу арабских народов с израильскими захватчиками в защиту своих национальных интересов, против посягательств империализма, неоколониализма и сионизма, клеймит позором преступления агрессоров. 2 марта советские общественные организации провели день протеста против эскалации Израилем агрессивных военных акций против арабских стран."
https://coollib.net/b/675662-sbornik-sionizm-otravlennoe-oruzhie-imperializma/read
Шестидневная война сыграла ключевую роль в мировой истории. Стремительный переход от страха за выживание израильских евреев перед лицом превосходящих сил противника к ликованию от победы заставил евреев всего мира обнаружить, порой неожиданно для самих себя, национальное самосознание.
Джонатан Сакс, в будущем - английский лорд и главный раввин Великобритании, был в это время студентом философии в Кэмбридже. Он вспоминал про события в 1967 так:
"Then, in May, we began to hear disturbing news from the Middle East. The Egyptians had blocked the Gulf of Akaba. They demanded the withdrawal of the United Nations troops, who instantly complied. War was in the air. The State of Israel was exposed to attack on all fronts. A catastrophe seemed to be in the making. I, who had not lived through the Holocaust nor even thought much about it, became suddenly aware that a second tragedy might be about to overtake the Jewish people. It was then that an extraordinary thing began to happen. Throughout the university Jews suddenly became visible. Day after day they crowded into the little synagogue in the center of town. Students and dons who had never before publicly identified as Jews could be found there praying. Others began collecting money. Everyone wanted to help in some way, to express their solidarity, their identification with Israel’s fate. It was some time before we realized that the same phenomenon was repeating itself throughout the world. From the United States to the Soviet Union, Jews were riveted to their television screens or radios, anxious to hear the latest news, involved, on edge, as if it were their own lives that were at stake. The rest is history. The war was fought and won. It lasted a mere six days, one of the most spectacular victories in modern history. We could celebrate and breathe safely again. Life went back to normal. But not completely. For I had witnessed something in those days and weeks that didn’t make sense in the rest of my world. It had nothing to do with politics or war or even prayer. It had to do with Jewish identity. Collectively the Jewish people had looked in the mirror and said, We are still Jews. And by that they meant more than a private declaration of faith, “religion” in the conventional sense of the word. It meant that they felt part of a people, involved in its fate, implicated in its destiny, caught up in its tragedy, exhilarated by its survival. I had felt it. So had every other Jew I knew. Why? The Israelis were not people I knew. They were neither friends nor relatives in any literal sense. Israel was a country two thousand miles away, which I had visited once but in which I had no plans to live. Yet I had no doubt that their danger was something I felt personally. It was then that I knew that being Jewish was not something private and personal but something collective and historical. It meant being part of an extended family, many of whose members I did not know, but to whom I nonetheless felt connected by bonds of kinship and responsibility. It made no sense at all in the concepts and categories of the 1960s. That was when I first realized that being Jewish was an exceptionally odd thing to be, structurally odd. Jewish identity was not simply a truth or set of truths I could accept or reject. It was not a preference I could express or disavow. It was not a faith I could adopt or leave alone. I had not chosen it. It had chosen me. Everything I had studied in modern philosophy, everything I had experienced in contemporary culture, told me that truth was universal and all else was individual-personal preference, autonomous choice. But what I had experienced was neither universal nor individual. Jewish identity was not, nor did it aspire to be, the universal human condition. Nor had I chosen it. It was something I was born into. But how can anyone truly be born into specific obligations and responsibilities without their consent? Logically it didn’t add up. Yet psychologically it did. Without any conscious decision I was reminded that merely by being born into the Jewish people I was enmeshed in a network of relationships that connected me to other people, other places, other times. I belonged to a people. And being part of a people, I belonged."
https://media.rabbisacks.org/20231019181239/A-Letter-in-Scroll-extract-digital.pdf
Между тем в СССР из-за Шестидневной войны был рассыпан набор книжки для детей «Вавилонская башня и другие древние легенды» под редакцией Корнея Чуковского, из которой до этого цензура исключила упоминание Бога и евреев.
Советские евреи были массово ассимилированы и лишены связи с языком и религией предков, но и у них в это время неожиданно пробуждалось национальное самосознание - как это произошло с ровесником Израиля и лорда Сакса Анатолием Щаранским, в то время - студентом МФТИ, а в будущем - советским диссидентом, политзаключенным и министром в израильском правительстве.
"В конце первого курса происходит Шестидневная война, которая, кстати, практически полностью закрыла евреям доступ в Московский физико-технический институт, так что я был один из последних. Мы, конечно, знали, что происходит на Ближнем Востоке: все эти собрания, которые проводились для осуждения Израиля перед войной и еще более яростно после войны. Моя цель как еврейского студента была не попасть на эти собрания, потому что если ты пойдешь, то от тебя будут ждать, что ты и выступишь. Все понимали это лицемерие, но сказать, что я придавал этому особое значение, что это как-то сильно повлияет на мою жизнь, я не могу. Конечно, я надеялся, что Советский Союз не слишком преуспеет с этими фашистскими арабскими государствами и со всей этой риторикой, в которую никто не верил. Более того, через несколько дней я начал понимать, что ситуация вокруг меня меняется очень быстро. С одной стороны, ограничения на евреев могли быть еще более жесткими, с другой стороны, начинают относиться к тебе с уважением, говорить про Израиль с уважением. Анекдоты другие появляются. Раньше были анекдоты про жалких, подлых, трусливых евреев, которые всегда обманывают, а тут появились анекдоты о том, как они побеждают арабов. <…>
В Шестидневную войну произошло несколько вещей. Она заставила меня задуматься над тем, что от связи с Израилем, возможно, проистекает какое-то уважение, какая-то сила. Хочешь ты этого или не хочешь, от этой связи не убежать, и, может быть, даже не нужно от нее убегать. Эта определяется гоями, а не тобою. Дальше произошло несколько вещей, не связанных непосредственно с Израилем. В апреле шестьдесят восьмого года Сахаров написал свое первое письмо руководителям Советского Союза, в котором публично высказывал критику системы. Он еще старался быть как бы лояльным системе, но объяснял, что, зажимая свободу мысли, страна будет безнадежно отставать в науке и никогда не станет передовой державой. Поэтому необходимо, если мы действительно хотим преуспеть, разрешить эту проблему. Это был, на самом деле, также шаг против двоемыслия - ведь интеллигент должен был оставаться честным в своей профессии и при этом выступать лжецом во всем остальном.
Почему это произвело на меня сильное впечатление? Письмо стало распространяться в самиздате на «физтехе» и очень активно читалось. На «физтехе» хорошо знали, кто такой Сахаров. Это человек, который имел больше всех наград, он в двадцать восемь-двадцать девять лет стал крупнейшим ученым, связал теоретическую физику с ядерными разработками и дал теоретическую базу для создания водородной бомбы. То есть это был человек, находившийся на вершине научной иерархии. Я, еще только пытавшийся попасть в эту «башню из слоновой кости», чтобы убежать от внешнего мира, от всей этой лжи, вижу перед собой человека, сделавшего такую карьеру, которую мне никогда не сделать. И этот человек «на вершине» понимает, что в научной «башне» не спастись, что если ты хочешь быть честным человеком, ты должен начать говорить правду. Я начал осознавать всю иллюзорность попыток приспособиться. Если ты чувствуешь ложь сейчас, ты будешь еще сильнее чувствовать ее потом. Пример Сахарова влиял на меня на протяжении многих лет. Поэтому, став еврейским активистом и диссидентом, я был несказанно рад, когда мне удалось присоединиться к Сахарову и помогать ему."
http://kosharovsky.com/%D0%BD%D0%B0%D1%82%D0%B0%D0%BD-%D1%89%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/
Записка Андрея Сахарова в Политбюро ЦК КПСС в июле 1967 (через месяц после Шестидневной войны) касалась практического вопроса противоракетной обороны и ее уязвимости в условиях научно-технического отставания от США:
"Советский Союз в настоящее время обладает значительно меньшим технико-экономическим и научным потенциалом, чем США. (Валовый национальный продукт на душу населения по зарубежным оценкам отличается в 2, 5 раза; выпуск электронных вычислительных машин - показатель, очень важный для оценки военно-технического потенциала - отличается более, чем в 15-30 раз; расходы на точные науки и технологические исследования - отличие в 3-5 раз, при этом эффективность расходов различается в несколько раз не в нашу пользу; разрыв по всем этим и другим важным показателям, кроме валового - возрастает). Это отличие заставляет СССР и США по разному оценивать возможность создания наступательного и оборонительного оружия."
https://ggorelik.wordpress.com/about/%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9-%D1%81%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2-21-%D0%BC%D0%B0%D1%8F-1921-14-%D0%B4%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D0%B1%D1%80%D1%8F-1989/%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9-%D1%81%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2-%D0%B2-1968-%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%83/
Не получив разрешения на публикацию своего обращения к ученым всего мира, Сахаров стал работать над развернутым трактатом, опубликованном в 1968 и получившим большую известность. После этого его жизнь встала на совершенно новые рельсы.
"Второй основной тезис: человеческому обществу необходима интеллектуальная свобода - свобода получения и распространения информации, свобода непредвзятого и бесстрашного обсуждения, свобода от давления авторитета и предрассудков. Такая тройная свобода мысли - единственная гарантия от заражения народа массовыми мифами, которые в руках коварных лицемеров-демагогов легко превращаются в кровавую диктатуру. Это - единственная гарантия осуществимости научно-демократического подхода к политике, экономике и культуре."
https://www.sakharov-archive.ru/sakharov/works/razmyshleniya/
Ключевым посланием Шестидневной войны стало напоминание о силе бесстрашия. Отклик среди советских евреев был тем сильнее, что в российско-имперской традиции сила ассоциировалась с расширением территории, а слабость - с ее потерей. После победы территория под контролем Израиля расширилась в четыре раза.
Не у всех советских диссидентов дело с национальной идентичностью обстояло так же однозначно, как у Щаранского. Лариса Богораз писала:
"Я понимаю, что у меня есть безусловная генетическая общность с еврейством. Предполагаю, что она сказывается в психическом типе, в способе мышления и деятельности. Но эта общность так же мало помогает мне ощутить свою принадлежность к еврейству, как сходство внешних черт, - видимо, недостает более глубокой - или более общей - общности языка, культуры, истории, традиции; даже, может быть, впечатлений, неосознанно воспринимаемых органами чувств: того, что видит вокруг глаз, слышит ухо, чувствует кожа. По всем этим свойствам я русская. Мне привычны цвет, запах, шелест русской природы, как и русской речи, ритмы русского стиха. Все остальное воспринимается мною как чужое. Даже Крым для меня - экзотика, раздражающая чувства. Даже О. Мандельштам или Бродский для меня не внятны и кажутся не русскими поэтами /как, впрочем, и Маяковский/. Французская история тоже кажется мне экзотической, - а русская затрагивает не только сознание, но и сердце; я ее кожей чувствую. И при всем том - нет, я не русская. Я чужая сегодня в этой стране. Может быть, я не так все это чувствую, но так осязаю; может быть, тут работает тот самый генотип, который, хотя и не помогает мне стать еврейкой, но препятствует общности с так называемым, русским народом?"
https://evreimir.com/91097/bogoraz-po-krovi-ya-chistokrovnaya-evrej/с
Александр Галич в конце концов пришел к православию и крестился у отца Александра Меня, одного из авторов "Вавилонской башни". Но его переход от страха перед массовым геноцидом израильских евреев в "Реквиеме" июня 1967 до " Смеешь выйти на площадь?" августа 1968 несоменно переломился через чудо шестидневной победы.
Для глиняного колосса СССР поражение крышуемых им клиентов с Ближнего Востока, напичканных советским оружием и военными советниками, обернулось нестерпимым унижением. Советские власти разорвали дипломатические отношения с Израилем, заставили сделать то же самое страны "коммунистического блока" и решительно встали на тропу войны с "сионизмом", на которой у них самих сносило крышу.
В выступлении Леонида Брежнева на XXIV съезде КПСС в 1971 обычная сухость неожиданно сменилась поэтическим пафосом:
"Между тем Тель-Авиву следовало бы трезво смотреть на вещи. Неужели правящие круги Израиля надеются, что им удастся закрепить за собой захваченные чужие земли и остаться безнаказанными? Преимущества, полученные завоевателями в результате разбойничьего нападения, в конечном счете призрачны. Они исчезнут, как рассеивается мираж в песках Синая. И чем дольше будет затягиваться достижение политического урегулирования на Ближнем Востоке, тем сильнее будут возмущение мирового общественного мнения, ненависть арабских народов к агрессору и его покровителям, тем больший ущерб нанесут правители Израиля своему народу, своей стране. Советский Союз будет и впредь твердо поддерживать арабских друзей. (Аплодисменты.)"
https://istmat.org/files/uploads/52749/24_sezd._chast_1._1971.pdf
Брежнев не знал, что через 20 лет "как мираж в песках Синая" развеются другие завоевания.
Из заметки в "Красной звезде" в те же дни:
"Здравомыслящие израильтяне перестают наивно верить Голде Меир и начинают понимать, что борьба Советского Союза против израильской агрессии, за политическое урегулирование ближневосточного кризиса отвечает интересам всех народов и государств этого района.
Во всем мире, в том числе и в Израиле, есть люди, которые помнят, что миллионы евреев самим своим существованием обязаны героической Советской Армии, спасшей их от тотального уничтожения гитлеровским фашизмом. Эти люди, как и вся прогрессивная мировая общественность, с презрением отвергают сионистскую клевету о Советском Союзе. Известный израильский общественный деятель Яков Рифтин воскликнул на собрании сторонников мира в Тель-Авиве: «Что останется от антисоветских демонстраций? Ничего! А имя Советского Союза навеки вписано в историю евреев!»"
https://litvek.com/book-read/463016-kniga-g-borisov-antikommunizm-i-antisovetizm-professiya-sionistov-sbornik-chitat-online?p=17
Как сталоизвестно позже благодаря архиву Митрохина, упомянутый Яков Рифтин был завербованным агентом КГБ.
В 1950 году КГБ развернул в Израиле операцию «Трест» по массированной вербовке новых агентов, на сей раз нацелившись на деятелей входившей в правительство леворадикальной партии МАПАМ. В ходе этой операции был завербован Яков Рифтин, избиравшийся депутатом с 1949 по 1965 годы и периодически входивший в состав комиссии по иностранным делам и обороне. Если верить данным архива Митрохина, Рифтин регулярно передавал в советское посольство документы, включая и обозначенные грифом «Совершенно секретно» и «Особо секретно».
https://kstati.net/bitvy-shpionov-i-razvedchikov/
Поражение СССР, как и других исторических империй, обломавших зубы о еврейский народ, было обусловено тем, что внутри пространства страха, на котором держалась империя, внезапно оброзовались анклавы из людей, на которых этот страх плохо распространялся, потому что они чувствовали себя частью сообщества. Среди них были перекрывающиеся множества евреев-отказников, рвавшихся в эмиграцию, и ученых, которые, подобно Сахарову, чувствовали себя частью сообщества всего мира.
Незадолго до XXIV съезда в Брюсселе состоялась международная конференция, посвященная судьбе советских евреев.
"We, assembled in this conference, commit ourselves by unceasing effort to insure that the plight of Soviet Jewry is kept before the conscience of the world until the justice of their cause prevails.
We will continue to mobilize the energies of all Jewish communities. We will work through the parliaments and governments of our countries, through United Nations and other international bodies, and through every agency of public opinion.
We will not rest until the Jews of Soviet Union are free to choose their own destiny.
Let my people go!"
https://www.nytimes.com/1971/02/26/archives/brussels-declaration-on-soviet-jews.html
Натан Щаранский:
"Я и многие в моем поколении были совершенно ассимилированными, оторванными от культуры, от народа, от традиций, от государства Израиля евреями. И благодаря Шестидневной войне мы вдруг обнаружили, что есть государство, которое борется за свою свободу и за наше достоинство. Эта победа повлияла невероятным образом на отношения всего мира и окружающих нас даже антисемитов. Вернула нам чувство достоинства. После этой войны начался наш путь назад, домой - в Израиль. И наконец, для Советского Союза, это мало кто понял, означало начало конца советской империи. Потому что именно благодаря толчку, который дала эта война, многие советские граждане, советские евреи впервые осмелились стать по существу диссидентами, сказать: мы не хотим жить в этой стране. И когда постепенно началось движение, сто тысяч, двести тысяч человек выходят из-под контроля системы, когда начинается мировое движение солидарности с этими людьми, Советский Союз в конце концов через много лет был вынужден начать делать уступки, терять контроль над своими гражданами. И как только теряешь контроль даже над небольшой частью своих граждан, система разваливается. Таким образом прорыв израильских солдат в Старый город в Иерусалиме в этой войне означал, как ни странно, прорыв и «железного занавеса». И как только в «железном занавесе» оказалась дырка, этот режим был обречен на поражение."
https://www.svoboda.org/a/400835.html
Лорд Сакс обращал внимание на то, что Библия различает два вида врагов. Египтяне держали евреев в рабстве и чуть не подвергли их геноциду, вырезав всех младенцев. Но Моисей завещал не обижать египтян. Амалекитяне напали на евреев только однажды и были разгромлены в бою. Но оказались прокляты вовеки веков, а имя Амелека превратилось в символ абсолютного зла. В чем разница? Сакс объясняет, что египтяне боялись евреев из-за их силы, в то время как амеликяне напали на евреев, воспользовавшись их слабостью. Их ненависть была иррациональной. Такая ненависть не проходит сама по себе и может быть преодолена только через полный разгром.
We are commanded not to hate Egypt, but never to forget Amalek. Why the difference? The simplest answer is to recall the Rabbis’ statement in The Ethics of the Fathers: “If love depends on a specific cause, when the cause ends, so does the love. If love does not depend on a specific cause, then it never ends.” The same applies to hate. When hate depends on a specific cause, it ends once the cause disappears. Causeless, baseless hate lasts forever.
The Egyptians oppressed the Israelites because, in Pharaoh’s words, “The Israelites are becoming too numerous and strong for us” (Ex. 1:9). Their hate, in other words, came from fear. It was not irrational. The Egyptians had been attacked and conquered before by a foreign group known as the Hyksos, and the memory of that period was still acute and painful. The Amalekites, however, were not being threatened by the Israelites. They attacked a people who were “weary and worn out,” specifically those who were “lagging behind.” In short: The Egyptians feared the Israelites because they were strong. The Amalekites attacked the Israelites because they were weak.
In today’s terminology, the Egyptians were rational actors, the Amalekites were not. With rational actors there can be negotiated peace. People engaged in conflict eventually realise that they are not only destroying their enemies: they are destroying themselves. That is what Pharaoh’s advisers said to him after seven plagues: “Do you not yet realise that Egypt is ruined?” (Ex. 10:7). There comes a point at which rational actors understand that the pursuit of self-interest has become self-destructive, and they learn to co-operate.
It is not so, however, with non-rational actors. Emil Fackenheim, one of the great post-Holocaust theologians, noted that towards the end of the Second World War the Germans diverted trains carrying supplies to their own army, in order to transport Jews to the extermination camps. So driven were they by hatred that they were prepared to put their own victory at risk in order to carry out the systematic murder of the Jews of Europe. This was, he said, evil for evil’s sake.
https://www.rabbisacks.org/covenant-conversation/beshallach/the-face-of-evil/
Иррациональность антисемитизма в первом российском рейхе привела к тому, что ради него империя пожертвовала торговым договором с Америкой. Иррациональнсость антисемитизма во втором рейхе привела к похожей жертве ради отказа в свободе эмиграции.
Mr. Shultz told reporters later that during his talks with Mr. Brezhnev on prospects for Soviet‐American trade, he had outlined the “practical realities” of American politics. By this, other well‐placed informants said, Mr. Shultz meant that he had explained, that the Nixon Administration's intended proposals of tariff concessions and Government‐guaranteed credits for the Soviet Union stood no chance of passage in the United States Congress unless the Kremlin took some action to ease restrictions on Jewish emigration. <...>
The Soviet Union is interested in getting up to $3‐billion in American credits to help finance development of huge natural gas deposits in west Siberia and also seeks most‐favored nation status from Washington -or equal tariff treatment with other nations-to make its exports more competitive in the American market.
The Nixon Adininistration has come out in support of such moves in principle, though reserving final judgment on the gas deal, and has argued that trade and Jewish emigration in the Soviet Union are separate issues. But it has been unable to sway Congress.
https://www.nytimes.com/1973/03/22/archives/soviet-implies-it-has-ended-exit-fees-soviet-implies-that-it-has.html
Tретий рейх ныне не упускает возможность доказать собственную иррациональность и присоединиться к своим предшественникам - продолжателям дела Амалека.