исповедь, осознанно "неподзамочная"...
«Жестокое, но прекрасное прошлое. Состоявшись однажды, оно хранится в неведомом месте. И вдруг зовет к себе на свидание - едва заметным жестом или сходством на фотографии. И нельзя не пойти». Николай Боков «Зона ответа».
Зовет и еще как, последнее время строчкой, словом, названием - прочитанными в понравившейся книге…
первый класс, мешочек с чернильницей на привязи у портфеля, драгоценные перья номер 11, косы, банты, воротнички-переднички… не все дни первого школьного года запомнились ясно, но вот один из них врезался в память намертво и не отпускает до сих пор. Однажды я решила «пофорсить» и кроме необходимых школьных принадлежностей захватила с собой огромные и, соответственно размеру, несказанной красоты клипсы моей старшей сестры. Наша разница с ней, на момент моего «первоклассного» существования расстоянием в 13 лет, ощущалась мной с особой силой, с какой-то болезненной завистью. Татьяна тогда уже была студенткой Минской консерватории, превосходно «лабала» на нашем старинном концертном пианино от Шредера джаз, домой к нам зачастили сокурсники-ухажеры-просто-сочувствующие, подобострастно задаривающие меня шоколадками и конфетами. Татьяна была ну очень хороша собой, главное, у нее были потрясающие туфли-шпильки, юбки-бочонки и куча разных украшений в виде бус и клипсов. Жить рядом с такой этуалью и не попробовать влезть в эту роскошную жизнь было выше моих сил! Вот у этой фифы-старшей-сестрички-мегеры я взяла-поносить-на-немножко черные агатовые клипсы (правда красивые были). Но ведь этот шедевр ювелирного искусства нужно было вывести «в свет», показать подружкам в школе, то есть устроить им достойное дефиле - а где же ещё, как не в школе, в нашем 1 «А». Я и сейчас не знаю почему я это сделала…наверно очень хотелось чтобы «несказанную красоту» на моих ушах, обязательно во время урока - как на сцене - увидели все… Правда, до этого момента, я уже «понашивала» дома Татьянины шпильки - но это ж дома, пока никто не видит, да и выволочка за сломанный каблук постоянно маячила и отравляла удовольствие. А тут клипсы - простенько и со вкусом - и каблуки у шпилек целы.
И вот идет урок, уже не помню арифметики или чтения, кажется арифметики, моя первая-учительница-НинаИвановна-просто-ведьма-ненавистная вызывает меня отвечать с места. Я опускаюсь под парту, надеваю злосчастные клипсы и встаю во весь рост, чтобы ответить урок. Вижу как меняется бледнея и искажаясь маской предельного возмущения лицо училки. Злобный окрик: сними сейчас же! Дальше провал, ничего не осталось в голове: как пропесочивали в школе, как родителям сообщали. Помню только как меня родители, предварительно уложив физиономией в пол в коридоре между сапльней и кухней, несчадно выпороли по голой заднице настоящими розгами. Вот такое «дефиле» получилось. Подозреваю что это обстоятельство, не боль - а чудовищное унижение, сказалось на мне не лучшим образом и очень быстро и четко выстроило высоченный забор между мной и родителями, между «я» - «они» все остальные, между «я» - весь этот чуждый-враждебный-мир, несущий не понимание, а унижение…
Папе я простила участие в этой постыдной экзекуции почти сражу же, а вот маме…маме… Ей, как инициатору и вдохновителю столь впечатляющего воспитательного процесса - впечатляющего неадекватностью наказания совершенному преступлению, ей простить так и не смогла… как ни старалась, не простила до сих пор… не могу, не получается, я очень стараюсь, но не могу… а может простила а забыть не могу…. Мамочка, прости меня, Царствия тебе Небесного!
В итоге я лишилась ощущения материнской любви и тепла на всю мою оставшуюся жизнь. Верить, что мама меня любит, отныне было невозможно. Это неверие сублимировалось в дальнейшем в непреходящий детский страх перед ней, позднее, особенно в студенческие годы и далее страх переплавился в почти-ненависть-и-полное-неприятие во всем. Еще позднее, и этому способствовал мой отъезд на ПМЖ в Москву, все заместило чувство долга и сочувствие сединам, еще позднее - глубокое сочувствие ее старости и немощи, физической - по силе характера это был настоящий Лев до последнего вздоха.
Папу любила всегда и люблю до сих пор. Его нет с нами уже 21 год, но я постоянно ощущаю его любовь, его присутствие и его помощь. Я разговариваю с ним, пишу ему письма и точно знаю - он всегда рядом и очень нас с Катюхой любит.
Обстоятельства заставили меня, если не разобрать совсем, то заменить на прозрачный штакетник тот забор внутри меня. Совсем его не уничтожила даже прожитая жизнь.
Эту реальную историю своей жизни я рассказала впервые - никто из моих друзей, знакомых, приятелей и мужей никогда не слышал. Никто, кроме моей сестры Татьяны и моей дочери Катюши до сего дня об этом не знает. Скорее всего, это попытка соборной исповеди перед всем миром с целью освободиться - по причине ощущения, что забор не разрушился до сих пор… и еще - я, наконец, совсем хочу освободиться от этого детского кошмара : сегодня видела во сне маму!...
Александра В. (с)
Цитата как послесловие:
««Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, а кто любит, тот с детства наказывает его» (Прит. 13:25); «Гневливый пусть терпит наказание потому, что, если пощадишь его, придется тебе еще больше наказывать его» (Прит.19:18,19); «Наказывай сына твоего, и он даст тебе покой и доставит радость душе твоей»(Прит.29:17).
- Не смешите! - восстают против приверженцев кнута сторонники пряника. - Где Вы в Библии читали, что Бог-отец гоняется за Иисусом, схватив ремень или розгу? Один невежда неправильно Священное писание толкует, другой невежда применяет это на своем ребенке. Действительно, если прочтете притчу 13:25 на иврите, Вы увидите словосочетание «мусар йатиф» - «проповедовать мораль», т.е. наставлять ребенка, а не наказывать его физически. А «наказывай сына» в оригинале звучит, как «иасер эт бинха», что значит «ограничивай, лишай удовольствий» и только…»
Источник : http://www.myjane.ru/articles/text/?id=3650