Покурим?
Оригинал взят у sol_tat в Покурим?
А ещё за что люблю Нью-Йорк (помимо всего прочего) - там процветает культура "стрельнуть сигарету". Чешет явная топ-манагерша, в шанель, с биркин и в кедах (туфли в офисе, под столом) - за ней пыхтит задатая чёрная (о, эти бугристые чёрные жопы! Это корабли! Это Квин Мэрри и Спирит Оушн, а не задницы, это совершенно отдельная, величественная форма жизни, едва прикрытая от мира лосинами размера ХХХХХХХХХХХL, славься, чёрная корма, не будь тебя, как не впасть в отчаяние при виде тощей белой попки!)
- дай сигаретку, подруга!
- у самой последняя!
На правах туриста щедро делюсь с Чёрной Жопой сигареткой. Всё равно у меня никогда биркин не будет.
Мексы вокруг ограждений ремонтируемого Бэттери-парка.
- сигареткой угостите?
- а сфоткать вас можно?
Жизнерадостно смотрит в мыльницу. Артистически повисает на заборе. Да на тебе две!
- вау, мэм! Вы мой герой! Храни вас дева Мария, покровительница всех курильщиков!
Манхэттен вечером пятницы. Вы полагаете их манагеры среднего звена чем-то отличаются от наших? Манхеттен вечером пятницы. Притуляюсь до наружного подоконника кабака. Толпа перекуривает со стаканчиками кофе, с шатами бухла (нет, таки отличаются! Наши парой шатов так не нагребутся, у наших и выстрел должен быть долгим, как заунывная песнь под поллитру). Красивейшая индуска с белым ординарным бойфрендом.
- можно сигаретку?
- хиаюа!
- а две можно?
- да бери!
Красиво окунается Михалычу в заскорузлые констракторские ладони. Распыхивает, сияя в него бесподобным каштановым глазом. Другим косится на бойфренда. Мол, я не блядствую, я жертвую собой ради тебя! Белый бойфренд прикуривает от неё. Сигареты мира. Хрупкий папиросно-бумажный мостик между русским, индуской и англосаксом. Духовная групповуха. Интимнейший свальный акт. Ноосфера оргазмирует, над Манхэттеном ярче сияют звёзды.
Художник. Нет, он не художник. Просто рисует у Централ-парка. По выходным. Скучно на пенсии. Да и курить охота, а жена - борцунья.
- хотите сигаретку?
- а можно?
- да ну шо вы прям! Да ну шо за ёпвашумать! Нужно!
Берёт сигаретку трепетно. Перетирает между пальцами. Прелюдия для него важнее совокупления.
- с вас двадцать пять долларов.
- вы же объявляли пятьдесят.
- это было до нашего перекура.
Нашего!
Барменша в кубинском ресторане. Жадно обнюхивает нас, провонявших табачищем.
- везёт вам! А я до конца смены и не выйду!
Бодяжит такой коктейль-стронг, что всем стронгам-стронг! От души. По русски.
Кроме чаевых оставляем пачку сигарет. Прыгает. Хлопает в ладоши. Притаскивает стронг "от заведения". Догоняет меня с ним. Кажется тут уже нативный ром.
Скамейка с видом на Истривер. Полночь. Воровски оглядываясь, дуем из пакета и перекуриваем по матроски. Бегун в красных спортивных труселях. Идеально высушенное тело. Ну, блядь, сейчас начнётся! Позднеосенний голый атлет - беспездовый поборник.
- гайз, можно сигаретку?
Молча даём. Среднетяжёлый ахуй.
- гайз, а две можно? Я уже на две набегал!
Засовывает за уши. Обе-две. За оба-два уха. Наматывает ещё туда-сюда, каждый раз салютуя нам сжатыми в замок ладонями. Упрёт домой и выкурит под кофий. Или под чего покрепче. Смотря на что набегает.
Три часа a.m. Заваливаемся в приличный манхэттенский кооператив. Дормен жадно втягивает клювом набуханно-прокуренных нас.
- да идём, покурим-ка! Расслабься! В такой приличный дом никто ночью, кроме двух русских опездолов не ввалится!
Девчонка в аэропорту. Плачет. Кого-то проводила. Захлёбывается. Рыдает. Подходит к нам, утирая сопли.
- можно попросить у вас сигарету? Я бросила, но...
Протягиваю пачку.
- берите! Берите-берите! Берите всю!
Глаза сквозь слёзы сияют бриллиантами.
- правда? Вы что! Она же стоит семнадцать долларов!
- да и ебать-колотить!
Смеёмся. Она заучивает "йебать-колотьить".
- а что это значит?
- это значит: I don't know what will happen next, but I do know what would make me happy!
- риалли?!
- без пизды! Бля буду!
Лощённый чёрный в бежевом пальто. И в туфлях в мой годовой доход. В правой руке сигаретка. Он её вот только стрельнул у пробегающего хипстерского шпынька. Властно стрельнул. Теперь к правой руке сигаретка. В левой - огнетушитель. Здоровенный. Какположенный красный огнетушитель. Чёрное до ебёновости лицо красивое, чеканное, надменное. Наверное пожарная инспекция, а офисным долбоёбам ничего доверить нельзя! И вот он вынужден выйти сам! И сам купит этот ёбанный огнетушитель! Блядь, денег все хотят! А работать и факинг-думать - никто, блядь!
Старушка выныривающая в уютный уголочек между небоскрёбами-небоскрёбами. Садится рядом со мной на скамейку. Я уже курю. Ну и она - под прикрытием. Суматошно роется в крохотной сумочке. В эдакой пёёёрс. Туда не поместится даже пудренница, но она копошится в ней, как в бездонном сидоре. Мы узнаём своих по мозговым волнам. Протягиваю ей зубато- распахнутую в приветственной улыбке пачку. Берёт, как старенькая маленькая собачка вкусняшку - осторожно и благодарно.
- вот и скажите мне, что это за!.. В родном городе мы уже не можем покурить! - искательно смотрит мне в глаза.
Я только niddle-noddle. Ей же нужно родное мнение. А я себя выдам, если вслух. Потому киваю-трясусь. В знак согласия и от переполняемой меня жизнерадостной щенячье-пизданутой весёлости. Кликаю-фликаю пут-аутером.
Она наклоняется к огоньку и жадно затягивается, просияв.
Солидный мен, перекуривающий вместе с нами - на сей раз свою, бай оунер, - в одном из городских сквериков под знаком ноу смокинг. Сперва держит сигаретку в кулачке. Солдатско-зековская повадка не гармонирует с его пальто и шузами.
- сперва все охуели. А потом всем стало похуй! - говорит он нам.
В творческом переводе, к коему испытываю страсть.
И мы втроём палим вольно и свободно. Дважды! Потому что он хочет, чтобы мы попробовали его сигареты. Именно эту марку он курит уже много лет! А не это ваше говно-лайт!
Давимся крепчайшим табаком, пыхтим в рассветное небо. Пять утра. Манхэттен никогда не спит, но пока ещё дремлют блюстительницы с собачонками.
- это Нью-Йорк, гайз!
- ну так ебать-колотить!
А ещё за что люблю Нью-Йорк (помимо всего прочего) - там процветает культура "стрельнуть сигарету". Чешет явная топ-манагерша, в шанель, с биркин и в кедах (туфли в офисе, под столом) - за ней пыхтит задатая чёрная (о, эти бугристые чёрные жопы! Это корабли! Это Квин Мэрри и Спирит Оушн, а не задницы, это совершенно отдельная, величественная форма жизни, едва прикрытая от мира лосинами размера ХХХХХХХХХХХL, славься, чёрная корма, не будь тебя, как не впасть в отчаяние при виде тощей белой попки!)
- дай сигаретку, подруга!
- у самой последняя!
На правах туриста щедро делюсь с Чёрной Жопой сигареткой. Всё равно у меня никогда биркин не будет.
Мексы вокруг ограждений ремонтируемого Бэттери-парка.
- сигареткой угостите?
- а сфоткать вас можно?
Жизнерадостно смотрит в мыльницу. Артистически повисает на заборе. Да на тебе две!
- вау, мэм! Вы мой герой! Храни вас дева Мария, покровительница всех курильщиков!
Манхэттен вечером пятницы. Вы полагаете их манагеры среднего звена чем-то отличаются от наших? Манхеттен вечером пятницы. Притуляюсь до наружного подоконника кабака. Толпа перекуривает со стаканчиками кофе, с шатами бухла (нет, таки отличаются! Наши парой шатов так не нагребутся, у наших и выстрел должен быть долгим, как заунывная песнь под поллитру). Красивейшая индуска с белым ординарным бойфрендом.
- можно сигаретку?
- хиаюа!
- а две можно?
- да бери!
Красиво окунается Михалычу в заскорузлые констракторские ладони. Распыхивает, сияя в него бесподобным каштановым глазом. Другим косится на бойфренда. Мол, я не блядствую, я жертвую собой ради тебя! Белый бойфренд прикуривает от неё. Сигареты мира. Хрупкий папиросно-бумажный мостик между русским, индуской и англосаксом. Духовная групповуха. Интимнейший свальный акт. Ноосфера оргазмирует, над Манхэттеном ярче сияют звёзды.
Художник. Нет, он не художник. Просто рисует у Централ-парка. По выходным. Скучно на пенсии. Да и курить охота, а жена - борцунья.
- хотите сигаретку?
- а можно?
- да ну шо вы прям! Да ну шо за ёпвашумать! Нужно!
Берёт сигаретку трепетно. Перетирает между пальцами. Прелюдия для него важнее совокупления.
- с вас двадцать пять долларов.
- вы же объявляли пятьдесят.
- это было до нашего перекура.
Нашего!
Барменша в кубинском ресторане. Жадно обнюхивает нас, провонявших табачищем.
- везёт вам! А я до конца смены и не выйду!
Бодяжит такой коктейль-стронг, что всем стронгам-стронг! От души. По русски.
Кроме чаевых оставляем пачку сигарет. Прыгает. Хлопает в ладоши. Притаскивает стронг "от заведения". Догоняет меня с ним. Кажется тут уже нативный ром.
Скамейка с видом на Истривер. Полночь. Воровски оглядываясь, дуем из пакета и перекуриваем по матроски. Бегун в красных спортивных труселях. Идеально высушенное тело. Ну, блядь, сейчас начнётся! Позднеосенний голый атлет - беспездовый поборник.
- гайз, можно сигаретку?
Молча даём. Среднетяжёлый ахуй.
- гайз, а две можно? Я уже на две набегал!
Засовывает за уши. Обе-две. За оба-два уха. Наматывает ещё туда-сюда, каждый раз салютуя нам сжатыми в замок ладонями. Упрёт домой и выкурит под кофий. Или под чего покрепче. Смотря на что набегает.
Три часа a.m. Заваливаемся в приличный манхэттенский кооператив. Дормен жадно втягивает клювом набуханно-прокуренных нас.
- да идём, покурим-ка! Расслабься! В такой приличный дом никто ночью, кроме двух русских опездолов не ввалится!
Девчонка в аэропорту. Плачет. Кого-то проводила. Захлёбывается. Рыдает. Подходит к нам, утирая сопли.
- можно попросить у вас сигарету? Я бросила, но...
Протягиваю пачку.
- берите! Берите-берите! Берите всю!
Глаза сквозь слёзы сияют бриллиантами.
- правда? Вы что! Она же стоит семнадцать долларов!
- да и ебать-колотить!
Смеёмся. Она заучивает "йебать-колотьить".
- а что это значит?
- это значит: I don't know what will happen next, but I do know what would make me happy!
- риалли?!
- без пизды! Бля буду!
Лощённый чёрный в бежевом пальто. И в туфлях в мой годовой доход. В правой руке сигаретка. Он её вот только стрельнул у пробегающего хипстерского шпынька. Властно стрельнул. Теперь к правой руке сигаретка. В левой - огнетушитель. Здоровенный. Какположенный красный огнетушитель. Чёрное до ебёновости лицо красивое, чеканное, надменное. Наверное пожарная инспекция, а офисным долбоёбам ничего доверить нельзя! И вот он вынужден выйти сам! И сам купит этот ёбанный огнетушитель! Блядь, денег все хотят! А работать и факинг-думать - никто, блядь!
Старушка выныривающая в уютный уголочек между небоскрёбами-небоскрёбами. Садится рядом со мной на скамейку. Я уже курю. Ну и она - под прикрытием. Суматошно роется в крохотной сумочке. В эдакой пёёёрс. Туда не поместится даже пудренница, но она копошится в ней, как в бездонном сидоре. Мы узнаём своих по мозговым волнам. Протягиваю ей зубато- распахнутую в приветственной улыбке пачку. Берёт, как старенькая маленькая собачка вкусняшку - осторожно и благодарно.
- вот и скажите мне, что это за!.. В родном городе мы уже не можем покурить! - искательно смотрит мне в глаза.
Я только niddle-noddle. Ей же нужно родное мнение. А я себя выдам, если вслух. Потому киваю-трясусь. В знак согласия и от переполняемой меня жизнерадостной щенячье-пизданутой весёлости. Кликаю-фликаю пут-аутером.
Она наклоняется к огоньку и жадно затягивается, просияв.
Солидный мен, перекуривающий вместе с нами - на сей раз свою, бай оунер, - в одном из городских сквериков под знаком ноу смокинг. Сперва держит сигаретку в кулачке. Солдатско-зековская повадка не гармонирует с его пальто и шузами.
- сперва все охуели. А потом всем стало похуй! - говорит он нам.
В творческом переводе, к коему испытываю страсть.
И мы втроём палим вольно и свободно. Дважды! Потому что он хочет, чтобы мы попробовали его сигареты. Именно эту марку он курит уже много лет! А не это ваше говно-лайт!
Давимся крепчайшим табаком, пыхтим в рассветное небо. Пять утра. Манхэттен никогда не спит, но пока ещё дремлют блюстительницы с собачонками.
- это Нью-Йорк, гайз!
- ну так ебать-колотить!