Флэшмоб: 1985 год
Условия: каждый, кто хочет описать какой-нибудь свой год, оставляет комментарий к этой записи, получает от меня год для описания и описывает в своём жжурнале именно его. Присоединяйтесь!
В этом посте я описываю полученный тут 1985-й.
В 1985 году процесс получения мной высшего образования вошёл в заключительную фазу: в весеннем семестре я проходил преддипломную практику, а в осеннем - писал диплом. В феврале этого года я сдал один из двух предусмотренных учебным планом госэкзаменов - по научному коммунизму. (Другой был сдан ещё в 1983 году, по окончании военной кафедры.) Генсеком в это время был Черненко, и каждый экзаменующийся должен был назубок знать, чем обогатил научную коммунистическую мысль этот видный деятель. Тот шедевр я до сих пор помню наизусть. Научное открытие товарища Черненко заключалось в выявлении того факта, что советское общество находится "в начале исторически длительного периода совершенствования развитого социализма". Несмотря на мои чёткие и глубокие познания в этом вопросе, на экзамене я получил четвёрку. Ну не давались мне общественные науки в их коммунистическом воплощении! По всем трём вопросам билета я вроде бы довольно уверенно лил положенную в этом предмете воду, но экзаменатор попался въедливый и по одному из вопросов (про Программу мира) вдруг потребовал конкретики - мол, раз это Программа, то там должно быть перечислено по пунктам: сделать то-то, то-то и сё-то. Я попробовал было отвертеться дальнейшим излиянием воды, но был решительно остановлен: нет, давайте по пунктам - раз Программа, должны быть пункты. Я погрузился в несколько недоумённую паузу и был отправлен восвояси с четырьмя баллами в зачётке.
А уже в марте у нас опять появился новый генсек. Ситуация становилась абсурдной: дошло до того, что преимущественной реакцией на смерть лидера сверхдержавы становился... смех. Из анекдота тех времён: "- Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер!.."
Как и после двух предыдущих смертей, я включал ВЭФ и слушал "голоса" - ощущалась острая потребность в информации, которую советские СМИ дать не могли. И хорошо помню, что, как и в двух предыдущих случаях, там имя преемника называли сразу же очень чётко и точно. Поэтому впоследствии меня немало удивляли начавшие появляться несколько лет спустя сообщения участников тех событий (в частности, Лигачёва) о том, как сложно решался на Политбюро вопрос о выборе между Гришиным, Романовым и Горбачёвым в пользу последнего: какие уж тут "сложности", если "Голос Америки" и "Свобода" буквально через час после появления сообщения о смерти Черненко уверенно предсказывали, что новым генсеком будет именно Горбачёв!..
Я к появлению нового лидера партии и государства отнёсся спокойно-рутинно и никаких особых ожиданий с его приходом к власти не связывал. И хотя сам Горби чисто внешне производил впечатление вполне благоприятное (в отличие от трёх предыдущих мёртвых генсеков этот был - живой), был подвижен и обаятелен, ходил "в народ", умел говорить без бумажки, объявленная им на апрельском Пленуме ЦК программа "ускорения и перестройки" не произвела на меня ровным счётом никакого впечатления: это всё звучало очередными пустыми лозунгами, не имевшими под собой реального содержания. Атмосфера в стране ощущалась мною безнадёжно затхлой, и единственным возможным для себя путём самореализации я продолжал видеть кинорежиссуру (по окончании МИФИ и положенной трёхгодичной отработки по полученной специальности я собирался поступать на высшие режиссёрские курсы).
Пока же я проходил практику на родной 12-й кафедре у профессора (и по совместительству председателя Футбольной коллегии судей) Владимира Ивановича Зуева. Он присмотрел меня ещё в прошлом семестре, когда замещал на практическом занятии по процессорам ЭВМ нашего заболевшего основного препода. Чем уж я ему тогда приглянулся - до сих пор ума не приложу, однако он потом и на экзамене меня к себе вызвал, особо не слушая, поставил пятёрку, и при распределении на преддипломную практику и диплом записал меня к себе. Я не возражал. Владимир Иваныч был мужик неплохой, к тому же всё время пропадал в футбольных эмпиреях - общественная работа отнимала у него куда больше времени, чем основная, - препоручив руководство мною инженеру Грише Новикову, с которым у меня быстро наладился полный контакт. Всю практику я сначала разрабатывал, потом паял, потом отлаживал схему управления запоминающим устройством на цилиндрических магнитных доменах (в западной терминологии magnetic bubbles). Сколько, однако, я над ней ни бился - она, зараза, так и не заработала. Придумал я всё вроде бы правильно, нарисовал тоже, спаял как нарисовал - а не работает... Так что та подлая железяка жестоко разочаровала профессора Зуева, ожидавшего от меня невесть чего и влепившего мне в конце концов по практике четыре балла за обманутые ожидания.
Так что диплом я предусмотрительно решил писать не по железу, а по софту. Несчастную эту программу я отлаживал всю осень и всю зиму, таская колоды перфокарт в институтский вычислительный центр на супермашину ЕС 1033, исправляя неимоверные числом ошибки девочек-операторш, получая оттуда километровые простыни листингов с программным кодом и результатами его работы, выуживая вновь и вновь недоисправленные ошибки и вновь и вновь относя пачки перфокарт в ВЦ.
Программу я к защите тоже отладить не успел, но она по крайней мере, в отличие от железяки, в некоторых местах "дышала". Сама защита состоялась уже в следующем, 1986-м, году, а потому тут я про неё рассказывать не буду. :-)
Летом, между практикой и дипломом, я выполнял комсомольскую повинность - пришлось поработать в обслуге Московского международного фестиваля молодёжи и студентов. Наш сборный из разных групп отряд был занят охраной большой автобусной стоянки, под которую был оборудован целый переулок на Каширке. Днём весь этот автобусный парк был задействован на извозе участников и гостей фестиваля по многочисленным фестивальным мероприятиям, а на ночь машины вставали на прикол на нашу стоянку. Соответственно наша охрана заключалась в том, что ночью мы спали в паре отведённых под это автобусов, периодически обходя дозорами охраняемую территорию, а утром разъезжались по домам - отсыпаться от неуютного автобусного сна в привычных уютных постелях. Ничем особенным мне эти дежурства не запомнились. Всё прошло рутинно, без происшествий.
На личном фронте весь год всё у меня развивалось очень бурно - и внезапно закончилось в следующем, 1986-м, полным пшиком.
Несмотря на столь затянувшееся жизнеописание, не могу не рассказать ещё об одном впечатлении. На этот год пришлось одно из самых сильных моих литературных потрясений. Пожалуй, не совру, если оценю это потрясение как второе по силе после "Гамлета", который потряс меня ещё в школьном возрасте и от которого меня продолжает неослабно трясти по сю пору.
В июньском номере журнала "Знание - сила" (который я выписывал с 1981 года) было опубликовано начало свежайшей повести братьев Стругацких "Волны гасят ветер". К тому времени за пять студенческих лет я перечитал у Стругацких практически всё. Кое-что было в нашей домашней библиотеке и прочитано ещё в школе, а всем остальным меня снабдили однокурсники. Мы очень активно обменивались книгами, у кого какие были. А несколько вещей Стругацких ходили в самиздатовских распечатках, в том числе такой раритет, как "Улитка на склоне" и опубликованные только за рубежом "Гадкие лебеди". Фанател я тогда от Стругацких конкретно. И когда, достав из почтового ящика очередной журнальчик, я вдруг обнаружил там начало их совершенно новой вещи, у меня от восторга полностью снесло крышу. Это был единственный раз в моей жизни, когда я читал какое-либо произведение вот так, по мере выхода журнальных выпусков, так сказать, в риэл-тайме. Причём тут надобно отметить, что в силу определённой специфики работы советской почты журналы по подписке приходили ко мне во Фрязино недели на две, а то и на три позже, чем появлялись в московских киосках. Поэтому я с вожделением маньяка каждый следующий месяц пас в "Союзпечати" очередной номер журнальчика (а они, надо сказать, в киосках не залёживались) и жадно прочитывал очередной опубликованный кусок, а некоторое время спустя почта приносила дубликат. В результате читать эту небольшую повестушку мне пришлось почти год: "Знание - сила" растянула публикацию аж до марта 1986-го. До сих пор считаю эту вещь лучшей у братьев.
Вот такой выдался год. Очень даже в целом неплохой.
Напоминаю, что специально для сбора в одно место подобных мемуарчиков я открыл сообщество livehistory, в которое делаю кросс-пост и к которому призываю присоединяться всех участников флэшмоба и тех, кто просто хочет поделиться с народом своими воспоминаниями.
В этом посте я описываю полученный тут 1985-й.
В 1985 году процесс получения мной высшего образования вошёл в заключительную фазу: в весеннем семестре я проходил преддипломную практику, а в осеннем - писал диплом. В феврале этого года я сдал один из двух предусмотренных учебным планом госэкзаменов - по научному коммунизму. (Другой был сдан ещё в 1983 году, по окончании военной кафедры.) Генсеком в это время был Черненко, и каждый экзаменующийся должен был назубок знать, чем обогатил научную коммунистическую мысль этот видный деятель. Тот шедевр я до сих пор помню наизусть. Научное открытие товарища Черненко заключалось в выявлении того факта, что советское общество находится "в начале исторически длительного периода совершенствования развитого социализма". Несмотря на мои чёткие и глубокие познания в этом вопросе, на экзамене я получил четвёрку. Ну не давались мне общественные науки в их коммунистическом воплощении! По всем трём вопросам билета я вроде бы довольно уверенно лил положенную в этом предмете воду, но экзаменатор попался въедливый и по одному из вопросов (про Программу мира) вдруг потребовал конкретики - мол, раз это Программа, то там должно быть перечислено по пунктам: сделать то-то, то-то и сё-то. Я попробовал было отвертеться дальнейшим излиянием воды, но был решительно остановлен: нет, давайте по пунктам - раз Программа, должны быть пункты. Я погрузился в несколько недоумённую паузу и был отправлен восвояси с четырьмя баллами в зачётке.
А уже в марте у нас опять появился новый генсек. Ситуация становилась абсурдной: дошло до того, что преимущественной реакцией на смерть лидера сверхдержавы становился... смех. Из анекдота тех времён: "- Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер!.."
Как и после двух предыдущих смертей, я включал ВЭФ и слушал "голоса" - ощущалась острая потребность в информации, которую советские СМИ дать не могли. И хорошо помню, что, как и в двух предыдущих случаях, там имя преемника называли сразу же очень чётко и точно. Поэтому впоследствии меня немало удивляли начавшие появляться несколько лет спустя сообщения участников тех событий (в частности, Лигачёва) о том, как сложно решался на Политбюро вопрос о выборе между Гришиным, Романовым и Горбачёвым в пользу последнего: какие уж тут "сложности", если "Голос Америки" и "Свобода" буквально через час после появления сообщения о смерти Черненко уверенно предсказывали, что новым генсеком будет именно Горбачёв!..
Я к появлению нового лидера партии и государства отнёсся спокойно-рутинно и никаких особых ожиданий с его приходом к власти не связывал. И хотя сам Горби чисто внешне производил впечатление вполне благоприятное (в отличие от трёх предыдущих мёртвых генсеков этот был - живой), был подвижен и обаятелен, ходил "в народ", умел говорить без бумажки, объявленная им на апрельском Пленуме ЦК программа "ускорения и перестройки" не произвела на меня ровным счётом никакого впечатления: это всё звучало очередными пустыми лозунгами, не имевшими под собой реального содержания. Атмосфера в стране ощущалась мною безнадёжно затхлой, и единственным возможным для себя путём самореализации я продолжал видеть кинорежиссуру (по окончании МИФИ и положенной трёхгодичной отработки по полученной специальности я собирался поступать на высшие режиссёрские курсы).
Пока же я проходил практику на родной 12-й кафедре у профессора (и по совместительству председателя Футбольной коллегии судей) Владимира Ивановича Зуева. Он присмотрел меня ещё в прошлом семестре, когда замещал на практическом занятии по процессорам ЭВМ нашего заболевшего основного препода. Чем уж я ему тогда приглянулся - до сих пор ума не приложу, однако он потом и на экзамене меня к себе вызвал, особо не слушая, поставил пятёрку, и при распределении на преддипломную практику и диплом записал меня к себе. Я не возражал. Владимир Иваныч был мужик неплохой, к тому же всё время пропадал в футбольных эмпиреях - общественная работа отнимала у него куда больше времени, чем основная, - препоручив руководство мною инженеру Грише Новикову, с которым у меня быстро наладился полный контакт. Всю практику я сначала разрабатывал, потом паял, потом отлаживал схему управления запоминающим устройством на цилиндрических магнитных доменах (в западной терминологии magnetic bubbles). Сколько, однако, я над ней ни бился - она, зараза, так и не заработала. Придумал я всё вроде бы правильно, нарисовал тоже, спаял как нарисовал - а не работает... Так что та подлая железяка жестоко разочаровала профессора Зуева, ожидавшего от меня невесть чего и влепившего мне в конце концов по практике четыре балла за обманутые ожидания.
Так что диплом я предусмотрительно решил писать не по железу, а по софту. Несчастную эту программу я отлаживал всю осень и всю зиму, таская колоды перфокарт в институтский вычислительный центр на супермашину ЕС 1033, исправляя неимоверные числом ошибки девочек-операторш, получая оттуда километровые простыни листингов с программным кодом и результатами его работы, выуживая вновь и вновь недоисправленные ошибки и вновь и вновь относя пачки перфокарт в ВЦ.
Программу я к защите тоже отладить не успел, но она по крайней мере, в отличие от железяки, в некоторых местах "дышала". Сама защита состоялась уже в следующем, 1986-м, году, а потому тут я про неё рассказывать не буду. :-)
Летом, между практикой и дипломом, я выполнял комсомольскую повинность - пришлось поработать в обслуге Московского международного фестиваля молодёжи и студентов. Наш сборный из разных групп отряд был занят охраной большой автобусной стоянки, под которую был оборудован целый переулок на Каширке. Днём весь этот автобусный парк был задействован на извозе участников и гостей фестиваля по многочисленным фестивальным мероприятиям, а на ночь машины вставали на прикол на нашу стоянку. Соответственно наша охрана заключалась в том, что ночью мы спали в паре отведённых под это автобусов, периодически обходя дозорами охраняемую территорию, а утром разъезжались по домам - отсыпаться от неуютного автобусного сна в привычных уютных постелях. Ничем особенным мне эти дежурства не запомнились. Всё прошло рутинно, без происшествий.
На личном фронте весь год всё у меня развивалось очень бурно - и внезапно закончилось в следующем, 1986-м, полным пшиком.
Несмотря на столь затянувшееся жизнеописание, не могу не рассказать ещё об одном впечатлении. На этот год пришлось одно из самых сильных моих литературных потрясений. Пожалуй, не совру, если оценю это потрясение как второе по силе после "Гамлета", который потряс меня ещё в школьном возрасте и от которого меня продолжает неослабно трясти по сю пору.
В июньском номере журнала "Знание - сила" (который я выписывал с 1981 года) было опубликовано начало свежайшей повести братьев Стругацких "Волны гасят ветер". К тому времени за пять студенческих лет я перечитал у Стругацких практически всё. Кое-что было в нашей домашней библиотеке и прочитано ещё в школе, а всем остальным меня снабдили однокурсники. Мы очень активно обменивались книгами, у кого какие были. А несколько вещей Стругацких ходили в самиздатовских распечатках, в том числе такой раритет, как "Улитка на склоне" и опубликованные только за рубежом "Гадкие лебеди". Фанател я тогда от Стругацких конкретно. И когда, достав из почтового ящика очередной журнальчик, я вдруг обнаружил там начало их совершенно новой вещи, у меня от восторга полностью снесло крышу. Это был единственный раз в моей жизни, когда я читал какое-либо произведение вот так, по мере выхода журнальных выпусков, так сказать, в риэл-тайме. Причём тут надобно отметить, что в силу определённой специфики работы советской почты журналы по подписке приходили ко мне во Фрязино недели на две, а то и на три позже, чем появлялись в московских киосках. Поэтому я с вожделением маньяка каждый следующий месяц пас в "Союзпечати" очередной номер журнальчика (а они, надо сказать, в киосках не залёживались) и жадно прочитывал очередной опубликованный кусок, а некоторое время спустя почта приносила дубликат. В результате читать эту небольшую повестушку мне пришлось почти год: "Знание - сила" растянула публикацию аж до марта 1986-го. До сих пор считаю эту вещь лучшей у братьев.
Вот такой выдался год. Очень даже в целом неплохой.
Напоминаю, что специально для сбора в одно место подобных мемуарчиков я открыл сообщество livehistory, в которое делаю кросс-пост и к которому призываю присоединяться всех участников флэшмоба и тех, кто просто хочет поделиться с народом своими воспоминаниями.