Критические качества и навыки лиц, принимающих стратегические решения.
С того дня, когда Теспис вошел в драматическую историю и впервые вышел на сцену в качестве персонажа пьесы, древние греки использовали театральные постановки для социальных комментариев, передачи уроков и вдохновения на действия. Эти мероприятия, финансируемые государством, помогли аудитории понять их историю и роль в обществе. Греческое использование драмы пробудило в гражданах трагическое чувство, предупредило их об опасностях, с которыми сталкивается их сообщество, напомнило им об их ответственности перед коллективом и помогло им разработать национальную стратегию.[1]
Ключевым инструментом в этих драмах была символическая характеристика, в которой персонажи на сцене представляли моральные концепции и преподносили желаемые уроки. Сама греческая драма была воплощена в масках, представляющих Мельпомену, музу трагедии, и Талию, музу комедии. Эта концепция характеристики также обеспечивает аллегорическую основу для рассмотрения некоторых важнейших характеристик и навыков, необходимых для стратегов. Стратеги должны обладать способностью примирять и уравновешивать противоположные противоречия, как это представлено Талией и Мельпоменой, заниматься как размышлением о прошлом, так и ожиданием будущего, подобно римскому богу Янусу, подражать созерцательности и проницательности иудео-христианских херувимов и стремиться к целям воплощения Леди Справедливости.
Происходящие из Древней Греции, улыбающиеся и плачущие лица Талии и Мельпомены до сих пор символизируют драму. Эти персонажи, воплощающие комедию и трагедию, представляют противоположности в жизни и напряженность между ними. Хотя лица, принимающие стратегические решения, озабочены проблемами, выходящими далеко за рамки драмы, они должны знать, как уравновесить напряженность, с которой они сталкиваются.
Интеллект, согласно Ф. Скотту Фицджеральду и цитируемому Джоном Льюисом Гэддисом, - это “способность удерживать в уме две противоположные идеи одновременно и при этом сохранять способность функционировать”[2]. Эта концепция одновременного удержания двух идей, независимо от того, являются ли они прямо противоположными или нет, представляет необходимость того, чтобы лица, принимающие стратегические решения, соблюдали баланс. Стратегия - это сложный процесс, включающий в себя ряд элементов в мире, где постоянно присутствуют случайности, неопределенность и двусмысленность.[3] Сложность, присущая стратегическим задачам, ставит перед лицами, принимающими решения, противоречивые приоритеты и проблемы. Стратегический успех требует способности поддерживать равновесие между этими конкурирующими императивами.
Существует множество путей, с помощью которых стратеги могут развить навыки, необходимые для адекватного баланса напряженности. Карл фон Клаузевиц утверждает, что военные лидеры могут получить необходимые знания и навыки благодаря размышлениям, изучению
и опыту.[4] Св. Августин формулирует свои учения как контрольные списки, которые содержат рекомендации, а не предписания.[5] Такая структура позволяет тем, кто ее использует, реагировать на меняющиеся обстоятельства и чувствовать себя комфортно с противоречиями.
Лица, принимающие стратегические решения, должны уравновесить напряженность, присущую их собственному сознанию. Им также необходимо устранить структурную напряженность в рамках процесса принятия стратегических решений. Поскольку стратегия - это “согласование потенциально неограниченных устремлений с обязательно ограниченными возможностями”, стратеги должны уметь находить баланс между конкурирующими целями и требованиями.[6]
Определение приоритетов среди различных устремлений и надлежащее управление всеми инструментами национальной власти - это упражнение в балансировании напряженности.[7] Дополнительная напряженность возникает из-за противоположных желаний и мотиваций отдельных лиц в аппарате принятия решений. Каждый участник структуры принятия решений, будь то индивидуальный или коллективный, имеет свои собственные цели, задачи и мотивы.
Следовательно, лица, принимающие стратегические решения, должны сбалансировать эти часто противоречивые приоритеты, чтобы прийти к единому выбору. Эти решения, скорее всего, будут результатом политических переговоров и не соответствуют желаниям какого-либо конкретного игрока.[8] Решение президента Барака Обамы вмешаться в Ливию, хотя и в ограниченной роли, продемонстрировало один из таких примеров принятия политических решений. Различные рекомендации, а также потенциальные политические и финансовые издержки привели к компромиссу, который не полностью отражал желания какой-либо конкретной стороны, но в конечном итоге это было успешное стратегическое вмешательство.[9] Из-за сложности, присущей стратегическому выбору, способность уравновешивать как индивидуальные, так и групповые противоречия, включая те, которые находятся в прямой оппозиции друг к другу, является критическим требованием для лиц, принимающих стратегические решения.
Талия и Мельпомена - два разных персонажа, олицетворяющих противоположные трения. В отличие от этого, римский бог Янус - это единый персонаж с двумя лицами, одно из которых смотрит вперед, а другое назад. Лица, принимающие стратегические решения, должны точно так же смотреть как вперед, так и назад; им нужна способность надлежащим образом размышлять о прошлом и прогнозировать будущее. Стратеги обычно обращаются к историческим аналогиям, когда сталкиваются с трудными ситуациями, но они часто извлекают неправильные уроки и, следовательно, принимают неверные решения.[10]
Аналогии позволяют сократить путь, но они скрывают аспекты настоящего, которые могут отличаться от прошлого.[11] При рассмотрении вопроса об американском вмешательстве во Вьетнам президент Линдон Джонсон использовал связи с мюнхенскими переговорами 1938 года и Корейской войной для принятия своих решений. Однако эти события не совсем точно отражали текущую ситуацию, и вместо этого поражение французов при Дьенбьенфу, возможно, было более подходящей исторической аналогией.[12]
Ретроспективный взгляд может повлиять на суждения и принятие решений.[13] Оглядываясь назад, лица, принимающие решения, склонны к предвзятости в отношении результатов и могут судить о прошлых решениях не по качеству решения, а по желательности результата. Это проявляется в убеждении, что чиновники в администрации Джорджа У. Администрация Буша должна была предвидеть и предотвратить нападения 1 сентября. Из-за эмоционального желания избежать травм от нападения, ретроспектива заставила наблюдателей указывать на отчеты разведки, предшествовавшие событию, как на неопровержимое доказательство его надвигающегося наступления.[14]
Лицам, принимающим стратегические решения, необходимо сопоставлять уроки, которые они извлекают из истории, с пониманием подводных камней аналогий. Для этого Ен Фунг Хонг рекомендует использовать аналогии, уроки которых кажутся более двусмысленными. Это заставляет лиц, принимающих решения, дополнять свои ответы другими и искать несколько релевантных событий в прошлом, а не полагаться исключительно на один исторический случай.[15] Колин Грей предполагает, что исторические аналогии полезны стратегам до тех пор, пока они подходят к анализу прошлого на разных уровнях.[16] Рассматривая аналогию на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях и делая конкретные выводы из каждого слоя, лица, принимающие решения, могут избежать некоторых ловушек неправильного применения исторической аналогии.
В дополнение к историческим аналогиям стратеги могут использовать свой собственный опыт для обоснования своих стратегий на уроках прошлого. Это также может быть сопряжено с трудностями. Личный опыт часто оказывает слишком большое влияние на предрасположенности человека. Влияние, которое прошлое событие оказало на лицо, принимающее решения, повлияет на вероятность того, что они попытаются применить это событие к своей текущей ситуации. Если, например, событие было особенно травмирующим или привлекло к человеку значительное внимание, оно будет иметь более тяжелый вес в их сознании.[17] Непосредственный опыт также способствует иллюзии знакомства. Фамильярность путают с правдой, так что личный опыт искажает ожидания и извлеченные уроки.[18]
Французский офицер Давид Галула добился успеха в своих усилиях по борьбе с повстанцами в районе Большая Кабилия в Алжире. Однако этот успех оказался пагубным, когда он попытался применить ту же тактику и стратегию к сектору Бордж-Менаил.[19] Его предыдущие успехи ослепили его, и это сделало его неспособным распознавать различия между двумя регионами и не видеть, как эти различия повлияют на полезность и эффективность стратегии.
Несмотря на риски, присущие обучению на собственном опыте, использование прошлого для принятия стратегических решений по-прежнему имеет значительные преимущества. Дж. Ф.К. Фуллер утверждает, что все знания получены из опыта и что благодаря наблюдению и размышлениям эти знания могут привести к принятию решения. Без опыта стратеги не могут развить разум, необходимый для принятия решений и формулирования стратегии.[20] Эмиль Симпсон определяет стратегию как диалог между теорией и опытом. Симпсон утверждает, что эффективная стратегия требует баланса между этими факторами.[21] Изучение прошлого, как с помощью исторических аналогий, так и с помощью личного опыта, предоставляет стратегам контекст для применения и формирования процесса принятия решений.
В дополнение к правильной интерпретации прошлого, стратеги также должны делать разумные и полезные прогнозы относительно будущего. В этом начинании также есть подводные камни, некоторые из которых связаны с трудностями понимания прошлого. Поскольку легко создавать правдоподобные рассказы о том, что произошло ранее, у людей возникает иллюзия, что они понимают прошлое. Это придает им чрезмерную уверенность в своей способности предсказывать будущее.[22]
В дополнение к эвристическим предубеждениям, стратеги должны учитывать наличие случайности и неопределенности при составлении своих прогнозов на будущее. Клаузевиц считает неопределенность и случайность двумя элементами, которые составляют климат войны, и включает шансы в свою троицу. Из-за присутствия неопределенности и случайности догадки и удача становятся важной частью войны и стратегии.[23] Кроме того, наличие случайности не позволяет стратегам контролировать обстоятельства в достаточной степени, чтобы гарантировать, что они смогут достичь желаемых результатов.[24]
Немецкая парашютная атака на аэродром Малеме на Крите потерпела несколько неудач, связанных со случайностью. Во-первых, чрезмерное количество пыли от винтов самолета перед взлетом нарушило запланированное расстояние между самолетами и снижениями. Кроме того, буксирный трос планера, которым управлял оперативный командующий генерал Вильгем Суссманн, оборвался, и он разбился насмерть. Наконец, немцы плохо контролировали свои парашюты, и поэтому многие из них приземлились в воду, почти сразу утонув. Случайность настолько сильно повлияла на эффективность десантирования с парашютом, что немцы отказались одобрить еще одну операцию с парашютом до конца войны.[25]
Несмотря на присущие ей трудности, стратегия, тем не менее, требует прогнозирования. Лица, принимающие решения, могут использовать несколько инструментов и структур для составления обоснованных и полезных прогнозов. Хонг рекомендует смягчать опасности, подвергая прогнозы проверке.[26] Одним из таких тестов может быть “предсмертное” испытание, в ходе которого лица, принимающие решения, проводят мысленный эксперимент, утверждая, что их прогнозы и планы провалились. Попытка проследить причины неудачи может помочь лицам, принимающим решения, проверить свои рекомендации и вдохновить на улучшения.[27] Другая система прогнозирования предполагает использование стратегического предвидения для представления нескольких вариантов будущего. В этом типе планирования, который Герман Кан использовал для разработки ядерной стратегии, лица, принимающие решения, представляют набор вероятных вариантов будущего, а затем строят стратегии, которые могут быть полезны в диапазоне этих вариантов будущего.[28]
В то время как у некоторых стратегий есть конкретные временные рамки, в которые можно сделать прогноз, когда дело доходит до национальных целей, стратегия никогда не заканчивается. Эверетт Долман характеризует стратегию как план достижения постоянного преимущества и считает ее бесконечным процессом, стремящимся к продолжению, а не к кульминации.[30] Это означает, что дальновидность стратегов должна иметь бесконечный горизонт. Однако из-за неопределенности будущее вряд ли будет развиваться так, как прогнозировалось.
Поэтому стратегам необходимо внедрять обратную связь в свои стратегические процессы, чтобы постоянно корректировать свои планы по мере того, как реальность расходится с их прогнозами. Несмотря на трудности и риски, присущие как исторической аналогии, так и прогнозам будущего, лица, принимающие стратегические решения, должны воплощать способность Януса смотреть назад и вперед, чтобы надлежащим образом применять исторические аналогии и опыт к своим прогнозам на будущее. Эта двойная перспектива поможет им принимать более обоснованные стратегические решения.
В то время как у Януса два лица на одной голове, у иудео-христианских херувимов, небесных существ, описанных в книге пророка Иезекииля, у каждого по четыре головы.[31] Эти существа представляют собой высшие уровни созерцания и проницательности, два взаимосвязанных атрибута, которые также имеют решающее значение для лиц, принимающих стратегические решения.[32] Созерцание или глубокое и вдумчивое рассмотрение чего-либо необходимо при решении сложных задач, с которыми сталкиваются стратеги.
Конкурирующие приоритеты, ограниченные ресурсы и наличие неопределенности в совокупности создают сложные стратегические проблемы, требующие обдумывания. Поскольку созерцание - это когнитивный акт, оно подвержено когнитивным предубеждениям, таким как тенденция решать сложные вопросы, чрезмерно упрощая их и отвечая на связанный, но более простой вопрос.[33] На протяжении всей войны во Вьетнаме вооруженные силы Соединенных Штатов не смогли добиться существенного прогресса в достижении своих целей. Вместо того, чтобы пересмотреть свою стратегию и подумать, какие изменения могут потребоваться для достижения своих политических целей, военные вместо этого сосредоточились на простых показателях количества погибших, выполненных миссий и сброшенных бомб.[34] Склонность к упрощению понятна, потому что мир сложен, а принятие стратегических решений затруднено. Однако эти когнитивные сокращения жертвуют методологической строгостью; лица, принимающие стратегические решения, не могут позволить себе использовать короткие пути и вместо этого должны заниматься созерцательным мышлением для решения сложных вопросов, с которыми они сталкиваются.
Подобно размышлению, лица, принимающие стратегические решения, нуждаются в проницательности или способности хорошо оценивать, чтобы они могли совместить достижение, возможно, неограниченных целей с обязательно ограниченными средствами.[35] Стратеги должны знать, как правильно ограничить желаемые цели и как правильно распределить имеющиеся возможности. Понимание разницы между уважением к ограничениям и отрицанием их существования является основополагающим в стратегии; фактически, успешная стратегия основывается на этой способности.
Президент Авраам Линкольн считал свою цель сохранения Союза неизменной, но был способен распознать изменения в имеющихся у него средствах. Линкольн решил ограничить определенные гражданские свободы и конституционные гарантии, но не был готов приостановить президентские выборы. Он придерживался своих возможностей в рамках соответствующих физических, эмоциональных и моральных допусков того времени и был способен распознавать и приспосабливаться по мере изменения этих допусков.[36] Напротив, президент Вудро Вильсон не смог согласовать свои средства и свои цели после Первой мировой войны. Цели его "Четырнадцати пунктов" намного превосходили возможности американских внешнеполитических чиновников, которым поручено вести переговоры о его реализации.[37] Уилсону не хватало умения херувима различать, необходимого для согласования своих целей и возможностей и, таким образом, достижения своих стратегических целей.
В то время как множество голов херувима обеспечивают широкий кругозор, необходимый для созерцания и проницательности, лица, принимающие стратегические решения, должны также стремиться к целям персонажа, которого обычно изображают слепым: леди Джастис. Джон Льюис Гэддис утверждает, что справедливость должна быть целью для лиц, принимающих стратегические решения, определяя историю как поиск справедливости через порядок.[38] Стратеги должны стремиться к справедливости как в достижении целей, к которым они стремятся, так и в средствах, с помощью которых они их добиваются.
Теория справедливой войны jus ad bellum актуальна не только в непосредственном преддверии вооруженного конфликта. Это также актуально задолго до и независимо от применения силы. Таким образом, jus ad bellum должен направлять стратегов при принятии решений в мирное время.[39] Стратегия должна быть направлена на общее благо, которое в широком смысле приравнивается к сочетанию мира, справедливости и порядка. Другие аспекты правильной стратегии включают человеческую жизнь, физическую безопасность, честь, достоинство, а также материальное, моральное, экономическое и духовное благополучие.[40] Стратеги должны стремиться к достижению этих элементов наряду со своими политическими целями. B.H. Лидделл Харт утверждает, что целью войны должно быть улучшение состояния мира и что стратеги должны учитывать желаемое состояние мира при ведении войны.[41] Эти идеи должны стимулировать и направлять лиц, принимающих решения, особенно при рассмотрении внешнеполитических взаимодействий.
Леди Джастис носит с собой набор весов, с помощью которых она взвешивает доказательства, чтобы выносить суждения и принимать решения. Хотя стратеги не обязательно взвешивают доказательства, им необходимо учитывать широкий спектр других факторов при разработке стратегии. Как обсуждалось ранее, они должны сбалансировать приоритеты, ресурсы и инструменты для достижения своих целей. Кроме того, лицам, принимающим стратегические решения, часто приходится балансировать между краткосрочными целями и конечной долгосрочной целью, делая выбор между действием и благоразумием. Линкольн сделал такой стратегический выбор в выборе времени для Провозглашения Эмансипации. Понимая, что многие штаты рабовладельческого Союза могут дезертировать, если он освободит порабощенное население слишком рано в ходе войны, Линкольн отложил принятие решения.[42] Этот выбор потребовал от него сбалансировать справедливость и целесообразность. Он понимал, как утверждал Клаузевиц, что отдельные аспекты войны и, следовательно, стратегии нельзя рассматривать в отрыве от их общей цели. Линкольн не позволил своему стремлению к справедливости в освобождении рабов повлиять на его общую цель сохранения Союза.[43]
Когда леди Джастис взвешивает доказательства перед собой, чтобы выносить суждения и принимать решения, она носит повязку на глазах. Этот недостаток зрения отражает ее беспристрастность и способность рассматривать доказательства независимо от статуса или власти любой из сторон. Лица, принимающие стратегические решения, также должны быть способны беспристрастно подходить к решению своих стратегических задач и отбрасывать личные предубеждения. Отдельные политики и политические деятели, вероятно, будут иметь свои личные и групповые предпочтения, основанные на организации, членом которой они являются, положении, которое они занимают в этой организации, и их собственных личных взглядах. Грэм Эллисон и Филип Зеликов утверждают, что люди, участвующие в принятии решений, обычно дают рекомендации, отражающие его или ее собственные предпочтения.[44] Лицо, принимающее окончательное решение, должно учитывать все предпочтения этих людей, но, как и леди Джастис, должно делать это беспристрастно, без предвзятости или предпочтений.
В дополнение к весам леди Джастис носит меч, подчеркивая тот факт, что, когда она находит кого-то виновным, возмездие может быть частью достижения справедливости.
Гэддис рекомендует: “Если вы превратите свои идеи в животных, они обретут бессмертие”.[47] Атрибуты и способности лица, принимающего стратегические решения, хорошо подходят для такой характеристики, но не как животные, а как часть трех конкретных мифических воплощений. Во-первых, греческие музы Мельпомена и Талия, представляющие противоположности трагедии и комедии, напоминают лицам, принимающим стратегические решения, о важности надлежащего балансирования напряженности. Во-вторых, два лица римского бога Януса представляют требование лиц, принимающих стратегические решения, правильно извлекать уроки из прошлого и делать прогнозы относительно будущего. Эти исторические аналогии и прогнозы на будущее могут способствовать принятию более обоснованных решений. Созерцательность и проницательность, атрибуты многоголовых херувимов, имеют решающее значение для лиц, принимающих стратегические решения. Они должны уметь распознавать когнитивные предубеждения и использовать инструменты и рамки, чтобы правильно оценивать и избегать последствий этих предубеждений. Наконец, лица, принимающие стратегические решения, должны стремиться поддерживать качества Леди Джастис, беспристрастно сопоставляя доказательства и принимая меры для обеспечения достижения справедливости. Лица, принимающие стратегические решения, должны воплощать этих персонажей, учитывать их качества и использовать их способности для построения успешной стратегии.
Рони Ядлин - офицер Военно-воздушных сил США. Недавно она окончила Школу перспективных исследований в области авиации и космонавтики и в настоящее время является кандидатом наук в Школе Кеннеди Гарвардского университета.
Ключевым инструментом в этих драмах была символическая характеристика, в которой персонажи на сцене представляли моральные концепции и преподносили желаемые уроки. Сама греческая драма была воплощена в масках, представляющих Мельпомену, музу трагедии, и Талию, музу комедии. Эта концепция характеристики также обеспечивает аллегорическую основу для рассмотрения некоторых важнейших характеристик и навыков, необходимых для стратегов. Стратеги должны обладать способностью примирять и уравновешивать противоположные противоречия, как это представлено Талией и Мельпоменой, заниматься как размышлением о прошлом, так и ожиданием будущего, подобно римскому богу Янусу, подражать созерцательности и проницательности иудео-христианских херувимов и стремиться к целям воплощения Леди Справедливости.
Происходящие из Древней Греции, улыбающиеся и плачущие лица Талии и Мельпомены до сих пор символизируют драму. Эти персонажи, воплощающие комедию и трагедию, представляют противоположности в жизни и напряженность между ними. Хотя лица, принимающие стратегические решения, озабочены проблемами, выходящими далеко за рамки драмы, они должны знать, как уравновесить напряженность, с которой они сталкиваются.
Интеллект, согласно Ф. Скотту Фицджеральду и цитируемому Джоном Льюисом Гэддисом, - это “способность удерживать в уме две противоположные идеи одновременно и при этом сохранять способность функционировать”[2]. Эта концепция одновременного удержания двух идей, независимо от того, являются ли они прямо противоположными или нет, представляет необходимость того, чтобы лица, принимающие стратегические решения, соблюдали баланс. Стратегия - это сложный процесс, включающий в себя ряд элементов в мире, где постоянно присутствуют случайности, неопределенность и двусмысленность.[3] Сложность, присущая стратегическим задачам, ставит перед лицами, принимающими решения, противоречивые приоритеты и проблемы. Стратегический успех требует способности поддерживать равновесие между этими конкурирующими императивами.
Существует множество путей, с помощью которых стратеги могут развить навыки, необходимые для адекватного баланса напряженности. Карл фон Клаузевиц утверждает, что военные лидеры могут получить необходимые знания и навыки благодаря размышлениям, изучению
и опыту.[4] Св. Августин формулирует свои учения как контрольные списки, которые содержат рекомендации, а не предписания.[5] Такая структура позволяет тем, кто ее использует, реагировать на меняющиеся обстоятельства и чувствовать себя комфортно с противоречиями.
Лица, принимающие стратегические решения, должны уравновесить напряженность, присущую их собственному сознанию. Им также необходимо устранить структурную напряженность в рамках процесса принятия стратегических решений. Поскольку стратегия - это “согласование потенциально неограниченных устремлений с обязательно ограниченными возможностями”, стратеги должны уметь находить баланс между конкурирующими целями и требованиями.[6]
Определение приоритетов среди различных устремлений и надлежащее управление всеми инструментами национальной власти - это упражнение в балансировании напряженности.[7] Дополнительная напряженность возникает из-за противоположных желаний и мотиваций отдельных лиц в аппарате принятия решений. Каждый участник структуры принятия решений, будь то индивидуальный или коллективный, имеет свои собственные цели, задачи и мотивы.
Следовательно, лица, принимающие стратегические решения, должны сбалансировать эти часто противоречивые приоритеты, чтобы прийти к единому выбору. Эти решения, скорее всего, будут результатом политических переговоров и не соответствуют желаниям какого-либо конкретного игрока.[8] Решение президента Барака Обамы вмешаться в Ливию, хотя и в ограниченной роли, продемонстрировало один из таких примеров принятия политических решений. Различные рекомендации, а также потенциальные политические и финансовые издержки привели к компромиссу, который не полностью отражал желания какой-либо конкретной стороны, но в конечном итоге это было успешное стратегическое вмешательство.[9] Из-за сложности, присущей стратегическому выбору, способность уравновешивать как индивидуальные, так и групповые противоречия, включая те, которые находятся в прямой оппозиции друг к другу, является критическим требованием для лиц, принимающих стратегические решения.
Талия и Мельпомена - два разных персонажа, олицетворяющих противоположные трения. В отличие от этого, римский бог Янус - это единый персонаж с двумя лицами, одно из которых смотрит вперед, а другое назад. Лица, принимающие стратегические решения, должны точно так же смотреть как вперед, так и назад; им нужна способность надлежащим образом размышлять о прошлом и прогнозировать будущее. Стратеги обычно обращаются к историческим аналогиям, когда сталкиваются с трудными ситуациями, но они часто извлекают неправильные уроки и, следовательно, принимают неверные решения.[10]
Аналогии позволяют сократить путь, но они скрывают аспекты настоящего, которые могут отличаться от прошлого.[11] При рассмотрении вопроса об американском вмешательстве во Вьетнам президент Линдон Джонсон использовал связи с мюнхенскими переговорами 1938 года и Корейской войной для принятия своих решений. Однако эти события не совсем точно отражали текущую ситуацию, и вместо этого поражение французов при Дьенбьенфу, возможно, было более подходящей исторической аналогией.[12]
Ретроспективный взгляд может повлиять на суждения и принятие решений.[13] Оглядываясь назад, лица, принимающие решения, склонны к предвзятости в отношении результатов и могут судить о прошлых решениях не по качеству решения, а по желательности результата. Это проявляется в убеждении, что чиновники в администрации Джорджа У. Администрация Буша должна была предвидеть и предотвратить нападения 1 сентября. Из-за эмоционального желания избежать травм от нападения, ретроспектива заставила наблюдателей указывать на отчеты разведки, предшествовавшие событию, как на неопровержимое доказательство его надвигающегося наступления.[14]
Лицам, принимающим стратегические решения, необходимо сопоставлять уроки, которые они извлекают из истории, с пониманием подводных камней аналогий. Для этого Ен Фунг Хонг рекомендует использовать аналогии, уроки которых кажутся более двусмысленными. Это заставляет лиц, принимающих решения, дополнять свои ответы другими и искать несколько релевантных событий в прошлом, а не полагаться исключительно на один исторический случай.[15] Колин Грей предполагает, что исторические аналогии полезны стратегам до тех пор, пока они подходят к анализу прошлого на разных уровнях.[16] Рассматривая аналогию на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях и делая конкретные выводы из каждого слоя, лица, принимающие решения, могут избежать некоторых ловушек неправильного применения исторической аналогии.
В дополнение к историческим аналогиям стратеги могут использовать свой собственный опыт для обоснования своих стратегий на уроках прошлого. Это также может быть сопряжено с трудностями. Личный опыт часто оказывает слишком большое влияние на предрасположенности человека. Влияние, которое прошлое событие оказало на лицо, принимающее решения, повлияет на вероятность того, что они попытаются применить это событие к своей текущей ситуации. Если, например, событие было особенно травмирующим или привлекло к человеку значительное внимание, оно будет иметь более тяжелый вес в их сознании.[17] Непосредственный опыт также способствует иллюзии знакомства. Фамильярность путают с правдой, так что личный опыт искажает ожидания и извлеченные уроки.[18]
Французский офицер Давид Галула добился успеха в своих усилиях по борьбе с повстанцами в районе Большая Кабилия в Алжире. Однако этот успех оказался пагубным, когда он попытался применить ту же тактику и стратегию к сектору Бордж-Менаил.[19] Его предыдущие успехи ослепили его, и это сделало его неспособным распознавать различия между двумя регионами и не видеть, как эти различия повлияют на полезность и эффективность стратегии.
Несмотря на риски, присущие обучению на собственном опыте, использование прошлого для принятия стратегических решений по-прежнему имеет значительные преимущества. Дж. Ф.К. Фуллер утверждает, что все знания получены из опыта и что благодаря наблюдению и размышлениям эти знания могут привести к принятию решения. Без опыта стратеги не могут развить разум, необходимый для принятия решений и формулирования стратегии.[20] Эмиль Симпсон определяет стратегию как диалог между теорией и опытом. Симпсон утверждает, что эффективная стратегия требует баланса между этими факторами.[21] Изучение прошлого, как с помощью исторических аналогий, так и с помощью личного опыта, предоставляет стратегам контекст для применения и формирования процесса принятия решений.
В дополнение к правильной интерпретации прошлого, стратеги также должны делать разумные и полезные прогнозы относительно будущего. В этом начинании также есть подводные камни, некоторые из которых связаны с трудностями понимания прошлого. Поскольку легко создавать правдоподобные рассказы о том, что произошло ранее, у людей возникает иллюзия, что они понимают прошлое. Это придает им чрезмерную уверенность в своей способности предсказывать будущее.[22]
В дополнение к эвристическим предубеждениям, стратеги должны учитывать наличие случайности и неопределенности при составлении своих прогнозов на будущее. Клаузевиц считает неопределенность и случайность двумя элементами, которые составляют климат войны, и включает шансы в свою троицу. Из-за присутствия неопределенности и случайности догадки и удача становятся важной частью войны и стратегии.[23] Кроме того, наличие случайности не позволяет стратегам контролировать обстоятельства в достаточной степени, чтобы гарантировать, что они смогут достичь желаемых результатов.[24]
Немецкая парашютная атака на аэродром Малеме на Крите потерпела несколько неудач, связанных со случайностью. Во-первых, чрезмерное количество пыли от винтов самолета перед взлетом нарушило запланированное расстояние между самолетами и снижениями. Кроме того, буксирный трос планера, которым управлял оперативный командующий генерал Вильгем Суссманн, оборвался, и он разбился насмерть. Наконец, немцы плохо контролировали свои парашюты, и поэтому многие из них приземлились в воду, почти сразу утонув. Случайность настолько сильно повлияла на эффективность десантирования с парашютом, что немцы отказались одобрить еще одну операцию с парашютом до конца войны.[25]
Несмотря на присущие ей трудности, стратегия, тем не менее, требует прогнозирования. Лица, принимающие решения, могут использовать несколько инструментов и структур для составления обоснованных и полезных прогнозов. Хонг рекомендует смягчать опасности, подвергая прогнозы проверке.[26] Одним из таких тестов может быть “предсмертное” испытание, в ходе которого лица, принимающие решения, проводят мысленный эксперимент, утверждая, что их прогнозы и планы провалились. Попытка проследить причины неудачи может помочь лицам, принимающим решения, проверить свои рекомендации и вдохновить на улучшения.[27] Другая система прогнозирования предполагает использование стратегического предвидения для представления нескольких вариантов будущего. В этом типе планирования, который Герман Кан использовал для разработки ядерной стратегии, лица, принимающие решения, представляют набор вероятных вариантов будущего, а затем строят стратегии, которые могут быть полезны в диапазоне этих вариантов будущего.[28]
В то время как у некоторых стратегий есть конкретные временные рамки, в которые можно сделать прогноз, когда дело доходит до национальных целей, стратегия никогда не заканчивается. Эверетт Долман характеризует стратегию как план достижения постоянного преимущества и считает ее бесконечным процессом, стремящимся к продолжению, а не к кульминации.[30] Это означает, что дальновидность стратегов должна иметь бесконечный горизонт. Однако из-за неопределенности будущее вряд ли будет развиваться так, как прогнозировалось.
Поэтому стратегам необходимо внедрять обратную связь в свои стратегические процессы, чтобы постоянно корректировать свои планы по мере того, как реальность расходится с их прогнозами. Несмотря на трудности и риски, присущие как исторической аналогии, так и прогнозам будущего, лица, принимающие стратегические решения, должны воплощать способность Януса смотреть назад и вперед, чтобы надлежащим образом применять исторические аналогии и опыт к своим прогнозам на будущее. Эта двойная перспектива поможет им принимать более обоснованные стратегические решения.
В то время как у Януса два лица на одной голове, у иудео-христианских херувимов, небесных существ, описанных в книге пророка Иезекииля, у каждого по четыре головы.[31] Эти существа представляют собой высшие уровни созерцания и проницательности, два взаимосвязанных атрибута, которые также имеют решающее значение для лиц, принимающих стратегические решения.[32] Созерцание или глубокое и вдумчивое рассмотрение чего-либо необходимо при решении сложных задач, с которыми сталкиваются стратеги.
Конкурирующие приоритеты, ограниченные ресурсы и наличие неопределенности в совокупности создают сложные стратегические проблемы, требующие обдумывания. Поскольку созерцание - это когнитивный акт, оно подвержено когнитивным предубеждениям, таким как тенденция решать сложные вопросы, чрезмерно упрощая их и отвечая на связанный, но более простой вопрос.[33] На протяжении всей войны во Вьетнаме вооруженные силы Соединенных Штатов не смогли добиться существенного прогресса в достижении своих целей. Вместо того, чтобы пересмотреть свою стратегию и подумать, какие изменения могут потребоваться для достижения своих политических целей, военные вместо этого сосредоточились на простых показателях количества погибших, выполненных миссий и сброшенных бомб.[34] Склонность к упрощению понятна, потому что мир сложен, а принятие стратегических решений затруднено. Однако эти когнитивные сокращения жертвуют методологической строгостью; лица, принимающие стратегические решения, не могут позволить себе использовать короткие пути и вместо этого должны заниматься созерцательным мышлением для решения сложных вопросов, с которыми они сталкиваются.
Подобно размышлению, лица, принимающие стратегические решения, нуждаются в проницательности или способности хорошо оценивать, чтобы они могли совместить достижение, возможно, неограниченных целей с обязательно ограниченными средствами.[35] Стратеги должны знать, как правильно ограничить желаемые цели и как правильно распределить имеющиеся возможности. Понимание разницы между уважением к ограничениям и отрицанием их существования является основополагающим в стратегии; фактически, успешная стратегия основывается на этой способности.
Президент Авраам Линкольн считал свою цель сохранения Союза неизменной, но был способен распознать изменения в имеющихся у него средствах. Линкольн решил ограничить определенные гражданские свободы и конституционные гарантии, но не был готов приостановить президентские выборы. Он придерживался своих возможностей в рамках соответствующих физических, эмоциональных и моральных допусков того времени и был способен распознавать и приспосабливаться по мере изменения этих допусков.[36] Напротив, президент Вудро Вильсон не смог согласовать свои средства и свои цели после Первой мировой войны. Цели его "Четырнадцати пунктов" намного превосходили возможности американских внешнеполитических чиновников, которым поручено вести переговоры о его реализации.[37] Уилсону не хватало умения херувима различать, необходимого для согласования своих целей и возможностей и, таким образом, достижения своих стратегических целей.
В то время как множество голов херувима обеспечивают широкий кругозор, необходимый для созерцания и проницательности, лица, принимающие стратегические решения, должны также стремиться к целям персонажа, которого обычно изображают слепым: леди Джастис. Джон Льюис Гэддис утверждает, что справедливость должна быть целью для лиц, принимающих стратегические решения, определяя историю как поиск справедливости через порядок.[38] Стратеги должны стремиться к справедливости как в достижении целей, к которым они стремятся, так и в средствах, с помощью которых они их добиваются.
Теория справедливой войны jus ad bellum актуальна не только в непосредственном преддверии вооруженного конфликта. Это также актуально задолго до и независимо от применения силы. Таким образом, jus ad bellum должен направлять стратегов при принятии решений в мирное время.[39] Стратегия должна быть направлена на общее благо, которое в широком смысле приравнивается к сочетанию мира, справедливости и порядка. Другие аспекты правильной стратегии включают человеческую жизнь, физическую безопасность, честь, достоинство, а также материальное, моральное, экономическое и духовное благополучие.[40] Стратеги должны стремиться к достижению этих элементов наряду со своими политическими целями. B.H. Лидделл Харт утверждает, что целью войны должно быть улучшение состояния мира и что стратеги должны учитывать желаемое состояние мира при ведении войны.[41] Эти идеи должны стимулировать и направлять лиц, принимающих решения, особенно при рассмотрении внешнеполитических взаимодействий.
Леди Джастис носит с собой набор весов, с помощью которых она взвешивает доказательства, чтобы выносить суждения и принимать решения. Хотя стратеги не обязательно взвешивают доказательства, им необходимо учитывать широкий спектр других факторов при разработке стратегии. Как обсуждалось ранее, они должны сбалансировать приоритеты, ресурсы и инструменты для достижения своих целей. Кроме того, лицам, принимающим стратегические решения, часто приходится балансировать между краткосрочными целями и конечной долгосрочной целью, делая выбор между действием и благоразумием. Линкольн сделал такой стратегический выбор в выборе времени для Провозглашения Эмансипации. Понимая, что многие штаты рабовладельческого Союза могут дезертировать, если он освободит порабощенное население слишком рано в ходе войны, Линкольн отложил принятие решения.[42] Этот выбор потребовал от него сбалансировать справедливость и целесообразность. Он понимал, как утверждал Клаузевиц, что отдельные аспекты войны и, следовательно, стратегии нельзя рассматривать в отрыве от их общей цели. Линкольн не позволил своему стремлению к справедливости в освобождении рабов повлиять на его общую цель сохранения Союза.[43]
Когда леди Джастис взвешивает доказательства перед собой, чтобы выносить суждения и принимать решения, она носит повязку на глазах. Этот недостаток зрения отражает ее беспристрастность и способность рассматривать доказательства независимо от статуса или власти любой из сторон. Лица, принимающие стратегические решения, также должны быть способны беспристрастно подходить к решению своих стратегических задач и отбрасывать личные предубеждения. Отдельные политики и политические деятели, вероятно, будут иметь свои личные и групповые предпочтения, основанные на организации, членом которой они являются, положении, которое они занимают в этой организации, и их собственных личных взглядах. Грэм Эллисон и Филип Зеликов утверждают, что люди, участвующие в принятии решений, обычно дают рекомендации, отражающие его или ее собственные предпочтения.[44] Лицо, принимающее окончательное решение, должно учитывать все предпочтения этих людей, но, как и леди Джастис, должно делать это беспристрастно, без предвзятости или предпочтений.
В дополнение к весам леди Джастис носит меч, подчеркивая тот факт, что, когда она находит кого-то виновным, возмездие может быть частью достижения справедливости.
Гэддис рекомендует: “Если вы превратите свои идеи в животных, они обретут бессмертие”.[47] Атрибуты и способности лица, принимающего стратегические решения, хорошо подходят для такой характеристики, но не как животные, а как часть трех конкретных мифических воплощений. Во-первых, греческие музы Мельпомена и Талия, представляющие противоположности трагедии и комедии, напоминают лицам, принимающим стратегические решения, о важности надлежащего балансирования напряженности. Во-вторых, два лица римского бога Януса представляют требование лиц, принимающих стратегические решения, правильно извлекать уроки из прошлого и делать прогнозы относительно будущего. Эти исторические аналогии и прогнозы на будущее могут способствовать принятию более обоснованных решений. Созерцательность и проницательность, атрибуты многоголовых херувимов, имеют решающее значение для лиц, принимающих стратегические решения. Они должны уметь распознавать когнитивные предубеждения и использовать инструменты и рамки, чтобы правильно оценивать и избегать последствий этих предубеждений. Наконец, лица, принимающие стратегические решения, должны стремиться поддерживать качества Леди Джастис, беспристрастно сопоставляя доказательства и принимая меры для обеспечения достижения справедливости. Лица, принимающие стратегические решения, должны воплощать этих персонажей, учитывать их качества и использовать их способности для построения успешной стратегии.
Рони Ядлин - офицер Военно-воздушных сил США. Недавно она окончила Школу перспективных исследований в области авиации и космонавтики и в настоящее время является кандидатом наук в Школе Кеннеди Гарвардского университета.