Отрывок из мемуаров моего сына "О отце..."
Мой отец - вечно простуженный, рассеянный, сутулый человек, с одутловатым лицом и ноздреватой припухшей кожей. Криво скукожив свое мешковатое, обрюзгшее тело в углу дивана, он лениво пожевывал свою трехнедельную щетину под нижней губой, бездумно глядя в окно, казалось прибывая не здесь, а в своем надуманном, но поверхностном мире банальных, пубертатных иллюзий, застоявшихся в его немытой голове, как многолетняя вода в обросшей мхом, брошенной бочке. Хотя скорее он просто размышлял куда спрятать свои козявки, часто свисавшие из его торчащих усов переходящих в волосы из носа.
Помню, как он размазав свои вечно слипшиеся, растрепанные, напоминающие скорее лобковые, волосы по блестящему от жира лбу, неуклюже переваливался с ноги на ногу и громко сморкаясь в свою любимую, бессменную салфетку, бесцельно бродил по квартире, глупо улыбался нам кусочками лука, застрявшими в его желтых зубах. Его красные от марихуаны свинячьи глазки, оттеняемые синевой мешков под ними, влажно блестели в полумраке прихожей когда он пытался нащупать порванными, из-за своих не стриженых ногтей, носками, пропитанные тяжелым запахом, старые тапки. Не могу припомнить, чтобы его увлекало в жизни что-то, кроме его собственного пердежа, глубокими раскатами которого, он чаще всего сообщал нам о своем присутствии. В те редкие моменты, когда он не трогал себя за член, его левая рука находилась в штанах, а правая ковырялась в левой ноздре. Изредка он менял их принюхиваясь и тяжело вздыхая. Большую часть жизни он проводил полулежа, или облокотивших на что-то, а оставшееся время сидел на толчке. Помню один раз, когда его неказистый, бледный, безвольный силуэт, состоящий, казалось, только из диких волос и складок под подбородком, оказался рядом со мной. Я спросил его, не рассчитывая услышать содержательный ответ: «Отец, в чем ты приуспел?». Он повернул ко мне широкие поры своего лоснящегося лица, частично прикрытого толщей замыленных очков, громко втянул сопли, и из недр своих огромных, целлюлитных щек, сбивчиво проблеял: «в онанивме». И начал застенчиво оттирать белые пятна на своих спортивных штанах с продавленными коленями.
