Внезапная смерть (все люди смертны, но иногда они смертны внезапно) разом опрокинула шахматную доску и смешала фигуры. При всех его недостатках Сафа-Гирей был значимой фигурой, лаской и таской, а когда нужно - набутыливанием (фигурально) умевшим поддерживать «консенсус» среди буйной казанской (в широком смысле )аристократии и направлять ее энергию и помыслы в нужном и для «царя», и для нее самой ( даже если она этого еще не поняла- поймет, а кто не поймет - на кол того или башку с плеч долой, делов-то!) направлении. И вот теперь арбитра и медиатора не стало. Другой такой фигуры, политика и администратора в Казани не было - архаичная и примитивная политическая система Казанского ханства еще не была до такой степени деперсонифицирована, что бы дела могли идти своим чередом, несмотря на дворские бури.
Результат был вполне ожидаем - всякая мордва и черемисы, туземцы Горней и Луговой сторон, тамошние старшина и лучшие люди, стали посматривать на сторону, преимущественно московскую, раздумывая над тем, как вовремя предвидеть и не попасть под большую раздачу. А в том, что она будет, и что им достанется первыми и по первое число -сомнений у туземной элиты не было - регулярные рейды московских ратей на земли подданных казанского «царя» подтверждали это со всей очевидностью .
В самой Казани подавляемые покойным «царем» железной рукой и без особых сантиментов разногласия между аристократическим «партиями» и «кланами» теперь, в отсутствие этой руки, не могли не вспыхнуть снова, и с удвоенной, нет, с утроенной и даже больше, силой. «Это наша корова и доить ее будем мы», - этого принципа казанские «князья, и мирзы, и султаны, и огланы , и сеиты» и прочая, и прочая, и прочая придерживались свято, но когда ни одна «партия» не имела достаточного перевеса над другими, чтобы навязать им свою волю, то идея прибегнуть к внешней поддержке для того, чтобы победить, выглядела и логичной, и соблазнительной. Потом спонсора можно и должно было кинуть (чем наши князья казанстии и регулярно занимались- Джан-Али, Шах-Али, Юнус, да и сам Сафа-Гирей могли об этом много рассказать интересного), но потом, а пока нужно было заручится такой внешней поддержкой, сыскать спонсора, готового вложиться в этот очередной блудняк.
Но на этот раз традиционные игрища осложнились тем, что в Казани нарисовалась третья сила - та самая обезьяна, которой надоело сидеть на холме. Она спустилась с него и попыталась взять инициативу в свои руки.
Когда не задалась попытка вернуть из Крыма кого-нибудь из старших сыновей Сафа-Гирея (Сахиб-Гирей держал их фактически под домашним арестом, ибо, опасаясь своего племянника Девлет-Гирея, хотел отправить его в Казань подальше от Крыма), то набольшая обезьяна, Кощак-оглан, который играл главную роль в крымском окружении покойного «царя», стакнулся и «царицей» Сююмбике, сестрой бия Юсуфа и переходящей по наследству женой казанских «царей» и попытался, став ее наперсником и фаворитом-милостником, прибрать к рукам власть в Казани. У него была пара козырей - Кошак каким-то хитрым побытом сумел заручиться поддержкой части внеказанской черемисской и мордовской старшины и, само собой, некоторых «столичных» «князей».
Главный же козырь в руках бравого оглана - это двухлетний сын Сафа-Гирея и Сююмбике Утемиш-Гирей, который усилиями Кощака, его крымской братьи и казанских конфидентов был выкликнут на царское седалище. Сам же Кощак, сделав Сююмбике «регентшей» при малолетнем «царе», возложил на себя (само собой, совсем незабесплатно - я себя не обделил? - и для себя, и для своей « партии») тяжкие обязанности первосоветника, утешителя и вытирателя слез при «царице» (ничего не напоминает из совсем недавней в истории в одном очень соседнем для Казани царстве-государстве?).
Неожиданная активность и напор, проявленные Кощаком, ошеломили князей казанстиих и на время они впали в раздумье над традиционными вопросами - кто виноват и что делать. Но когда стало ясно, что Кощак и его крымцы делиться не собираются, что коровьи сосцы перехвачены понаехами, что кормушка отодвинулась на недосягаемое расстояние, возмущенный разум князей вскипел - да что же это такое делается, как так-то, нас лишили нашего же права? Так кто же мы, твари дрожащие или право имеем? Имеем, и в борьбе это право обретем обратно. В общем, комплоты быстро стали реальностью, а Кощак начал беспощадно давить недовольство князей, тем самым подливая бензинчику в костерок княжеского недовольства понаехами и их правлением.
На это очередной казанский блудняк, прищуривавшись, посматривали из Ногаев и, само собой, из Москвы. Окно-то возможностей не просто открылось, а распахнулось, особенно для ногаев.
Прежде казанстии князья относились к ним с пренебрежением, видя в них инструмент для решения своих проблем, нот теперь ситуация поменялась - сами Едигеевичи были убеждены в том, что изстари Казань их наполы с потомками Улуг-Мухаммеда, почему Юсуф по всей своей неприязни к подлому шакалу Сафа-Гирею и купился на его обещание дать беклербекство старшенькому Юсуфовичу. Когда его кинули через колено, Юсуф затаил злобу ( а то, лишиться такого дохода!), а теперь появились возможность взять полагавшееся по «старине», тем более, когда в Казани на царском седалище сидит его внук, а его сестра как бы регенствует при нем. Кощака бы убрать с его крымцами, да вот незадача - крымские понаехи раскушали вкус шербета казанского и нашли его приятным и весьма питательным и отказываться от него совсем не собирались.
Оставался единственный путь - найти поддержку среди князей казанстиих ( а за этим дело не стало) и послать к Казани рать с тем же Юнусом добывать беклербекство, чем Юсуф и Юнус и вознамерились заняться в ближайшие месяцы ( любопытно , но в это блудняк бий решил вовлечь и Ивана - давай, мол, вместе решим вопрос - ты посадишь в Казани своего «царя», того же Шах-Али, а при нем мой сын будет беклербеком).
В Москве тем временем бояре (опять таки паки и паки истинно говорю вам - Иван в делах государевых неопытен, он не волшебник, только ученик волшебника, а вот бояре не одну собаку с’ели в этих делах и привыкли решать их при формальном участии юного государя вполне себе самостоятельно, ставя его перед фактом. Опыт и алкоголь превозмогают юность и задор, да вот беда - старый конь глубоко не вспашет, и бояре, полагаясь на традиционные рецепты решения казанской проблемы, не решали ее, а заводили в еще более глубокий тупик, ибо действия их были легко просчитываемы другими участниками игры и легкооборачиваемы ими, прежде всего казанцами, в свою пользу) раздумывали над тем, как использовать новый кризис в своих целях. Ногайские претензии на половину Казани в Москве хитро решили с порога не отвергать- почему бы и нет, так-скать, мы со всей душой, но на самом деле бояре решили действовать самостоятельно, независимо от Юсуфа - победитель забирает все. Посадим своего «царя», сами и без чьей либо помощи - таково было их окончательное решение.
Но ни Иван с боярами, ни Юсуф с Юсуфовичами не приняли в расчет мнение некоторых влиятельных и могущественных князей казанстиих - того же князя Хосровом ( или, как его именовали русские - Костров), одним из знатнейших казанских беков (карачи -бека), возможно, из знатнейшего же и влиятельнейшего рода Ширинов. Судя по всему, Хосров и его конфиденты по комплоту готовились, опираясь на свои дворы, самостоятельно разобраться с ненавистным им огланом и поставить Москву и Ногаев перед фактом.
Кто первым успеет реализовать свой замысел - в этом и состояла суть лихо закрученный интриги вокруг Казани летом 1549 г.
To be continued…