День победы порохом пропах...
Друг мой Витя был сыном мичмана снабженца. Еще в школе он удивлял нас, худых как пиявки мальчишек, своим здоровым видом и хорошей упитанностью. Витя ел при любой возможности отчего походил на хомяка с толстыми надутыми щеками и длинным вислым носом. Учился он очень средне, спортом не занимался, девочками не интересовался, как впрочем и они им, так что мальчиком рос тихим и неприметным.
Каково же было мое удивление, когда я увидел его в своей роте первокурсников в училище. Наверное ростом и упитанностью взял подумалось…
Право руля десять! Так держать! Про бутерброд
Увольнительные на первом курсе нам давали строго не чаще раза в месяц, для того чтобы служба медом не казалась. Для меня это было вдвойне тяжело ибо дом мой был в пяти минутах ходьбы. И вот в один из таких печальных воскресных дней без увольнения вышли мы человек пять на балкон, чтобы покурить и тем заглушить вечно терзавший нас голод, ведь кормили нас, молодых парней впроголодь и в основном дерьмом опять же наверное по вышеизложенной причине.
В этот день к нам скрытно пожаловало высокое начальство - целый полковник морской пехоты Богданов, командир всего первого курса, отец наш родной. И вот заходит он неожиданно на балкон, чтобы неформально пообщаться с бритыми наголо первокурсниками по душам. Все сразу подтянулись, сигаретки в кулачки спрятали и напряглись. Тут надо отметить, что полковник был "старый солдат" и слов любви почти не знал, как впрочем и Тётушку Чарлея скорее всего не читал и экранизации тоже не видел. Знал он только те слова любви, что матерные. Как настоящий полковник он был виртуозом матерной речи, почти никогда не повторялся и любому боцману мог в этом искусстве дать сто очков вперед. Мы, 18-19 летние пацаны, заслушивались и мечтали научиться от него мастерству. Не понимали по молодости, что в каждом деле талант нужен. Кто был ему по душе, к тому он обращался просто - Ну, ёб же твою мать, курсант. Суров был он и справедлив. И вот только он начал с нами беседу "за жизнь", как вдруг на балкон выплывает Витя с бутербродом в руке. Вы бы видели этот бутерброд - это был атомный подводный крейсер, а не бутерброд. Состоял он из зажаристой корки целой буханки белого хлеба густо намазанной маслом, а сверху покрытый красной икрой с горкой. Насчет масла я просто догадался, так как знал, что икру без масла Витя жрать не станет.
Витя откусил огромный кусок и тут увидел отца командира, который, в свою очередь, увидев Витин бутерброд прервал свою речь и замер с открытым ртом. Не думаю, что он рассчитывал, что Витя даст откусить, просто крайне удивился увидев такое чудо - видимо ни на войне, ни после столько икры он не видел, как впрочем и все присутствовавшие. Пасть у Вити захлопнулась за откушенным куском, отчего у него раздулись щеки и выпучились глаза, но жевать в присутствии высокого начальство он не решился - боялся нарушения этикета.
Полковник сумел захлопнуть свой рот через секунд пять - боевой всё-таки офицер, войну прошел. Когда он его открыл снова слова любви к Вите лились из него как песня на два голоса - бас и колоратурное сопрано, временами срываясь на фальцет. Да, подумалось мне, полковник явно не Има Сумак… Маму Вити, он в своей речи не поминал, что было удивительно, и всю речь, все слова любви он посвятил только Вите и этим так того растрогал, что он уронил бутерброд (правильно - маслом и икрой вниз), а кусок во рту проглотил не прожевав, отчего слезы потекли у у него из глаз… Не знаю от того что проглотил не разжевывая или от слов полковника обещавшего Вите свою любовь до самого Витиного гроба.
Лево руля десять! Так держать! День зарплаты порохом пропах
Пять лет спустя, я оказался в поселке Гаджиево, для прохождения службы на подводном атомоходе "Ленинец".
Жилья для офицеров, особенно молодых, практически не было. Да и зачем офицеру жилье? Он же может жить на корабле. Особенно, если не женат. Правда жена и наличие ребенка тоже не служили достаточным основанием для получения квартиры. Жена моего товарища, которого отправили в автономное плавание на три месяца через 10 дней после прибытия на службу, рассказывала, что ходила жаловаться к адмиралу - начальнику политуправления флотилии. Снимает мол комнату в полуподвале с ребенком, крысы бегают - помогите. Отец-адмирал вошёл в положение, проявил чуткость и сказал - Мы (так политработники о себе говорили - "мы", в смысле я и Родина) вас сюда не звали. Звали только мужа. Если условия здесь вам не подходят - езжайте домой… Осталась жить в подвале, а мы кто были рядом искали все возможности помочь - ходили в магазин, за молоком на кухню детского питания…
А вот, у Вити квартира появилась сразу, хоть был он на тот момент и не женат. Причем в новом доме, двухкомнатная. Как мне удалось Витю уговорить пустить меня временно к себе пожить не помню. Наобещал, наверное, златые горы… Был у меня талант убеждения - Витю трудно было уломать, но я сумел!
Витя, числился акустиком на соседнем корабле. По специальности практически ничего не знал и знать не хотел. Хотел служить в тылу и ворочать делами, как папа. Командир корабля сразу понял, что Витя у них долго не задержится и чтобы с ним не мучиться в ожидании перевода в тыл, использовал его махинаторские таланты и писарское мастерство. Одной из обязанностей Вити была поездка в банк за зарплатой - то ли в Североморск, то ли в Мурманск. Ездил он за деньгами для нескольких экипажей сразу. Для этих целей выделяли ему машину УАЗ и двух матросов с автоматами.
Однажды, за день до поездки в банк, увидев дома мою большую фирменную сумку-саквояж он попросил ее для поездки за деньгами. Естественно что я, как квартиросъемщик, отказать не смог.
На следующий день, вернувшись со службы домой, я увидел а пустой квартире на полу свой саквояж и решил пойти с ним в магазин, купить поесть и выпить. Открыл саквояж - мама дорогая! Там тыщ двести в пачках по десять тысяч! Я таких денег в жизни не видал! Полюбовался, но нужно было спешить - магазин вскоре закрывался. Вынул я деньги, сложил Вите под кровать и побежал в магазин.
Вернулся через пол часа. Захожу в парадную и слышу как кто-то скулит на лестничной площадке. Тоненько так, как маленький щенок. Жалобно. Взбегаю на третий этаж и вижу Витю - сидит он, обняв батарею отопления на лестнице и скулит...
- Витя, спрашиваю я, что случилось?
- Де-еньги украли, сквозь икоту и слезы говорит он мне.
- Кто украл? - затупил я, не врубаясь.
- Не-е зна-аю… - продолжает скулить Витя, - тюрьма мне теперь или вообще расстреляют. Я на десять минут деньги в квартире оставил и вышел к соседу поговорить..
Я бегу в квартиру, кидаюсь под Витину кровать - деньги, слава Богу, там. Бегу назад к Вите с радостной вестью - Витя, все деньги целы - у тебя под кроватью, я саквояж брал в магазин сходить, коньяка нам две бутылки взял и закуси. - Сволочь ты, Юра, - уже без икоты и со слабой улыбкой сказал Витя, - Сволочь!
Я не обиделся… Коньяк мы выпили, закусили. Потом Витя достал свой - у него всегда все было. Выпили и его... Дальнейших событий не помню...
А из квартиры меня Витя, гад такой, выгнал...