Утренний, настоящий утренний кофе надо пить в одиночестве. Особенно, когда спала ты часа полтора, а разбудили тебя кошачьи вокализы в коридоре. Ну, поймала мышь, подумаешь, зачем же стулья ломать? И звонить из соседней комнаты по мобильнику, чтобы кто-то усмирил эту проклятую тварь, - тоже не надо, дорогие товарищи. Не глухая, сама слышу.
Да, так вот, кофе. За кофеем лучше всего никуда не смотреть. И уж ни в коем разе не в стену, где разводы от вешних вод (у соседей половодье приключилась недавно). И не туда, где пришпилен неоплаченный счет за электричество. И не в окно, где мороз и солнце - потому что не велеть, и не в санки, и не кобылку, и не звездою Севера.
А главное, ничего не читать. Даже
теплую газету, выглаженную специальным утюгом руками специального камердинера. Утюгом... камердинера... да, приятно. Но после первой чашки.
Не читать! А если с ночи на столе лежит какая научная книжка - избегать сугубо. Даже, если намеренно приготовлена для просмотра. Особливо, если намеренно. И пусть унесут фонари.
А коли не удержалась и открыла, то смотреть только в именной указатель, и то с осторожностью, в полглаза. Ага, Никон, патриарх, Новалис, Новиков И.Н., Новиков Н.И., Носов С.Н., Ньютон И. (Невтон)... Ктой-то у нас тут Носов С.Н., с.4? Автор, оказывается, - целую главу написал. Посмо
трим...
Глава VI. Вяземский - критик. Так, "фигура <...> одинокая и скрыто трагическая" (свежо!), "при обширности территории страны и отчасти разрозненном существовании отдельных ее регионов единый центр, единая культура и литература, поддерживаемые государством, представлялись В. абсолютно необходимыми для духовного бытия Отечества" (отмену губернаторских выборов забыл!), "основная причина неточности В. в характеристике идейно-художественной природы пушкинского "Кавказского пленника" состоит как раз в стремлении рассматривать явления русской литературы в глобальном общеисторическом контексте, без достаточного учета самобытности отечественной литературы" (обойдемся без вашего космополита Байрона, однозначно), "В. отчасти интуитивно, но отнюдь не смутно, а вполне определенно чувствовал, что российская литература в будущем, к концу 19 века и особенно в начале 20 века, будет в значительной своей части развиваться по несколько иному, его решительно не устраивающему пути - в творчестве многих писателей возобладают фантазии и грезы, опора на мистический опыт" (вот и еще один пророк-почвенник, чем не Страхов?). Уфффф!
Банальности и пурга. Вернее, пурга и банальности. Причем к князю Петру Андреичу имеющие очень отдаленное отношение. О лит. контексте - ни слова, о полемиках, в к-рых участвовал В. - ни строчки. И ни одной ссылки, кроме как на сб. В. "Эстетика и лит. критика" (1984). Лишь разок Гиллельсона и Л.Я.Гинзбург в глухих скобках лягнул. Да соседний Прозоров и старуха Архипова прямо Веселовскими смотрятся рядом с этим эссеем. Откуда он завелся в Пушдоме,
такой д.ф.н., коллеги? Неужто тот Носов, к-рый про Розанова писал? А романы тоже он? И для академической "Истории русской критики" не могли, что ли, найти кого пограмотней? Лучше уж Кулешова.
Говорила же я - в одиночестве. Только кофе зря извела.
И на подтирки изорвала,
конечно, Очерки истории русской литературной критики, т. 1, СПб., 1999.