Кремль сегодня - кровавая антирусская гильотина
Десять лет назад в этом месяце Россию потрясла серия загадочных взрывов жилых домов, в которых погибли сотни людей. За ними последовала волна страха и паники, которая привела тогда почти неизвестного Владимира Путина на вершину власти в стране. Но после взрывов появились сомнения, а также странные улики, сведетельствующие, что их устроили люди, может быть, работавшие на правительство. В последующие годы те, кто подвергал сомнению официальную версию событий, один за другим умолкли или скончались. За исключением одного. Скотт Андерсон нашел его.
Первое взорванное здание было казармой в Буйнакске, в которой проживали российские солдаты и их семьи . Это было ничем не примечательное пятиэтажное здание на окраине, и когда около него поздней ночью 4 сентября 1999 года взорвалась огромная бомба в грузовике, этажи провалились друг в друга, превратив здание в груду горящих обломков. Под развалинами были погребены тела 64 человек - мужчин, женщин и детей.
13 сентября прошлого года я покинул до рассвета гостиницу в центре Москвы и поехал в рабочий район на южном крае города.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как я был в русской столице. Повсюду виднелись новые здания из стекла и стали, горизон пестрел строительными кранами, и даже в четыре часа ночи шумные казино вокруг Пушкинской площади работали вовсю, а Тверская была забита джипами и BMW новейших моделей. Все, что я видел по дороге, демонстрировало колоссальные изменения, которые произошли в России, чья экономика была разогнана притоком нефтедолларов, за девять лет после прихода к власти Владимира Путина.
Но этим утром я ехал в "старую" Москву, в небольшой парк, где когда-то стояло грязноватое девятиэтажное жилое здание, известное как дом 6/3 по Каширскому шоссе. В 5:03 утра 13-го сентября 1999 года (ровно за девять лет до моего визита) дом 6/3 по Каширскому шоссе был взорван бомбой, спрятанной в подвале. 121 жилец этого здания погиб во сне. Этот взрыв, произошедший через девять дней после взрыва в Буйнакске, стал третим. Всего в том сентябре взрывов жилых домов в России было четыре за двенадцать дней. Во взрывах погибло около 300 человек, и страна погрузилась в панику. До терактов 11 сентября они были одними из самых масштабных терактов в мире. Обвиняя во взрывах террористов из Чечни, новый премьер-министр России Владимир Путин приказал вторгнуться в мятежную республику, использую тактику «выжженной земли». Благодаря успеху этого вторжения неизвестный до того Путин стал национальным героем, быстро захватив полную власть в российском государстве. Эта власть остается у него и по сей день.
На месте дома 6/3 по Каширскому шоссе теперь были разбиты аккуратные клумбы. Они окружали каменный монумент, на котором были выбиты имена погибших и стоял православный крест. В девятую годовщину взрыва там собрались три-четыре местных журналиста, за которыми следили пара милиционеров из стоящей недалеко машине - впрочем, делать никому из них было нечего. Вскоре после пяти часов группа из пары дюжин людей - в основном молодых, скорее всего родственники погибших - в спешке подошла поставить свечи и возложить на монумент красные гвоздики и так же быстро отошла. Кроме них, тем утром там появились только двое пожилых мужчин, бывшие свидетелями взрыва; они произнесли в телекамеры, что это было ужасно, просто шок.
Я заметил, что один из стариков, встав перед памятником, расчувствовался, постоянно вытирая слезы. Несколько раз он поворачивался и начинал целеустремленно шагать, как будто пытаясь покинуть это место, но у него ничего не выходило. Каждый раз он замедлялся у деревьев на краю парка и потом все равно медленно возвращался к памятнику. В конце концов я подошел к нему.
"Я здесь недалеко жил," - сказал он, - "и меня разбудил шум. Я примчался и..." Крупный мужчина, бывший моряк, он беспомощно развел руки над клумбами. "Ничего. Ничего. Вытащили мальчика и его собаку. И все. Все остальные уже были мертвы."
Но старик оказался более тесная причастен к трагедии. Его дочь, зять, и внук жили в доме 6/3 по Каширскому шоссе, и все они тоже погибли в то утро. Подведя меня к памятнику, он показал их имена на камне, в отчаянии утирая слезы. Затем он сердито прошептал: "Говорят, что виноваты чеченцы, но это ложь. Это были люди Путина. Всем это известно. Никто не хочет говорить об этом, но все это знают."
Это загадка, на которой основано современное российское государство, загадка, не разрешенная до сих пор. Что произошло во время ужасных событий сентября 1999 года? Нашла ли Россия своего ангела-мстителя в лице Путина, классического решительного человека, который сокрушил врагов страны и вывел народ из кризиса? Или же кризис был сфабрикован в угоду Путину как успешный план российских спецслужб по приведению к власти одного из своих? Этот вопрос важен потому, что если бы не случилось сентябрьских взрывов и всего, что за ними последовало, трудно представить себе, как бы Путин мог занять свое теперешнее положение: крупный игрок на мировой арене и глава одной из самых сильных стран в мире.
Непонятно, почему так мало людей вне России хотят узнать ответ на этот вопрос. Считается, что несколько спецслужб расследовали эти взрывы, но ни одна из них не обнародовала выводы. Среди американских законодателей взрывами мало кто интересовался. В 2003 году Джон Маккейн заявил Конгрессу, что "до сих пор остаются заслуживающие доверия свидетельства того, что ФСБ приложило к атакам руку." Но помимо этого ни американское правительство, ни американские СМИ не удосужились вникнуть в суть дела.
Это кажущееся отсутствие интереса распространяется теперь и в России. Сразу после взрывов многие россияне публично подвергали сомнению официальную версию событий. Эти голоса замолкли один за другим. В последние несколько лет многие из журналистов, расследовавших эти происшествия, были убиты (или умерли при подозрительных обстоятельсвах). Та же судьба постигла и двоих членов парламентской комиссии по расследованию. Тем временем создаётся впечатление, что почти все, чья версия отличается от официальной, теперь или отказываются говорить, или отреклись от своих прежних заявлений, или мертвы.
Во время моего пребывания в России в прошлом сентябре я попытался поговорить с принимавшими участие в поиске ответов журналистами, юристами, расследователями по правами человека. Многие наотрез отказались говорить со мной. Другие неохотно соглашались, но в основном ограничивались перечислением известных нестыковок в деле; если я настаивал, они допускали только, что проблема остается "спорной". Даже в случае со стариком из парка на Каширском шоссе я столкнулся с удушающей атмосферу, окружающей эту тему. Хоть он с готовностью согласился еще раз встретиться и познакомить меня с семьями других жертв, не доверявших официальной версии событий, потом он передумал.
"Не могу," - сказал он, когда перезвонил мне через несколько дней. - "Я поговорил с женой и шефом, и оба сказали, что если я встречусь с вами, мне конец."
Я хотел узнать, что он имел в виду, когда сказал "конец", но старый моряк уже повесил трубку. Без сомнения, частично его осторожность можно понять - вспомните только участь человека, для которого подтверждение конспирации о взрывах стало личной миссией: Александра Литвиненко. Из лондонской ссылки бывший агент КГБ вел в прессе непрекращающуюся кампанию против путинского режима, обвиняя его в коррупции и всяческих преступлениях - но, самое главное, в том, что именно Путин организовал взрывы домов.
В ноябре 2006 года весь мир смотрел, не отрывая глаз, на драму, развязавшуюся, когда Литвиненко подбросили смертельную дозу радиоактивного полония - скорее всего, во время встречи с двумя агентами русских спецслужб в баре лондонской гостиницы. Через 23 мучительных дня Литвиненко умер от яда, но успел подписать заявление, в котором он недвусмысленно обвинял Путина в преступлении.
Но Литвиненко не работал с делом взрыва домов в одиночку. За несколько лет до смерти Литвиненко попросил другого экс-агента КГБ, бывшего следователя Михаила Трепашкинa, помочь ему найти ответы на свои вопросы. В прошлом их судьбы сложным образом пересекались (в 90-х годах, один был предположительно послан убить другого), но в итоге именно Трепашкин, работая внутри России, обнаружил многие настораживающие факты этого дела.
Трепашкин тоже вызвал на себя гнев властей. В 2003 году его заключили на четыре года в запущенную уральскую тюрьму. Но к тому времени, как я приехал в Москву в прошлом году, он уже был на свободе.
Через посредника я узнал, что у Трепашкина две маленькие дочки и жена, категорически не желавшая, чтобы он встревал в политику. Узнав об этом, а так же приняв во внимание, что коллегу Трепашкниа недавно убили, а его самого упекли в тюрьму, я ожидал, что мои попытки поговорить с ним будут так же безуспешны, как и разговоры с другими сомневающимися.
"О нет, он не будет молчать," - заверил меня посредник. - "Единственный способ остановить Трепашкина - это убить его."
9 сентября, через пять дней после взрыва в Буйнакске, террористы нанесли удар по Москве. Они взорвали жилой дом на улице Гурьянова, в рабочем районе города на юго-западе. Вместо грузовика устройство было спрятано на нижнем этаже дома, но результат был практически тем же - взрыв разрушил все восемь этажей и и убил 94 спящих жителей.
И именно после улицы Гурьянова началась всеобщая паника. Уже через несколько часов некоторые российские официальные лица начали недвусмысленно намекать, что виноваты чеченские террористы, и стране объявили повышенную боевую готовность. Тысячи полицейских отправились допрашивать - и в нескольких сотнях случаев, арестовывать - всех, походящих на чеченцев, а жители многоэтажных домов по всей России организовывали патрули. Призывы к мести раздавались во всех политических кругах.
По просьбе Трепашкина, наша первая встреча состоялась в переполненном кафе в центре Москвы. Сначал появился один из его помощников, а потом, через двадцать минут, прибыл сам Трепашкин в сопровождении кого-то наподобие телохранителя, мускулистого коротко остриженного молодого человека с непроницаемым взглядом.
Трепашкин оказался крепко сложен, хоть и невысок - он всю жизнь занимался всевозможными боевыми искусствами. Он был очень видным, несмотря на возраст в 51 год. Но наиболее всего привлекала внимание его никогда не исчезавшая улыбка. Благодаря ей он немедленно располагал собеседника, вызывая к себе дружелюбие, хотя я мог себе представить, как в дни его работы в КГБ у сидящих с другой стороны стола для допросов из-за этой улыбки стыла кровь.
Несколько минут мы болтали о повседневных вещах - о необычно холодной стоявшей тогда московской погоде, об изменениях, которые я заметил со времени моего предыдущего визита, - и я чувствовал, что Трепашкин пытается вычислить меня, решая, как много можно мне открыть.
Потом он стал рассказывать мне о своей карьере в КГБ. Большую часть времени он расследовал контрабанду антиквариата. В то время он был абсолютно предан советской власти, особенно КГБ. Трепашкин был таким горячим сторонником Советского Союза, что он даже поддержал группу, которая пыталась предотвратить приход к власти Бориса Ельцина и сохранить советскую систему.
"Я видел, что это будет конец Советского Союза," - объяснял Трепашкин в кафе. -"Но пойдем дальше - что случится с КГБ, со всеми нами, для кого Комитет стал делом жизни? Я видел впереди только бедствия".
И эти бедствия пришли. Советский Союз распался, и Россия погрузилась в экономический и социальный хаос. Один из особо разрушительных аспектов этого хаоса связан с огромным количеством офицеров российского КГБ, которые неожиданно вошли в частный сектор. Одни открыли фирмы, или сами, или в сотрудничестве с той самой мафией, с которой они раньше боролись. Другие шли работать в качестве "советников" или охранников к новым олигархам или старым боссам из коммунистической партии, которые спешно хватали все, что имело ценность в России, расхваливая в то же время "демократические реформы" президента Бориса Ельцина.
Трепашкин набдлюдал за всем этим с очень близкого расстояния. Оставшись в ФСБ (бывшем КГБ), следователь заметил, что отличать преступления от действий правительства становится всё труднее.
"В одном деле за другим," - сказал он, - " просматривался сговор. Мафия работали с террористическими группами, но потом след вдруг вел к какой-нибудь бизнес-группе или даже к государственному министерству. И тогда становилось непонятно - это до сих пор уголовное дело или же подпольная операция, имеющая официальную санкцию? И что же на самом деле значит "официальная санкция" - кто, в конце концов, у руля?"
Летом 1995 года Михаил Трепашкин начал работать над делом, которое навсегда поменяет его жизнь и приведет его к столкновению с высшими начальниками ФСБ; один из них, по утверждению Трепашкина, попытается его убить. Этот инцидент, как и многие другие, раскрывшие гниль пост-советской России, касался сепаратистской южной республики Чечня.
К декабрю 1995 года после целого года войны повстанцы, боровшиеся за независимость Чечни, завели российскую армию в тупик, кровавый и унизительный. Причиной этого были не только боевые действия. Еще со времен Советского Союза чеченская мафия контролировала большую часть российского криминалитета, поэтому когда и само российское общество криминализовалось, чеченским повстанцам это было только на руку. Они воевали против российской армии современным оружием, которое всегда можно было получить, просто дав взятку коррумпированным российским офицерам. Деньги же шли от чеченских преступных группировок, оперировавших по всей стране.
Насколько далеко зашел этот всем удобный сговор? Трепашкин узнал ответ ночью 1 декабря, когда группа офицеров ФСБ захватила московский офис банка «Сольди».
Этот налет был последним звеном сложного операции, которую возглавлял, среди прочих, и Трепашкин. Она должно было наконец-то сокрушить печально известную группировку банковских вымогателей, связанных с чеченским лидером Салманом Радуевым. Налет прошел с огромным успехом: в сеть «Сольди» были пойманы более двадцати бандитов, в том числе два офицера ФСБ и генерал российской армии.
Но внутри банка ФСБ-шники нашли что-то странное. Готовясь к засадам, бандиты поставили по всему зданию прослушивающие жучки, подсоединив их к стоящей снаружи машине. Как выяснилось, система была несовершенной, но тем не менее возникал вопрос: откуда у этой банды могло быть такое оборудование?
"У всех подобных устройств есть серийные номера", - объяснял Трепашкин, сидя в московском кафе, - "поэтому мы пробили их по системе и обнаружили, что все они родом или из ФСБ, или из Министерства Обороны."
Это было чрезвычайно важно, так как доступ к такому оборудованию был строго ограничен. Получалось, что высокопоставленные офицеры спецслужб и армии были в сговоре не просто с бандитской группировкой, а с группировкйо, которая создавалась в целях финансрования войны против России. По стандартам любого государства это уже была не коррупция, а измена.
Но как только Трепашкин начал расследование, глава отдела внутренней безопасности Николай Патрушев снял его с дела банка «Сольди». К тому же ни одному российским офицеру не было предъявлено обвинения, и почти все пойманные в банке люди были вскоре втихую отпущены. Зато Патрушев приказал завести дело против Трепашкина. Оно продлилось почти два года, и под конец Трепашкин не выдержал. В мае 1997 года он написал открытое письмо президенту Ельцину, подробно описав свою роль в расследовании и обвинив большинство начальников ФСБ во множестве преступлений, включающих сотрудничество с мафией и даже принятие бандитов в ряды ФСБ.
"Я думал, что если бы президент узнал о том, что происходит", - сказал Трепашкин, - "то он бы что-нибудь сделал. Это было ошибкой с моей стороны".
О да. Как оказалось, Борис Ельцин сам был невероятно коррумпирован, а письмо открыло глаза ФСБ-шников на недовольного в их рядах. Через месяц Трепашкин добровольно ушел с работы, не выдержав, по его словам, давления со стороны коллег и начальства. Но это не значило, что он собирался тихо исчезнуть. Тем же летом он подал в суд на руководств ФСБ и стал слать жалобы, которые доходили даже до самого директора ФСБ. Казалось, что следователь все еще верил в то, что честь Конторы можно восстановить, что некто, доселе неизвестный, выйдет из тени и потребует реформы. Однако его настойчивость только еще сильнее убедила часть руководства ФСБ, что настало время решить его проблему раз и навсегда. Одним из первых они обратились к Александру Литвиненко.
На первый взгляд Литвиненко казался как раз тем, кто нужен. Вернувшись в Москву после контр-террористической оперативной работы на кровавом Чеченском фронте, он был переведен в новый строго засекреченный отдел ФСБ под названием «Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций» (УРПО). Литвиненко еще не знал, что отдел создавался как группа киллеров. В книге "Смерть Диссидента", написанной Алексом Голдфарбом и вдовой Литвиненко Мариной, Литвиненко описывает встречу с начальником УРПО в октябре 1997: "Есть такой Михаил Трепашкин. Это твой новый объект. Возьми его дело и ознакомься."
Прочитав дело, Литвиненко узнал о работе следователя по банк «Сольдди», а также о его иске против руководства ФСБ. Он не мог понять, что же именно он должен был делать с Трепашкиным.
"Ну, здесь ситуация тонкая", - цитирует Литвиненко своего начальника. - "Ты же знаешь, что он подал в суд на нашего директора и дает об этом интервью. Мы должны его заткнуть, это приказал сам директор."
Вскоре, как утверждает Литвиненко, список его целей увеличился и включил в себя Бориса Березовского, олигарха и влиятельного кремлевского персонажа, которого кто-то могущественный теперь хотел уничтожить. Литвиненко тянул время, придумывая одно за другим причины, по которым он все никак не мог выполнить приказ на убийство.
По утверждению Трепашкина, за это время были совершены по крайней мере две попытки убить его: провалившаяся засада на пустынной московской автостраде, а также снайпер на крыше, которому не удалось выбрать нужную позицию. В других случаях, говорит он, его предупреждали друзья, все еще работавшие в Конторе.
В ноябре 1998 года предполагаемый заказ ФСБ на Трепашкина и Березовского был сенсационно обнародован, когда Литвиненко и четыре сотрудника УРПО созвали пресс-конференцию в Москве и рассказали об убийствах, которые им приказали совершить. Там же присутствовал и Михаил Трепашкин.
Но на этом дело, казалось бы, подошло к концу без особых последствий. Литвиненко, глава офицеров-диссидентов, был уволен, но более никак не наказан. А Трепашкин вопреки всем прогнозам выиграл свой иск против ФСБ, женился во второй раз и получил работу в налоговой полиции. По его словам , он решил тихо отслужить свой срок и потом уйти в пенсию.
Однако в сентябре 1999 года взрыв жилых домов потрясет политические основы России. Эти взрывы также заставят Трепашкина и Литвиненко вернуться в их мир плаща и кинжала, на этот раз с общей целью.
Во время массовой истерики, которая разразилась в Москве после взрыва на улице Гурьянова ранним утром 13 сентября 1999 года, властей предупредили о подозрительной активности в жилом доме на окраине города. Не найдя ничего необычного, службы безопасности закончили осмотр дома 6/3 по Каширскому шоссе около 2 утра и уехали. В 5:03 утра девятиэтажное здание было разрушено огромной бомбой, убив 121 мирного жителя.
3 дня спустя целью стало жилое здание в Волгодонске, городке к югу от Москвы. На этот раз бомба была в грузовике, и погибло еще семнадцать человек.
В московском кафе Трепашкин стал нехарактерно угрюмен, засмотревшись вдаль.
«Просто невероятно», - сказал он наконец. - «Это была моя первая мысль. Страна в панике, патрули граждан задерживают неизвестных на улице, везде есть полицейские блокпосты. Так как же эти террористы бродят так свободно, что у них есть время устроить и привести в исполнение такие сложные теракты?
Еще один аспект, в котором сомневался Трепашкин, был вопросом мотива.
«Обычно это очень легко найти мотив» объяснил он «или деньги или ненависть или ревность, но что привело чеченцев к этим терактам? Очень мало людей думали об этом».
С одной точки зрения это, может быть, понятно. Антипатия к чеченцам сидит очень глубоко в русском обществе и стала еще глубже во время сепаратистской войны девяностых годов. Невыразимые злодеяния совершили обе стороны в течение этого конфликта, и чеченские повстанцы были готовы и к войне на территории России и к действиям против мирных граждан . Но эта война окончилась в 1997 тем, что Борис Ельцин подписал договор, признавший автономию Чечни.
«Так что, зачем?» продолжал Трепашкин «Зачем хотели бы чеченцы спровоцировать российское государство, когда уже достигли всего, за что воевали?»
Кое-что еще мешало бывшему уголовному следователю: состав нового российского правительства.
Продолжение следует
Первое взорванное здание было казармой в Буйнакске, в которой проживали российские солдаты и их семьи . Это было ничем не примечательное пятиэтажное здание на окраине, и когда около него поздней ночью 4 сентября 1999 года взорвалась огромная бомба в грузовике, этажи провалились друг в друга, превратив здание в груду горящих обломков. Под развалинами были погребены тела 64 человек - мужчин, женщин и детей.
13 сентября прошлого года я покинул до рассвета гостиницу в центре Москвы и поехал в рабочий район на южном крае города.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как я был в русской столице. Повсюду виднелись новые здания из стекла и стали, горизон пестрел строительными кранами, и даже в четыре часа ночи шумные казино вокруг Пушкинской площади работали вовсю, а Тверская была забита джипами и BMW новейших моделей. Все, что я видел по дороге, демонстрировало колоссальные изменения, которые произошли в России, чья экономика была разогнана притоком нефтедолларов, за девять лет после прихода к власти Владимира Путина.
Но этим утром я ехал в "старую" Москву, в небольшой парк, где когда-то стояло грязноватое девятиэтажное жилое здание, известное как дом 6/3 по Каширскому шоссе. В 5:03 утра 13-го сентября 1999 года (ровно за девять лет до моего визита) дом 6/3 по Каширскому шоссе был взорван бомбой, спрятанной в подвале. 121 жилец этого здания погиб во сне. Этот взрыв, произошедший через девять дней после взрыва в Буйнакске, стал третим. Всего в том сентябре взрывов жилых домов в России было четыре за двенадцать дней. Во взрывах погибло около 300 человек, и страна погрузилась в панику. До терактов 11 сентября они были одними из самых масштабных терактов в мире. Обвиняя во взрывах террористов из Чечни, новый премьер-министр России Владимир Путин приказал вторгнуться в мятежную республику, использую тактику «выжженной земли». Благодаря успеху этого вторжения неизвестный до того Путин стал национальным героем, быстро захватив полную власть в российском государстве. Эта власть остается у него и по сей день.
На месте дома 6/3 по Каширскому шоссе теперь были разбиты аккуратные клумбы. Они окружали каменный монумент, на котором были выбиты имена погибших и стоял православный крест. В девятую годовщину взрыва там собрались три-четыре местных журналиста, за которыми следили пара милиционеров из стоящей недалеко машине - впрочем, делать никому из них было нечего. Вскоре после пяти часов группа из пары дюжин людей - в основном молодых, скорее всего родственники погибших - в спешке подошла поставить свечи и возложить на монумент красные гвоздики и так же быстро отошла. Кроме них, тем утром там появились только двое пожилых мужчин, бывшие свидетелями взрыва; они произнесли в телекамеры, что это было ужасно, просто шок.
Я заметил, что один из стариков, встав перед памятником, расчувствовался, постоянно вытирая слезы. Несколько раз он поворачивался и начинал целеустремленно шагать, как будто пытаясь покинуть это место, но у него ничего не выходило. Каждый раз он замедлялся у деревьев на краю парка и потом все равно медленно возвращался к памятнику. В конце концов я подошел к нему.
"Я здесь недалеко жил," - сказал он, - "и меня разбудил шум. Я примчался и..." Крупный мужчина, бывший моряк, он беспомощно развел руки над клумбами. "Ничего. Ничего. Вытащили мальчика и его собаку. И все. Все остальные уже были мертвы."
Но старик оказался более тесная причастен к трагедии. Его дочь, зять, и внук жили в доме 6/3 по Каширскому шоссе, и все они тоже погибли в то утро. Подведя меня к памятнику, он показал их имена на камне, в отчаянии утирая слезы. Затем он сердито прошептал: "Говорят, что виноваты чеченцы, но это ложь. Это были люди Путина. Всем это известно. Никто не хочет говорить об этом, но все это знают."
Это загадка, на которой основано современное российское государство, загадка, не разрешенная до сих пор. Что произошло во время ужасных событий сентября 1999 года? Нашла ли Россия своего ангела-мстителя в лице Путина, классического решительного человека, который сокрушил врагов страны и вывел народ из кризиса? Или же кризис был сфабрикован в угоду Путину как успешный план российских спецслужб по приведению к власти одного из своих? Этот вопрос важен потому, что если бы не случилось сентябрьских взрывов и всего, что за ними последовало, трудно представить себе, как бы Путин мог занять свое теперешнее положение: крупный игрок на мировой арене и глава одной из самых сильных стран в мире.
Непонятно, почему так мало людей вне России хотят узнать ответ на этот вопрос. Считается, что несколько спецслужб расследовали эти взрывы, но ни одна из них не обнародовала выводы. Среди американских законодателей взрывами мало кто интересовался. В 2003 году Джон Маккейн заявил Конгрессу, что "до сих пор остаются заслуживающие доверия свидетельства того, что ФСБ приложило к атакам руку." Но помимо этого ни американское правительство, ни американские СМИ не удосужились вникнуть в суть дела.
Это кажущееся отсутствие интереса распространяется теперь и в России. Сразу после взрывов многие россияне публично подвергали сомнению официальную версию событий. Эти голоса замолкли один за другим. В последние несколько лет многие из журналистов, расследовавших эти происшествия, были убиты (или умерли при подозрительных обстоятельсвах). Та же судьба постигла и двоих членов парламентской комиссии по расследованию. Тем временем создаётся впечатление, что почти все, чья версия отличается от официальной, теперь или отказываются говорить, или отреклись от своих прежних заявлений, или мертвы.
Во время моего пребывания в России в прошлом сентябре я попытался поговорить с принимавшими участие в поиске ответов журналистами, юристами, расследователями по правами человека. Многие наотрез отказались говорить со мной. Другие неохотно соглашались, но в основном ограничивались перечислением известных нестыковок в деле; если я настаивал, они допускали только, что проблема остается "спорной". Даже в случае со стариком из парка на Каширском шоссе я столкнулся с удушающей атмосферу, окружающей эту тему. Хоть он с готовностью согласился еще раз встретиться и познакомить меня с семьями других жертв, не доверявших официальной версии событий, потом он передумал.
"Не могу," - сказал он, когда перезвонил мне через несколько дней. - "Я поговорил с женой и шефом, и оба сказали, что если я встречусь с вами, мне конец."
Я хотел узнать, что он имел в виду, когда сказал "конец", но старый моряк уже повесил трубку. Без сомнения, частично его осторожность можно понять - вспомните только участь человека, для которого подтверждение конспирации о взрывах стало личной миссией: Александра Литвиненко. Из лондонской ссылки бывший агент КГБ вел в прессе непрекращающуюся кампанию против путинского режима, обвиняя его в коррупции и всяческих преступлениях - но, самое главное, в том, что именно Путин организовал взрывы домов.
В ноябре 2006 года весь мир смотрел, не отрывая глаз, на драму, развязавшуюся, когда Литвиненко подбросили смертельную дозу радиоактивного полония - скорее всего, во время встречи с двумя агентами русских спецслужб в баре лондонской гостиницы. Через 23 мучительных дня Литвиненко умер от яда, но успел подписать заявление, в котором он недвусмысленно обвинял Путина в преступлении.
Но Литвиненко не работал с делом взрыва домов в одиночку. За несколько лет до смерти Литвиненко попросил другого экс-агента КГБ, бывшего следователя Михаила Трепашкинa, помочь ему найти ответы на свои вопросы. В прошлом их судьбы сложным образом пересекались (в 90-х годах, один был предположительно послан убить другого), но в итоге именно Трепашкин, работая внутри России, обнаружил многие настораживающие факты этого дела.
Трепашкин тоже вызвал на себя гнев властей. В 2003 году его заключили на четыре года в запущенную уральскую тюрьму. Но к тому времени, как я приехал в Москву в прошлом году, он уже был на свободе.
Через посредника я узнал, что у Трепашкина две маленькие дочки и жена, категорически не желавшая, чтобы он встревал в политику. Узнав об этом, а так же приняв во внимание, что коллегу Трепашкниа недавно убили, а его самого упекли в тюрьму, я ожидал, что мои попытки поговорить с ним будут так же безуспешны, как и разговоры с другими сомневающимися.
"О нет, он не будет молчать," - заверил меня посредник. - "Единственный способ остановить Трепашкина - это убить его."
9 сентября, через пять дней после взрыва в Буйнакске, террористы нанесли удар по Москве. Они взорвали жилой дом на улице Гурьянова, в рабочем районе города на юго-западе. Вместо грузовика устройство было спрятано на нижнем этаже дома, но результат был практически тем же - взрыв разрушил все восемь этажей и и убил 94 спящих жителей.
И именно после улицы Гурьянова началась всеобщая паника. Уже через несколько часов некоторые российские официальные лица начали недвусмысленно намекать, что виноваты чеченские террористы, и стране объявили повышенную боевую готовность. Тысячи полицейских отправились допрашивать - и в нескольких сотнях случаев, арестовывать - всех, походящих на чеченцев, а жители многоэтажных домов по всей России организовывали патрули. Призывы к мести раздавались во всех политических кругах.
По просьбе Трепашкина, наша первая встреча состоялась в переполненном кафе в центре Москвы. Сначал появился один из его помощников, а потом, через двадцать минут, прибыл сам Трепашкин в сопровождении кого-то наподобие телохранителя, мускулистого коротко остриженного молодого человека с непроницаемым взглядом.
Трепашкин оказался крепко сложен, хоть и невысок - он всю жизнь занимался всевозможными боевыми искусствами. Он был очень видным, несмотря на возраст в 51 год. Но наиболее всего привлекала внимание его никогда не исчезавшая улыбка. Благодаря ей он немедленно располагал собеседника, вызывая к себе дружелюбие, хотя я мог себе представить, как в дни его работы в КГБ у сидящих с другой стороны стола для допросов из-за этой улыбки стыла кровь.
Несколько минут мы болтали о повседневных вещах - о необычно холодной стоявшей тогда московской погоде, об изменениях, которые я заметил со времени моего предыдущего визита, - и я чувствовал, что Трепашкин пытается вычислить меня, решая, как много можно мне открыть.
Потом он стал рассказывать мне о своей карьере в КГБ. Большую часть времени он расследовал контрабанду антиквариата. В то время он был абсолютно предан советской власти, особенно КГБ. Трепашкин был таким горячим сторонником Советского Союза, что он даже поддержал группу, которая пыталась предотвратить приход к власти Бориса Ельцина и сохранить советскую систему.
"Я видел, что это будет конец Советского Союза," - объяснял Трепашкин в кафе. -"Но пойдем дальше - что случится с КГБ, со всеми нами, для кого Комитет стал делом жизни? Я видел впереди только бедствия".
И эти бедствия пришли. Советский Союз распался, и Россия погрузилась в экономический и социальный хаос. Один из особо разрушительных аспектов этого хаоса связан с огромным количеством офицеров российского КГБ, которые неожиданно вошли в частный сектор. Одни открыли фирмы, или сами, или в сотрудничестве с той самой мафией, с которой они раньше боролись. Другие шли работать в качестве "советников" или охранников к новым олигархам или старым боссам из коммунистической партии, которые спешно хватали все, что имело ценность в России, расхваливая в то же время "демократические реформы" президента Бориса Ельцина.
Трепашкин набдлюдал за всем этим с очень близкого расстояния. Оставшись в ФСБ (бывшем КГБ), следователь заметил, что отличать преступления от действий правительства становится всё труднее.
"В одном деле за другим," - сказал он, - " просматривался сговор. Мафия работали с террористическими группами, но потом след вдруг вел к какой-нибудь бизнес-группе или даже к государственному министерству. И тогда становилось непонятно - это до сих пор уголовное дело или же подпольная операция, имеющая официальную санкцию? И что же на самом деле значит "официальная санкция" - кто, в конце концов, у руля?"
Летом 1995 года Михаил Трепашкин начал работать над делом, которое навсегда поменяет его жизнь и приведет его к столкновению с высшими начальниками ФСБ; один из них, по утверждению Трепашкина, попытается его убить. Этот инцидент, как и многие другие, раскрывшие гниль пост-советской России, касался сепаратистской южной республики Чечня.
К декабрю 1995 года после целого года войны повстанцы, боровшиеся за независимость Чечни, завели российскую армию в тупик, кровавый и унизительный. Причиной этого были не только боевые действия. Еще со времен Советского Союза чеченская мафия контролировала большую часть российского криминалитета, поэтому когда и само российское общество криминализовалось, чеченским повстанцам это было только на руку. Они воевали против российской армии современным оружием, которое всегда можно было получить, просто дав взятку коррумпированным российским офицерам. Деньги же шли от чеченских преступных группировок, оперировавших по всей стране.
Насколько далеко зашел этот всем удобный сговор? Трепашкин узнал ответ ночью 1 декабря, когда группа офицеров ФСБ захватила московский офис банка «Сольди».
Этот налет был последним звеном сложного операции, которую возглавлял, среди прочих, и Трепашкин. Она должно было наконец-то сокрушить печально известную группировку банковских вымогателей, связанных с чеченским лидером Салманом Радуевым. Налет прошел с огромным успехом: в сеть «Сольди» были пойманы более двадцати бандитов, в том числе два офицера ФСБ и генерал российской армии.
Но внутри банка ФСБ-шники нашли что-то странное. Готовясь к засадам, бандиты поставили по всему зданию прослушивающие жучки, подсоединив их к стоящей снаружи машине. Как выяснилось, система была несовершенной, но тем не менее возникал вопрос: откуда у этой банды могло быть такое оборудование?
"У всех подобных устройств есть серийные номера", - объяснял Трепашкин, сидя в московском кафе, - "поэтому мы пробили их по системе и обнаружили, что все они родом или из ФСБ, или из Министерства Обороны."
Это было чрезвычайно важно, так как доступ к такому оборудованию был строго ограничен. Получалось, что высокопоставленные офицеры спецслужб и армии были в сговоре не просто с бандитской группировкой, а с группировкйо, которая создавалась в целях финансрования войны против России. По стандартам любого государства это уже была не коррупция, а измена.
Но как только Трепашкин начал расследование, глава отдела внутренней безопасности Николай Патрушев снял его с дела банка «Сольди». К тому же ни одному российским офицеру не было предъявлено обвинения, и почти все пойманные в банке люди были вскоре втихую отпущены. Зато Патрушев приказал завести дело против Трепашкина. Оно продлилось почти два года, и под конец Трепашкин не выдержал. В мае 1997 года он написал открытое письмо президенту Ельцину, подробно описав свою роль в расследовании и обвинив большинство начальников ФСБ во множестве преступлений, включающих сотрудничество с мафией и даже принятие бандитов в ряды ФСБ.
"Я думал, что если бы президент узнал о том, что происходит", - сказал Трепашкин, - "то он бы что-нибудь сделал. Это было ошибкой с моей стороны".
О да. Как оказалось, Борис Ельцин сам был невероятно коррумпирован, а письмо открыло глаза ФСБ-шников на недовольного в их рядах. Через месяц Трепашкин добровольно ушел с работы, не выдержав, по его словам, давления со стороны коллег и начальства. Но это не значило, что он собирался тихо исчезнуть. Тем же летом он подал в суд на руководств ФСБ и стал слать жалобы, которые доходили даже до самого директора ФСБ. Казалось, что следователь все еще верил в то, что честь Конторы можно восстановить, что некто, доселе неизвестный, выйдет из тени и потребует реформы. Однако его настойчивость только еще сильнее убедила часть руководства ФСБ, что настало время решить его проблему раз и навсегда. Одним из первых они обратились к Александру Литвиненко.
На первый взгляд Литвиненко казался как раз тем, кто нужен. Вернувшись в Москву после контр-террористической оперативной работы на кровавом Чеченском фронте, он был переведен в новый строго засекреченный отдел ФСБ под названием «Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций» (УРПО). Литвиненко еще не знал, что отдел создавался как группа киллеров. В книге "Смерть Диссидента", написанной Алексом Голдфарбом и вдовой Литвиненко Мариной, Литвиненко описывает встречу с начальником УРПО в октябре 1997: "Есть такой Михаил Трепашкин. Это твой новый объект. Возьми его дело и ознакомься."
Прочитав дело, Литвиненко узнал о работе следователя по банк «Сольдди», а также о его иске против руководства ФСБ. Он не мог понять, что же именно он должен был делать с Трепашкиным.
"Ну, здесь ситуация тонкая", - цитирует Литвиненко своего начальника. - "Ты же знаешь, что он подал в суд на нашего директора и дает об этом интервью. Мы должны его заткнуть, это приказал сам директор."
Вскоре, как утверждает Литвиненко, список его целей увеличился и включил в себя Бориса Березовского, олигарха и влиятельного кремлевского персонажа, которого кто-то могущественный теперь хотел уничтожить. Литвиненко тянул время, придумывая одно за другим причины, по которым он все никак не мог выполнить приказ на убийство.
По утверждению Трепашкина, за это время были совершены по крайней мере две попытки убить его: провалившаяся засада на пустынной московской автостраде, а также снайпер на крыше, которому не удалось выбрать нужную позицию. В других случаях, говорит он, его предупреждали друзья, все еще работавшие в Конторе.
В ноябре 1998 года предполагаемый заказ ФСБ на Трепашкина и Березовского был сенсационно обнародован, когда Литвиненко и четыре сотрудника УРПО созвали пресс-конференцию в Москве и рассказали об убийствах, которые им приказали совершить. Там же присутствовал и Михаил Трепашкин.
Но на этом дело, казалось бы, подошло к концу без особых последствий. Литвиненко, глава офицеров-диссидентов, был уволен, но более никак не наказан. А Трепашкин вопреки всем прогнозам выиграл свой иск против ФСБ, женился во второй раз и получил работу в налоговой полиции. По его словам , он решил тихо отслужить свой срок и потом уйти в пенсию.
Однако в сентябре 1999 года взрыв жилых домов потрясет политические основы России. Эти взрывы также заставят Трепашкина и Литвиненко вернуться в их мир плаща и кинжала, на этот раз с общей целью.
Во время массовой истерики, которая разразилась в Москве после взрыва на улице Гурьянова ранним утром 13 сентября 1999 года, властей предупредили о подозрительной активности в жилом доме на окраине города. Не найдя ничего необычного, службы безопасности закончили осмотр дома 6/3 по Каширскому шоссе около 2 утра и уехали. В 5:03 утра девятиэтажное здание было разрушено огромной бомбой, убив 121 мирного жителя.
3 дня спустя целью стало жилое здание в Волгодонске, городке к югу от Москвы. На этот раз бомба была в грузовике, и погибло еще семнадцать человек.
В московском кафе Трепашкин стал нехарактерно угрюмен, засмотревшись вдаль.
«Просто невероятно», - сказал он наконец. - «Это была моя первая мысль. Страна в панике, патрули граждан задерживают неизвестных на улице, везде есть полицейские блокпосты. Так как же эти террористы бродят так свободно, что у них есть время устроить и привести в исполнение такие сложные теракты?
Еще один аспект, в котором сомневался Трепашкин, был вопросом мотива.
«Обычно это очень легко найти мотив» объяснил он «или деньги или ненависть или ревность, но что привело чеченцев к этим терактам? Очень мало людей думали об этом».
С одной точки зрения это, может быть, понятно. Антипатия к чеченцам сидит очень глубоко в русском обществе и стала еще глубже во время сепаратистской войны девяностых годов. Невыразимые злодеяния совершили обе стороны в течение этого конфликта, и чеченские повстанцы были готовы и к войне на территории России и к действиям против мирных граждан . Но эта война окончилась в 1997 тем, что Борис Ельцин подписал договор, признавший автономию Чечни.
«Так что, зачем?» продолжал Трепашкин «Зачем хотели бы чеченцы спровоцировать российское государство, когда уже достигли всего, за что воевали?»
Кое-что еще мешало бывшему уголовному следователю: состав нового российского правительства.
Продолжение следует