dialectique
Вечером 13 июля я ходила на бал парижских пожарных, пила, веселилась, танцевала, была приглашена на танцы и даже звана неким физиотерапевтом в Манчестер ну вот первым же поездом. И, слегка пьяная и замечательно уставшая, я засыпала с эйфорической мыслью - как хорошо оказаться тут одной, свободной.
Вечером 14 июля я посмотрела последнего Гарри Поттера. Рассеянно думала, а есть ли у меня такой друг Снейп, который меня любит, будет любить. Вспоминала, как поверила в то, что, оказывается, могу читать и прочитывать толстые книжки на русском, а потом и на английском. Вспоминала утренние бюджетные сеансы в Звездном, на которые мы ходили все вместе. А когда стемнело, я смотрела тридцать минут дивной красоты салют на фоне ажурного силуэта той самой башни, на фоне самой известной музыки из мюзиклов, на фоне воспоминаний (на грани фантастики), как ровно двадцать лет назад я смотрю на лифт, ползущий жучком по левой лапке Эйфелевой башни, а папа в этот момент вырезает своим викториноксом мне ложекчу из пластиковой бутылки, чтобы мама покормила меня ягодным мороженым. И как я люблю the sound of music, и как мы ездили долго на дачу с первым актом Нотр-Дама в ту сторону, и со вторым на обратном пути. Возвращаться мне нравилось меньше.
И я легла спать, уставшая, опьяненная катарсисом, отсутствием непрочитанных писем в inbox и невыразимым скучанием.
Я как тот самый Бретодо или Бредото из Амели, который в начале фильма с наслаждением ест самый нежный серединный кусочек запеченной курицы, а в конце фильма с наслаждением угощает своего маленького внука самым нежным серединным кусочком запеченной курицы. Или что-то там такое.
Вечером 14 июля я посмотрела последнего Гарри Поттера. Рассеянно думала, а есть ли у меня такой друг Снейп, который меня любит, будет любить. Вспоминала, как поверила в то, что, оказывается, могу читать и прочитывать толстые книжки на русском, а потом и на английском. Вспоминала утренние бюджетные сеансы в Звездном, на которые мы ходили все вместе. А когда стемнело, я смотрела тридцать минут дивной красоты салют на фоне ажурного силуэта той самой башни, на фоне самой известной музыки из мюзиклов, на фоне воспоминаний (на грани фантастики), как ровно двадцать лет назад я смотрю на лифт, ползущий жучком по левой лапке Эйфелевой башни, а папа в этот момент вырезает своим викториноксом мне ложекчу из пластиковой бутылки, чтобы мама покормила меня ягодным мороженым. И как я люблю the sound of music, и как мы ездили долго на дачу с первым актом Нотр-Дама в ту сторону, и со вторым на обратном пути. Возвращаться мне нравилось меньше.
И я легла спать, уставшая, опьяненная катарсисом, отсутствием непрочитанных писем в inbox и невыразимым скучанием.
Я как тот самый Бретодо или Бредото из Амели, который в начале фильма с наслаждением ест самый нежный серединный кусочек запеченной курицы, а в конце фильма с наслаждением угощает своего маленького внука самым нежным серединным кусочком запеченной курицы. Или что-то там такое.