Муза
Муза
Всю свою жизнь Семён Аркадьевич занимался самой обыденной для людей его склада характера работой - бухгалтерским учётом. Все знали, насколько он хорош и всегда приглашали по поводу и без повода. В особенности, если у руководства закрадывалось сомнение, что квартальный отчёт может вызвать нежелательное внимание налоговой инспекции.
Каждый раз, проделав колоссальную работу, просидев над бумагами, зачастую, несколько дней и ночей, Семён Аркадьевич, скромно резюмировал, - "Да я всего-то пару циферок исправил, да сумму подкорректировал".
За трудолюбие и молчаливость его даже прозвали - Сизиф. Он не обижался. Работу свою он знал и любил всей душой.
Семён Аркадьевич женился поздно, прожил в браке десять счастливых лет. Детей не было, но это их не огорчало. У них были общие интересы, одинаковые взгляды на жизнь. Они с удовольствием смотрели одни и те же фильмы и обсуждали статьи в газетах, никогда не ругались. Он уходил на работу, а она хлопотала по хозяйству. Вместе им было хорошо.
А потом её не стало. Не стало в один день. Врачи позвонили. Врачи сказали, - "Тромб, ничего нельзя было сделать, простите".
Первое время он сильно горевал. Не выходил на улицу, не подходил к телефону, забросил работу, плакал, смотрел старые семейные альбомы, подолгу сидел у окна.
Но жизнь продолжается. Пришли коллеги, уговорили вернуться. Работа спасала. И горечь постепенно притупилась. Жизнь вернулась в прежнее русло. Но над ним уже никто не шутил, да и он перестал смеяться над шутками.
После работы он стал часто бродить по парку, его успокаивал шелест листьев, радовал детский смех. Он ловил случайные улыбки прохожих и улыбался в ответ. Так он встретил Музу.
Она была моложе его. Не была излишне красивой, но была обворожительной. И он мог слушать её часами.
Она порхала, она смеялась, обличала и гневалась. Была скромной, была дерзкой, была тёплой, была холодной. Она не говорила ему, как её зовут. На все его вопросы просто улыбалась, и он вдруг понял, что ему этого вполне достаточно.
Иногда он приносил ей цветы, дарил какие-то безделушки, покупал книжки, а потом, как-то совсем неожиданно для себя, начал писать.
Он посвящал ей стихи. При встрече, называл её Эрато. Когда рифмы кончались, он переходил на прозу и тогда в разговоре называл её Талией. Когда ему было грустно, портилась погода, и она не приходила, мысленно называл её Мельпоменой, а перо рождало странные фантазии и запутанные истории. Она улыбалась, но ничего не говорила. Но для Семена Аркадьевича эта улыбка была важнее любых похвал и одобрений.
Так прошёл год. Каждый день он приходил в парк, и иногда туда приходила его Муза.
А потом, прощаясь, она как-то обыденно сказала, - "Я улетаю", а он не сообразил спросить, куда и надолго ли? И она улетела. Больше они не встречались.
Но с тех пор жизнь Семена Аркадьевича кардинально изменилась. Он начал смеяться над чужими шутками и даже иногда пытался шутить сам. Перестал избегать людей, снова начал читать книги и обсуждать с коллегами вчерашние передачи. А на Новый Год купил ёлку и поздравил друзей.
Он не стал великим поэтом, не стал маститым писателем, не стал драматургом или сценаристом. По-прежнему проводил весь день, складывая и вычитая безликие числа. Но зато, каждое утро, собираясь на работу, Семён Аркадьевич теперь всегда начищал до блеска штиблеты и надевал свой самый лучший костюм. А, выйдя во двор, останавливался, долго задумчиво смотрел в небо, улыбался самой доброй улыбкой и говорил - "Спасибо".
