Верю
Верю
- Эй, мужчина. Я вижу, вы не заняты. На солнышке греетесь. Не хотите принять участие в нашей передаче? Вас и по телевизору покажут, и по радио…
- А что… можно. А о чём передача?
- Да про жизнь всё, про жизнь. О том, какая прекрасная жизнь в нашем чудесном городе.
- И где же будут показывать вашу передачу?
- На молодёжном канале планируем. Расскажем о том, как труженики нашего города отстраивали его после катастрофы. Про индустриализацию, про рабочий класс, про работников интеллектуального труда. Ну, в общем, хотим подать молодёжи пример. Чтобы знала, на кого ровняться. Чтоб не только металл там всякий и триллеры. А чтоб личным примером, так сказать.
- Личным примером, говоришь. Это, конечно, можно. Я много историй интересных знаю. Только я катастрофу не застал, в разъездах был.
- Да это не страшно. Расскажите о том, о чём помните. А остальное мы уже потом доснимем. С другими. С очевидцами. Согласны?
- Ну, не знаю… давайте.
- Семёныч, доставай аппаратуру. Похоже, наконец-то правильного нашли. Ну, что же, начнём... Во что Вы верите?
- Я человек простой и вера у меня простая, незамысловатая. Верю, что встречу женщину своей мечты. И заживём мы дружно и счастливо и умрём в один день. Верю, несмотря ни на что. Не смотря даже на семидесятилетнего соседа с первого этажа, у которого из дверей так сильно пахнет затхлостью, что соседские коты брезгуют мочиться на его половичок, а мухи начинают нападать на ос за право первыми вылететь в окно… Раньше он мне вяло кивал, на моё бодрое, - «Здравствуйте!». Потом начал здороваться в ответ. А теперь, что б его, улыбаться и уже начинает интересоваться моими делами… Признал… Чутьё, видать у старика… Знает что-то, что я упорно пытаюсь скрыть от себя …
- Так может всё зря?
- Может и зря. А может и нет. Поди разбери. Кто знает? Каждое утро соседка с третьего этажа материт почём зря своих великовозрастных сыновей и невесток, которые не хотят работать, учиться, убирать по дому, не ходят за продуктами… А по вечерам поёт песни внуку, купая его в ванночке. И как поёт… Заслушаешься… А потом уходит в ночную, чтобы прокормить эту ораву бездельников и тунеядцев. Скажете зря? А что поделаешь? Какой родитель может сказать, кем станет его Птенчик, его Звёздочка? Кто знает? Вот и бьётся до последнего. А может не надо? Может принять всё, как есть? Отступиться? Смириться? А можно ли? А будет ли позволено? А сможем ли мы потом с этим жить? Сможем ли простить себя и других? Тех, кто видит и знает, и молчит, потому что нечего сказать… Потому что неизвестно, что говорить в таких случаях, что делать…
- Так что же делать?
- А что тут поделаешь? Вот, помню, сосед со второго этажа пил сильно. Допивался до белой горячки. А жена всё костерила его почём свет. Даже в удачные дни. А он и по дому, и руки золотые. Но вот не нужны никому они здесь. Вот как. Так он, сосед то бишь, как-то не выдержал, да и уехал от семьи да от выпивки на платформу посреди океана. Туда, где трудно, где деньги рекой, а не пьётся, так как сил нету. Да не в силах-то и дело. Там ты нужен. Ты на своём месте. Уважение. Почёт. Ты не винтик, попавший случайно на вентилятор компьютера, где единственное, что ты в состоянии сделать, так это закоротить всю систему намертво. Ты не можешь подвести. Ты же не последняя сволочь. Ты же человек… А потом приехал, спустя год. А дома такой же синий гоблин. А он в пиджаке, в галстуке. Даже не зашёл на жену посмотреть… Вот что делать? Зачем вернулся? Ведь знал, что так и будет…
- Считаете, что не нужно надеяться?
- Надежда… Знаю я одну Надежду с пятого. Швеёй работала. Пока хозяин не перевёл производство в Китай да Индонезию. А какая мастерица. Золотые руки. Всё, что хочешь, пошить может. И брюки, и юбку. А вон старику с первого этажа даже пальто зимнее пошила. Жалко ей его стало… А теперь что. Уборщицей в метро, да на стоянке сутки-трое. А у неё же две дочери. Их же ещё в люди вывести надо. Плачет. Каждую ночь плачет. Мне за стенкой слышно. У нас ванная комната через тонкую перегородку. Включает воду, чтобы девочки не слышали и рыдает. А я слышу. Хотел помочь деньгами, не берёт. Гордая. А что я ещё могу, я ж всё время в разъездах. А вы говорите - надежда…
- Так что же Вы предлагаете?
- Я? Да в праве ли я что-либо предлагать? Я же не учёный, не философ, житейским премудростям не обучен. А то посоветую чего, так побьют… Вот как мальчишка с четвёртого этажа. Родители растили, заботились, души не чаяли, всё хотели как лучше. Дитятко ж… А дитятко выросло да в банду вступило. Да квартиру своих родителей дружкам сдало, да родителей те дружки до полусмерти. А дитятко остепенилось, и вот уже сумки из родительской машины таскает, когда те из супермаркета приезжают, улыбается, довольное. Семья. А что бы вы предложили в такой ситуации?
- Да что же это у вас за дом такой? Просто «Город греха» какой-то.
- Дом, как дом. Таких даже в центре каждый второй, если не первый.
- Получается, что не делается, все к худшему?
- Я оптимист по натуре. Или, как все чаще говорят, - реалист. Они же, подростки, привыкли к телевизору. Где вампиры да зомби чуть ли не положительные герои по сравнению с теми, кого показывают в новостях. А нужно же знать, что бывает.
- Пугаете?
- Что вы, как можно… Предостерегаю… Но всегда надеюсь на лучший исход…
- Слушайте, а вы случайно на телевиденье не работаете? Что-то мне ваш стиль изложения знакомым показался.
- А как же. Работаю. А как вы догадались? Я для них сценарии пишу. Для новостей, для выборов. Очень уважают меня. Говорят, Алекс, ты просто гений. Ты кладезь знаний. И как бы мы без тебя. Больно и представить. А так рейтинги, публикации, афиши. Наш шеф уже баллотируется в этом году. А что вы думаете. Его любят. За ним идут. А я что. Я просто пишу, что вижу. Я нужен. И в другие города приглашают. Без меня никак…
- Семёныч, сворачивай микрофоны. Этот опять из этих, из негативных. Куда ни ткнись, одно и то же. Сплошное ворчание. Вот что за город такой. Я понимаю, если бы какой-нибудь Идентон в Северной Каролине. А то Нью-Йорк, чёрт побери, Нью-Йорк. Тут же миллионер на миллионере. А простую передачу для школьников снять не можем.
- Я не Семёныч. Я Семенович. Фарид.
- А отчество как?
- Абу Али Фахим ибн Кумар ибн Абдалах.
- Тфу, ты. И что за жизнь…
