Читательский дневник: Глеб Сташков.
Читаю сейчас "Записки купчинского гопника", бессовестно скачанные на всем известном ресурсе, поскольку в этой моей деревне не то что Сташкова - Пушкина, кажется, не всегда найдешь. Но так как
а) это нечестно по отношению к автору, которому такие проблемы и местные деревни, мягко говоря, в виду не имелись;
б) книга прекрасная;
в) в руках подержать и все такое;
я нацелена на покупку бумажного варианта и даже уже пытаюсь его найти (желательно в живом натуральном магазине, а не по почте и интернету, потому как я по интернету покупать книги не приучена).
На самом деле книга прекрасная, я не преувеличиваю. Попала она ко мне случайно в рамках параноидального выкачивания значимой для меня части рутрекера, а именно книг и учебников. Повелась я, естественно, на петербуржские реалии, заявленные заголовке и аннотации, но чего-то сверхестественного не ждала. Автор - журналист, а значит, сразу приходят непрошенные ассоциации. Стогов, Белинский, тот же Баум, в конце концов.
Но нет :)
Всё намного - или немного, но уж точно - лучше.
Язык понравился, смысловая нагрузка присутствует, ч/ю тоже на месте. Реалии описаны на 10 из 10. (Были мы в вашем Купчино, присматривались как к месту потенциального переезда, присмотрелись - и из списка возможных районов вычеркнули от греха).
Это одна из тех немногих прочитанных/читаемых книг, про которые хочется вам рассказывать - желательно, рассказывать долго, пока вы не сбежите.
Под катом - несколько цитат из начала книги. Цитаты разношерстные - от того, что у меня здесь происходит под тегом "антидепрессант" до вполне себе серьезных рассмотрений тонкостей социального устройства или, скажем, русского языка. Читается, кстати, всё без исключения легко, а мне лично стоит некоторого повышенного самоконтроля отсмеиваться потише в подушку: на часах-то ночь глубокая, дети рядом сопят, а мне, что называется, возржакивается.
"Лифт доехал до первого этажа и раскрыл двери. Передо мной стояла дама с ребенком.
Дама шарахнулась в сторону и завизжала. Ребенок шарахнулся в другую сторону и тоже завизжал. Они думали, что я с собакой. А если я с собакой, то нужно визжать. Тогда собака залает, и можно поскандалить.
- Намордник нужно надевать, - крикнула дама.
- Кому? Мне?
- Собаке!
Я посмотрел по сторонам:
- Где вы видите собаку?
Дама издала зубовный скрежет.
Я прошел к выходу.
- Вам, молодой человек, намордник иногда тоже не повредит.
Я не стал спорить. В принципе, она права."
"Когда-то давно планировалось, что Ленинград будет расти и развиваться на юг. В сторону Пушкина и Павловска. А Купчино превратилось бы в центр города.
Ленинград не стал развиваться на юг. Он стал развиваться на север. А мы до сих пор стараемся доказать, что наше Купчино никакой не центр, а самая настоящая окраина. Надо сказать, нам это удается.
- Ты где живешь? - спрашивает тебя случайный знакомый.
- В Купчино.
- А чего не переедешь? - говорит знакомый и сочувственно покачивает головой.
Несколько лет назад весь город обсуждал газоскреб «Охта-центр».
- Возмутительно, - кричала общественность. - Нельзя уродовать центр города. Если очень надо, небоскреб можно построить в Купчино.
Нас, конечно, никто не спрашивал. Купчино, конечно, не жалко. Потому что Купчино нельзя изуродовать. Потому что из всех спальных районов наш - самый спальный. Из всех многоэтажек наши - самые однотипные. И только средние школы у нас не самые средние, а самые худшие.
Зато у нас много зелени. И под каждым третьим кустом кто-нибудь справляет нужду. Единственный во всей округе общественный туалет давно закрылся за отсутствием посетителей.
Ленинградская интеллигенция, выезжая из коммуналок, мигрировала на север. У них и названия соответствующие - метро «Академическая», метро «Политехническая». А у нас - станция метро «Купчино». Просто «Купчино». И до недавних пор - всего одна.
На закате советской эпохи по всему городу было полно гопников. Но только в Купчино гопник являлся типичным представителем биосферы. Только в Купчино ватник и кирзовые сапоги служили униформой и одновременно пропуском в светское общество.
Купчино - символ городской окраины. У нас чаще всего лопаются трубы и трескается асфальт. К нам реже всего приезжает начальство и чаще всего - гастарбайтеры.
Нам быстрее доехать до Царскосельского лицея, чем до Эрмитажа. Но мы в лицей не ездим. Равно как и в Эрмитаж.
Единственный относительно приличный вуз в нашем районе - Гуманитарный университет профсоюзов - наглухо огражден забором и чуть ли не колючей проволокой. Входы и выходы тщательно охраняются. Чтобы - не дай бог - никто из аборигенов не проник в обитель профсоюзно-гуманитарного знания. И чтобы будущие профсоюзные вожаки - чего доброго - не столкнулись с аборигенами.
Недавно известный московский журналист Панюшкин написал книжку. Главный герой должен был олицетворять собой рафинированного дегенерата. Но быть родом из Петербурга. Конечно, журналист Панюшкин поместил его в Купчино. А куда же еще?
А вообще-то у нас живет математик Перельман. Но его все равно никто никогда не видел.
Некоторые безответственные эксперты утверждают, что существуют новое Купчино и старое Купчино. И, дескать, старое Купчино интеллигентнее. Они, правда, не говорят - интеллигентнее. Они выражаются по-другому: старое Купчино - быдляцкий район, а новое - совсем быдляцкий."
"Ни в новом Купчино, ни в старом. Или надо говорить «ни в новом Купчине, ни в старом»? Вот в чем вопрос, который не дает покоя лучшим умам нашего микрорайона. Надо ли слово Купчино склонять.
В этом отношении творятся совершенно чудовищные вещи. Людей, которые склоняют Купчино, обвиняют в безграмотности и невежестве.
- Гы-ы, - смеются над ними. - По Купчину, из Купчина… гы-ы… понаехали всякие, проходу от вас нет.
Те, которые говорят «по Купчино, из Купчино», считают себя интеллигентами и грамотеями.
На самом деле Купчино перестали склонять именно потому, что сюда понаехали. И именно что всякие.
До войны люди говорили «из Автова, из Пулкова». А потом перестали. Я спрашивал у одного профессора с кафедры русского языка, почему перестали.
- В связи со всеобщей расхлябанностью, - сказал профессор.
А еще профессор сказал, что до революции говорили «в Хельсинках». Мне кажется, профессор малость погорячился. Никто до революции «в Хельсинках» не говорил. Потому что до революции Хельсинки называли Гельсингфорсом. Не вызывает у меня доверия этот профессор.
Как известно, главный знаток русского языка - это Дитмар Эльяшевич Розенталь. У Розенталя черным по белому написано, что русские названия на «-ино» нужно склонять.
Это и у Лермонтова так. «Недаром помнит вся Россия про день Бородина». Не про день Бородино, а про день Бородина вся Россия помнит.
Если бы Наполеон побывал в наших краях, то и про день Купчина помнили бы. [...]
А коли вспомнили про Лермонтова, грех лишний раз не замолвить словечко за Пушкина. Тому, знаете ли, тоже хорошо писалось в Болдине, а не в Болдино.
А нынешние грамотеи говорят, что от «в Купчине» они, видишь ли, дискомфорт испытывают. Понаехало скобарье из деревень и туда же - дискомфорт испытывают. Пушкин с Лермонтовым, значит, не испытывали, а они испытывают."
"Когда я работал литредактором в спортивной газете, один хоккейный корреспондент испытывал дискомфорт от названия уфимского клуба «Салават Юлаев». И писал так: СКА играет с «Салаватом Юлаев». Я объяснял, что Салават Юлаев - это не фунт стерлингов. Что салават - это не единица измерения юлаев. Корреспондент спорил. А потом ушел на телеканал «100ТВ», где говорит, что «Зенит» играет с «Крылья Советами»."
Кстати, у автора есть прекрасный ЖЖ - gleb_st
а) это нечестно по отношению к автору, которому такие проблемы и местные деревни, мягко говоря, в виду не имелись;
б) книга прекрасная;
в) в руках подержать и все такое;
я нацелена на покупку бумажного варианта и даже уже пытаюсь его найти (желательно в живом натуральном магазине, а не по почте и интернету, потому как я по интернету покупать книги не приучена).
На самом деле книга прекрасная, я не преувеличиваю. Попала она ко мне случайно в рамках параноидального выкачивания значимой для меня части рутрекера, а именно книг и учебников. Повелась я, естественно, на петербуржские реалии, заявленные заголовке и аннотации, но чего-то сверхестественного не ждала. Автор - журналист, а значит, сразу приходят непрошенные ассоциации. Стогов, Белинский, тот же Баум, в конце концов.
Но нет :)
Всё намного - или немного, но уж точно - лучше.
Язык понравился, смысловая нагрузка присутствует, ч/ю тоже на месте. Реалии описаны на 10 из 10. (Были мы в вашем Купчино, присматривались как к месту потенциального переезда, присмотрелись - и из списка возможных районов вычеркнули от греха).
Это одна из тех немногих прочитанных/читаемых книг, про которые хочется вам рассказывать - желательно, рассказывать долго, пока вы не сбежите.
Под катом - несколько цитат из начала книги. Цитаты разношерстные - от того, что у меня здесь происходит под тегом "антидепрессант" до вполне себе серьезных рассмотрений тонкостей социального устройства или, скажем, русского языка. Читается, кстати, всё без исключения легко, а мне лично стоит некоторого повышенного самоконтроля отсмеиваться потише в подушку: на часах-то ночь глубокая, дети рядом сопят, а мне, что называется, возржакивается.
"Лифт доехал до первого этажа и раскрыл двери. Передо мной стояла дама с ребенком.
Дама шарахнулась в сторону и завизжала. Ребенок шарахнулся в другую сторону и тоже завизжал. Они думали, что я с собакой. А если я с собакой, то нужно визжать. Тогда собака залает, и можно поскандалить.
- Намордник нужно надевать, - крикнула дама.
- Кому? Мне?
- Собаке!
Я посмотрел по сторонам:
- Где вы видите собаку?
Дама издала зубовный скрежет.
Я прошел к выходу.
- Вам, молодой человек, намордник иногда тоже не повредит.
Я не стал спорить. В принципе, она права."
"Когда-то давно планировалось, что Ленинград будет расти и развиваться на юг. В сторону Пушкина и Павловска. А Купчино превратилось бы в центр города.
Ленинград не стал развиваться на юг. Он стал развиваться на север. А мы до сих пор стараемся доказать, что наше Купчино никакой не центр, а самая настоящая окраина. Надо сказать, нам это удается.
- Ты где живешь? - спрашивает тебя случайный знакомый.
- В Купчино.
- А чего не переедешь? - говорит знакомый и сочувственно покачивает головой.
Несколько лет назад весь город обсуждал газоскреб «Охта-центр».
- Возмутительно, - кричала общественность. - Нельзя уродовать центр города. Если очень надо, небоскреб можно построить в Купчино.
Нас, конечно, никто не спрашивал. Купчино, конечно, не жалко. Потому что Купчино нельзя изуродовать. Потому что из всех спальных районов наш - самый спальный. Из всех многоэтажек наши - самые однотипные. И только средние школы у нас не самые средние, а самые худшие.
Зато у нас много зелени. И под каждым третьим кустом кто-нибудь справляет нужду. Единственный во всей округе общественный туалет давно закрылся за отсутствием посетителей.
Ленинградская интеллигенция, выезжая из коммуналок, мигрировала на север. У них и названия соответствующие - метро «Академическая», метро «Политехническая». А у нас - станция метро «Купчино». Просто «Купчино». И до недавних пор - всего одна.
На закате советской эпохи по всему городу было полно гопников. Но только в Купчино гопник являлся типичным представителем биосферы. Только в Купчино ватник и кирзовые сапоги служили униформой и одновременно пропуском в светское общество.
Купчино - символ городской окраины. У нас чаще всего лопаются трубы и трескается асфальт. К нам реже всего приезжает начальство и чаще всего - гастарбайтеры.
Нам быстрее доехать до Царскосельского лицея, чем до Эрмитажа. Но мы в лицей не ездим. Равно как и в Эрмитаж.
Единственный относительно приличный вуз в нашем районе - Гуманитарный университет профсоюзов - наглухо огражден забором и чуть ли не колючей проволокой. Входы и выходы тщательно охраняются. Чтобы - не дай бог - никто из аборигенов не проник в обитель профсоюзно-гуманитарного знания. И чтобы будущие профсоюзные вожаки - чего доброго - не столкнулись с аборигенами.
Недавно известный московский журналист Панюшкин написал книжку. Главный герой должен был олицетворять собой рафинированного дегенерата. Но быть родом из Петербурга. Конечно, журналист Панюшкин поместил его в Купчино. А куда же еще?
А вообще-то у нас живет математик Перельман. Но его все равно никто никогда не видел.
Некоторые безответственные эксперты утверждают, что существуют новое Купчино и старое Купчино. И, дескать, старое Купчино интеллигентнее. Они, правда, не говорят - интеллигентнее. Они выражаются по-другому: старое Купчино - быдляцкий район, а новое - совсем быдляцкий."
"Ни в новом Купчино, ни в старом. Или надо говорить «ни в новом Купчине, ни в старом»? Вот в чем вопрос, который не дает покоя лучшим умам нашего микрорайона. Надо ли слово Купчино склонять.
В этом отношении творятся совершенно чудовищные вещи. Людей, которые склоняют Купчино, обвиняют в безграмотности и невежестве.
- Гы-ы, - смеются над ними. - По Купчину, из Купчина… гы-ы… понаехали всякие, проходу от вас нет.
Те, которые говорят «по Купчино, из Купчино», считают себя интеллигентами и грамотеями.
На самом деле Купчино перестали склонять именно потому, что сюда понаехали. И именно что всякие.
До войны люди говорили «из Автова, из Пулкова». А потом перестали. Я спрашивал у одного профессора с кафедры русского языка, почему перестали.
- В связи со всеобщей расхлябанностью, - сказал профессор.
А еще профессор сказал, что до революции говорили «в Хельсинках». Мне кажется, профессор малость погорячился. Никто до революции «в Хельсинках» не говорил. Потому что до революции Хельсинки называли Гельсингфорсом. Не вызывает у меня доверия этот профессор.
Как известно, главный знаток русского языка - это Дитмар Эльяшевич Розенталь. У Розенталя черным по белому написано, что русские названия на «-ино» нужно склонять.
Это и у Лермонтова так. «Недаром помнит вся Россия про день Бородина». Не про день Бородино, а про день Бородина вся Россия помнит.
Если бы Наполеон побывал в наших краях, то и про день Купчина помнили бы. [...]
А коли вспомнили про Лермонтова, грех лишний раз не замолвить словечко за Пушкина. Тому, знаете ли, тоже хорошо писалось в Болдине, а не в Болдино.
А нынешние грамотеи говорят, что от «в Купчине» они, видишь ли, дискомфорт испытывают. Понаехало скобарье из деревень и туда же - дискомфорт испытывают. Пушкин с Лермонтовым, значит, не испытывали, а они испытывают."
"Когда я работал литредактором в спортивной газете, один хоккейный корреспондент испытывал дискомфорт от названия уфимского клуба «Салават Юлаев». И писал так: СКА играет с «Салаватом Юлаев». Я объяснял, что Салават Юлаев - это не фунт стерлингов. Что салават - это не единица измерения юлаев. Корреспондент спорил. А потом ушел на телеканал «100ТВ», где говорит, что «Зенит» играет с «Крылья Советами»."
Кстати, у автора есть прекрасный ЖЖ - gleb_st