Рейдерский захват Российской Академии наук. Наш ответ ответ законотворцам-"реформаторам"
Д.Ю. Климушкин, кандидат физико-математических наук, Институт солнечно-земной физики (ИСЗФ) СО РАН, г. Иркутск.
Наш ответ законотворцам-реформаторам
В своем выступлении на заседании Госдумы вице-премьер Ольга Голодец обосновывала необходимость реформы РАН (точнее, того, что было названо реформой - большинство ученых называют это рейдерским захватом) неэффективностью Российской Академии Наук. Многие из высказанных претензий справедливы, однако необходимо отметить, что проблемы РАН в значительной мере порождены не столько недостатками в работе ее самой, сколько недостатками работы правительства: невниманием к науке, а то и прямым вредительством и в «лихие девяностые», и в «благополучные» путинские годы.
Здесь надо еще отметить, что наше доблестное Правительство, похоже, действительно верит, что проблемы науки можно решить без серьезных капиталовложений, без серьезного финансирования, а просто с помощью каких-то чудодейственных способов, некоего «эффективного менеджмента» и т.д. Да и вообще у нас в стране сейчас очень модно верить в волшебников, но мы-то, ученые, знаем, что чудес не бывает и, следовательно, всякие чудеса менеджмента возможны только в том случае, если есть солидная финансовая поддержка, которую можно перераспределять в различных направлениях. Вопрос в том, куда именно пойдет эта поддержка.
Теперь по существу высказанных претензий.
Главная претензия к РАН - это малое количество публикаций. Действительно, по сравнению с западными коллегами публикаций у нас не так уж много. Однако надо понимать, с чем это связано. Это связано в значительной мере с тем, что сейчас мы находимся в такой ситуации, что у нас нет возможности для публикации наших результатов.
Если говорить об отечественных журналах, нужно признать, что за последнее время они в значительной мере снизили свой уровень. Например, главный отечественный журнал по физике околоземного космического пространства «Геомагнетизм и аэрономия»: с момента подачи и до момента окончательной публикации статьи в нем может проходить два года, в то время как в приличных международных журналах это время составляет несколько месяцев, максимум год. При этом материалы туда необходимо направлять в форме рукописи, которые временами теряются, как и рецензии, ответы на замечания рецензентов. Да и вообще, весь процесс несколько затруднен по сравнению с международными журналами. Туда статьи направляются либо по электронной почте, либо с помощью формы, размещенной на сайте. В наши журналы материалы направляются по обычной почте, причем текст должен быть особым образом размечен - греческие символы, верхние индексы и т.д. имеют свои особые пометки. Это говорит о том, что уровень журнала достаточно низкий. Да и не заметит никто эту публикацию, не сошлется на нее. Поэтому нам ничего не остается делать, кроме как публиковаться в зарубежных изданиях.
Однако наиболее серьезные зарубежные журналы являются платными. Это означает, что сначала ученый направляет в этот журнал статью; эта статья отдается на рассмотрение двух рецензентов, чтобы они сделали свои замечания, которые, как правило, всегда есть. Нередко замечания касаются просто формы изложения. После того, как рецензии отправляются авторам, авторы свою статью корректируют с учетом этих замечаний и после этого, возможно с прохождением еще одного такого круга рецензирования, статья принимается. Но прежде, чем она будет опубликована, в серьезных журналах нужно заплатить денежку. В разных науках это по-разному. Например, в Journal of Geophysical Research (JGR), главном журнале по физике околоземного космоса, публикация стоит 1000$, а в биологии и того больше. Даже есть у нас и есть такие деньги, заплатить мы все равно не можем, просто потому, что в бюджете научных институтов нет такой статьи расходов, как «оплата публикаций в зарубежных журналах». Во многих случаях нам приходится платить свои собственные деньги. При этом нужно понимать, что на выплачиваемую сумму дополнительно накладывается налог, разного рода социальные выплаты и получается, что выплачиваемая сумма по факту оказывается еще выше. Зарубежные ученые над нами подшучивают: работа вообще-то должна приносить доход, а не отнимать его. Правда, есть журналы «промежуточного» уровня, которые тоже, в общем, общепризнанны, и при этом бесплатны. В космофизике это Journal of Atmospheric and Solar-Terrestrial Physics, иногда журналы по общей физике плазмы. Однако стопроцентное соответствия между направлением работ наших сотрудников и тематикой этих журналов нет, да и рейтинг этих журналов существенно ниже платных. Так что у нас нет другого выхода, как искать возможности опубликования статей в высокорейтинговых, платных журналах.
Эта проблема могла бы быть решена Правительством, и ему о ней хорошо известно, но оно почему-то не считает нужным ее решать. Правительство могло бы решить эту проблему за считанные дни, быть может, недели. Ученые уже долгое время ставят этот вопрос, но Правительство ничего не делает. Возникает ощущение, что они не делают этого специально, специально хотят создать проблемы для ученых и потом обвинить их в том, что они плохо работают.
Вторая претензия, предъявляемая нам - это малое число ссылок на наши публикации. Отчасти она также обоснована. Но давайте разберемся в причинах такой ситуации. Нужно понимать, что современная наука - это уже давно не то романтическое занятие, каким оно когда-то было, когда люди совместно ищут истину, безвозмездно обмениваются идеями, стараются оценить идеи, которые приходят от их коллег и как-то их развить. Сейчас это бизнес, довольно жесткий, со своими законами конкуренции. Сейчас тебя просто не замечают. Чтобы тебя заметили, нужно стать заметным самому - постоянно присутствовать на различных мероприятиях, ездить на конференции, стажировки и т.д. Можно привести пример: в 1989 году двое наших коллег из ИСЗФ опубликовали в журнале Planetary and Space Science статью по одной очень важной задаче. В те годы это был один из основных журналов по нашей тематике и уровень его был достаточно высок (сейчас его тематика несколько изменилась и мы ей уже не соответствуем). Так вот, хотя статья была опубликована в одном из ведущих журналов, она осталась, по большому счету, незамеченной. Тогда как двое наших американских коллег опубликовали статью с описанием решения той же проблемы в другом, тоже очень серьезном общепризнанном журнале, и именно их работа попала в поле зрения научного сообщества. Почему? Разгадка проста: наши американские коллеги к тому времени уже были признанными учеными, их знали все члены соответствующего сообщества. Наши же только приступили к работам в этой области.
Отсюда можно сделать вывод, что для того, чтобы заметили твою статью, нужно везде ездить, постоянно быть на виду. Какое-то время нам здорово помогали международные научные фонды, типа фонда Сороса, ИНТАСа. Но теперь они все закрыты; действительно, наша страна сама теперь достаточно богатая, может играть в такие дорогие игрушки, как олимпиада в Сочи, разные чемпионаты, дурацкое это Евровидение. У нас живут богатейшие люди мира. Как-то мой немецкий коллега сказал мне, что мы, русские богатые люди, «You have Abramovich», «у вас есть Абрамович», или дословно: «Вы имеете Абрамовича». Я ему ответил тогда, что это не мы имеем Абрамовича, а Абрамович нас имеет. Мой коллега прекрасно понял двусмысленность этого слова - «иметь»…
Еще недавно у нас была в РФФИ программа поддержки конференций. Поддержка там была достаточно условная, далеко не полностью покрывающая расходы на поездки и, как правило, все равно нужно было доплачивать из своих собственных средств. Но все-таки помощь. Тем не менее, даже эта программа была свернута по распоряжению опять-таки Правительства. Таким образом, чтобы решить проблему известности наших ученых (и, следовательно, проблему цитирования), нам в значительной мере нужно возобновить широкомасштабную поддержку науки в плане возможности участия в конференциях. Каждый ученый должен иметь возможность принять участие в нескольких конференциях в течение года, в том числе зарубежных. Не потому что он выиграл travel-grant, а просто потому, что он обязан это сделать за деньги, которые у него имеются специально для этой цели.
Конечно, цитируемость - это не только цитируемость зарубежными учеными, но и нашими коллегами в России и странах бывшего Советского Союза, например, Украины, где еще сохранились сильные группы. Но тут нужно четко понимать, что в бывшем СССР и за рубежом совершенно разные традиции цитирования. У них, если посмотреть, в статьях по 40-50 ссылок. Буквально «на каждый чих» ссылка. У нас совершенно по-другому. В советской школе было принято цитировать только те работы, которые реально необходимы. Т.е. если ты используешь результаты некоторой работы в своей статье, тогда ты на нее ссылаешься, если не используешь - не ссылаешься. В результате количество ссылок в наших статьях, как правило, очень невелико - 10-15, редко когда больше. У меня был такой случай, когда один мой коллега из Германии, будучи рецензентом одной статьи, написанной в нашем институте на тему, близкую той, которой когда-то занимался я, прислал мне письмо. «Дмитрий - пишет он, - у вас, должно быть, странные отношения в институте. Человек работает, практически, по той же самой теме, которой занимался и ты, а он при этом тебя не цитирует». Я ответил ему, что здесь нет никакой проблемы, так как у нас принято по-другому: если человек непосредственно мою работу не использовал - он на нее не ссылается. Такую систему цитирования, конечно, нужно менять, поскольку мы живем в новом мире. Если мы публикуемся в зарубежных журналах, мы должны соответствовать их стилистике, определенным, принятым там, стандартам. Как следует, этого делать мы пока не умеем.
Ну и наконец, у меня такое ощущение, что нас часто не цитируют еще и по той причине, что мы, в некотором смысле, «слишком умные». Очень часто в рецензиях на наши работы мы встречаем такие слова, что наши статьи слишком сложные для данной науки, постарайтесь написать проще. Но проще - невозможно, это будут сплошные логические пробелы! Буквально недавно моя аспирантка отправила статью в один международный журнал и получила ответ, мол, в статье используется математический аппарат квантовой механики, который неизвестен зарубежным физикам, занимающимся физикой ближнего космоса. Это, конечно, скандал. Еще десять-пятнадцать лет назад такая ситуация была немыслима. Квантовая механика - это то, что входит в курс образования каждого физика и стыдно признаваться, что ты в ней ничего не понимаешь. А в физике волн такая ситуация, что где бы ни были волны, в какой бы среде ни распространялись, очень многие элементы математического аппарата, которые описывают эти волны, заимствованы из квантовой механики. Это конкретный пример того, что часто наши статьи недоступны для понимания нашими современными коллегами с Запада, а таких примеров - множество. В 80-90 годы и у нас, и на Западе было множество теоретических разработок, которые сейчас практически все забыты - просто потому, что нет почти никого, кто был бы в состоянии эти статьи прочитать. А ведь эти разработки вовсе не устарели, они с успехом могли бы использоваться даже сейчас.
Таким образом, претензия к нам о том, что наши статьи мало цитируются, в чем-то справедлива, но эту ситуацию можно изменить в том случае, если, во-первых, нам удастся присутствовать на всех конференциях, которые проводятся по соответствующим наукам. А во-вторых, нам нужно будет постоянно работать с зарубежными учеными, устраивать какие-то обмены - чтобы к нам кто-то приезжал, чтобы мы к кому-то приезжали, в какие-то научные центры. А для этого нужны деньги. Это вопрос к Правительству, а не к нам.
Следующая претензия - будто бы ученые живут в «башне из слоновой кости». Что же, и это отчасти справедливо. Однако нужно сказать, что эта проблема постепенно решается. Например, у нас в институте мы постоянно проводим какие-то мероприятия со школьниками: конференцию для школьников города и области, где они могут выступать с докладами, общаться с учеными, читаем различные лекции, проводим различные состязания между учащимися школ города. То есть такая работа постоянно идет. Конечно, пока она идет недостаточно. Мы должны информировать общество о наших успехах постоянно, а не от случая к случаю.
Для этого в институтах должна быть учреждена новая должность: пресс-секретарь. Однако пока мы просто не имеем права ее учреждать, поскольку должно быть согласие сверху. У нас нет возможности учреждать те должности, которые нам нужны, нас могут обвинить в нецелевом расходовании средств - а правительство еще больше хочет ограничить нашу свободу.
Можно посмотреть, как о себе заявляет, например, NASA. На каждый запуск любого космического проекта у них создается сайт. При этом, разумеется, этот сайт пишут хорошо обученные и квалифицированные люди. Не просто те, кто отрабатывает деньги - им заплатили и они написали «тяп-ляп», как у нас это любят делать, в том числе и на разных чиновничьих сайтах. Их сайты действительно очень хорошие с точки зрения дизайна, удобны с точки зрения навигации. Постоянно там присутствуют всякого рода ролики, которые распространяются, например, через YouTube, и их просматривают миллионы. Т.е. там действительно происходит работа, которая заинтересовывает огромное количество людей. Для этого всего у нас, опять-таки, нет ни средств, ни возможностей. Так что, еще раз - не нужно верить в чудеса, не нужно думать, что мы можем взять и из ничего что-то организовать. Это невозможно. Все требует определенного финансового подкрепления. Почему-то чиновники у нас за все, что делают, должно что-то получать (даже если делают из рук вон плохо), а ученые должны работать просто так, себе в ущерб, из каких-то романтических побуждений, «общественного долга».
Потом, нам все время твердят, что текущая система организации науки в РАН плоха потому, что не способствует мобильности. Это, опять-таки, справедливо, но при этом нужно признать, что зарубежная система тоже плохая, только в прямо противоположном направлении. Если нашу систему можно охарактеризовать как запор, то зарубежную - как понос. Действительно, у нас, как правило, работая над решением каких-то задач, ученые могут решать их в течение длительного времени и при этом могут не сильно хорошо разбираться в том, что происходит в смежных областях науки. И за эти два года опубликовать всего одну статью - там, где американец или китаец опубликует семь; но это будет реально сильная статья! Это, кстати, к вопросу о количестве публикаций… Но да, скажем так, это плохая академическая мобильность. Между тем, наши ученые действительно являются экспертами, хотя зачастую в очень ограниченных областях. Если есть желание, можно вспомнить Козьму Пруткова с его афоризмом про специалиста, подобного флюсу. Но все же этим можно гордиться.
Однако у западных коллег зачастую ситуация совершенно противоположная - они вообще не являются экспертами ни в одной области. Виновата эта их система, которую нам всячески пытаются навязать, когда человек сегодня должен работать в одном научном центре и заниматься одними задачами, а буквально через несколько лет он вынужден идти в какой-то другой научный центр и заниматься совершенно другими задачами. Эта система не способствует тому, чтобы ученые понимали, о чем идет речь - они просто не являются специалистами ни по какой узкой теме. Они везде схватывают только самые верхи, а глубину той проблемы, которой они занимаются, они не постигают. Кстати, это еще одно из объяснений того, почему наши статьи, наши результаты часто не востребованы зарубежными коллегами и не цитируются должным образом - просто потому, что наши зарубежные часто коллеги «схватывают» только самые элементарные вещи, а на большее у них прости не хватает ни времени, ни терпения; и вообще, им не за это платят, а за количество публикаций.
Конечно, нам нужно как-то учиться мобильности. И да, это снова потребует финансовых вложений. Например, существует в рамках РФФИ такая программа «Мобильность молодых ученых», когда молодой ученый, защитивший диссертацию, имеет возможность поехать в другой научный центр в России, поработать с коллегами по смежным, но не идентичным тематикам. Тем самым он изучает новые методы, получает некий новый опыт, некие новые знания и некие направления для расширения своего научного кругозора. Соответственно, это способствует тому, что потом он сможет заниматься какими-то новыми задачами, даже сам основать какие-то новые научные группы. Но это идет на основе грантов, конкурсного финансирования. Человек может получить этот грант или не получить. Однако система должна быть совершенно другой.
Например, у американских коллег, преподающих в университетах, есть такая система. Какое-то количество лет они преподают, а потом у них наступает так называемый саббатический год (sabbatical year), когда они не преподают, а они обязаны поехать в какой-нибудь другой научный центр, скажем, из Америки в Европу, чтобы общаться там с коллегами, которые занимаются какими-то другими задачами, и в результате написать совместную статью.
Некий аналог этой системы можно было бы ввести и у нас. У каждого человека должны быть определенные деньги, которые он на это тратит. Т.е. если ты занимаешься какой-нибудь задачей, то раз в несколько лет или даже раз в год ты имеешь такую возможность, или даже просто обязан иметь такую возможность - поехать, например, из Иркутска в Москву или там в Норвегию, чтобы пообщаться с коллегами, которые решают схожие, но несколько иные задачи. Быть может, не на очень значительный срок, скажем, два-три месяца - больше, скорее всего, не получится. Опять-таки, для этого нужны финансовые вложения. Такая возможность должна быть не только у молодого ученого, как в той программе РФФИ, а вообще - у любого ученого, любого возраста, и не по конкурсу, а гарантированно. Если человек не тратит эти деньги, то они вообще пропадают, он не имеет возможности ими воспользоваться, и ему же хуже - он не реализовал возможность расширить свой кругозор. Тогда эти деньги теряет и институт, и институты будут заинтересованы в том, чтобы люди куда-то ездили, постоянно обменивались опытом с коллегами, хотя бы даже из России, я не говорю о возможности поехать в другие страны. В конце концов, это будет выгодно всем, и индивидуальным ученым, и институтам, потому что будут возникать новые задачи и, стало быть, новые публикации. И новые ссылки, между прочим; ибо не секрет, что главный объем ссылок идет именно на работы с большим количеством соавторов: чем больше соавторов у статьи, тем больше людей, которые на нее могут сослаться - это те самые соавторы.
Еще одна претензия правительства касается молодых ученых - да, у нас мало молодых ученых. Опять-таки, эта претензия справедлива, и опять нужно понимать, кто виноват в этой ситуации. В значительной мере в ней виновато все тоже наше замечательное Правительство, поскольку зарплата у молодых ученых совершенно ничтожная. Нужно понимать, что сейчас люди приходят в науку далеко не только из романтических побуждений. Если старшие коллеги получают зарплату порядка 30-35 т.р. и это более-менее соответствует среднему уровню, по крайней мере, по нашему региону, то аспирант, скажем, в нашем институте получает зарплату порядка 10-15 т.р. Это совершенно не соответствует тем финансовым претензиям, которые есть у активных, образованных молодых людей, которые не желают быть, как это сейчас принято говорить, «лузерами». А в Москве, насколько я знаю, ситуация во многих институтах еще хуже, чем у нас.
Эта ситуация должна быть в корне изменена. И опять таки для этого нужно усилие Правительства, чтобы поднять зарплату аспирантов до уровня не ниже средней по региону. И даже несмотря на это, в нашем институте, в Иркутске, идешь по коридору и видишь большое количество молодых людей. В московских институтах мы практически не видим молодых людей. И это понятно, в столице есть гораздо больше мест, куда можно податься активному, образованному, претенциозному юноше или девушке. В общем, если зарплату увеличить до среднего уровня по региону, в котором они проживают, эту ситуацию можно решить. Как там у Льюиса Кэрролла: «Куда смотрит правительство? Эй, правительство!»
Есть, правда, еще и другая проблема, связанная с тем, что у нас все места заняты людьми пенсионного возраста, стариками: парень закончил аспирантуру, а его некуда устраивать. Начальству приходится, буквально, выкручиваться. К чести начальников, часто они находят решение. Но это уже искусство, а нужен какой-то масштабный рациональный выход из сложившейся ситуации.
Но ведь у нас нет такого закона, что мы можем отправить человека, достигшего пенсионного возраста, на пенсию. Он сам пишет заявление. Если бы мы это делали, нас обвиняли бы, наоборот, в том, что мы нарушаем закон, насильственно отправляя людей на пенсию. Мы вообще не имеем морального права отправлять стариков на пенсию, поскольку пенсии чрезвычайно низкие и отправлять на пенсию, значит обрекать почти на нищенские условия существования. А кто у нас устанавливает пенсии? Уж точно, не РАН. При этом нужно четко понимать, что мы относимся к своим старикам не так, как относится к ним чиновники. Для нас это не просто люди, которые работают тут долгое время. Для нас это учителя, это люди, которые нас реально учили и которым мы действительно обязаны всем в нашей научной жизни. Похоже, нашим чиновникам такая мотивация попросту недоступна.
И потом, нельзя думать, что наши академически старики это выжившие из ума люди, как Жириновский с трибуны вещал. Как правило, эти люди активно и результативно работают. У них другая система ценностей, они работают уже даже не за зарплату, а потому что это им нужно, это им интересно. Так их когда-то учили, и так они учили и учат нас. Они рассматривают занятие наукой именно как служение, не как бизнес, а как некое служение высоким идеалом. Это практически святые, подвижники.
Как решить эту проблему? Если будет создан некий фонд поддержки пожилых ученых, тогда можно будет освобождать места для молодежи, не выгоняя при этом стариков насовсем. Им можно, как на Западе, присваивать титулы типа Professor emeritus, когда они смогут работать и получать гранты, но за штатом, и при этом жить на достойном уровне и не чувствовать себя лишними. Опять-таки, эта задача постоянно ставится перед Правительством, но оно снова ничего не делает.
Потом, надо понимать, что мы живем в двухтысячные годы, которые, (если верить арифметике, а не волшебникам), следуют за девяностыми. В девяностые годы в науку вообще никто не шел. Фактически, если какая-то наука сохранилась, то она благодаря старикам и сохранилась. Среднего возраста у нас практически нет. Сейчас у нас большое количество молодых ребят и стариков. Но, опять-таки, кто виноват, что у нас в девяностые годы была такая ситуация, что мы не смогли по нормальному провести экономические реформы, а сейчас существуем только благодаря нефти и газу. И судя по всему эта ситуация, когда вся наша экономика поддерживается только нефтью и газом, вполне устраивает наше высшее руководство.
Следующая претензия в том, что наука у нас сосредоточена в академических институтах, тогда как за границей якобы она сосредоточена в университетах, так что «давайте сделаем как за границей». Однако это полнейшая чушь. Такова ситуация только в США, отчасти в Англии, да и то не везде. Во-первых, там далеко не во всех университетах есть научные исследования. Во-вторых, нужно понимать, что в тех университетах, где это есть, нагрузка на преподавателей, которые одновременно занимаются исследованиями, крайне низкая. У нас нагрузка на преподавателей очень высока, она просто выматывает. Я сам работал преподавателем на полставки. Этот день у тебя просто выпадает, ты совершенно выматываешься - очень тяжело работать со студентами. А когда человек работает на полную ставку, он обязан еще заниматься оформлением всяких бессмысленных документов, составлением каких-то планов и т.д., у него просто не остается ни времени, ни сил для занятия наукой. А ведь и преподавательская нагрузка, и бумажная работа в последние годы постоянно растет, и чья это заслуга? В том числе и нашего чудного (ударение можно ставить на оба слога) министра Димы Ливанова. Наше Правительство постоянно говорит слова о том, что надо науку перемещать в университеты, но это должно сопровождаться уменьшением педагогической нагрузки в университетах на преподавателей с увеличением их заработной платы. Поскольку этого не делается, можно сказать, что Правительство просто-напросто вводит в заблуждение все население Российской Федерации.
И, кроме того, нужно понимать, что даже в США есть огромные чисто исследовательские институты, сотрудники которых не занимаются преподаванием. Если же говорить про континентальную Европу, например про Германию или Францию, то у них там очень большое количество таких институтов, практически вся наука именно там и делается. А в тех случаях, когда человек вынужден совмещать занятие наукой с преподаванием, у него такая же ситуация, как у нас - он вынужден выбирать между наукой и преподаванием. Я могу привести несколько примеров европейских профессоров, которые были вполне активными учеными, но после того как они уходили в университеты у них возникала такая большая педагогическая нагрузка, что они сейчас практически не занимаются наукой.
И, наконец, последняя претензия, которую нам часто предъявляют - это неэффективное руководство. При этом предлагается назначать тех самых «эффективных менеджеров», которые могли бы хорошо заниматься, скажем, финансами, поддерживать сильные группы, сильные коллективы. Нужно очень четко понимать - «А судьи кто?», кто будет назначать этих руководителей.
Ну что же, «предъявите нам товарища Шарикова» - покажите уже готовые примеры эффективных менеджеров, способных управлять наукой. Мы знаем два примера того, кого они назначали. Один пример, это Шамхалов, некий экономист, которого назначили на одну из ключевых должностей в российском образовании - председателем ВАК, той самой организации, которая занимается утверждением докторских и кандидатских степеней. Однако через какое-то время оказалось, что он является элементарным жуликом, против него заведено уголовное дело (вроде как он слишком оборзел и не поделился с кем надо). Возникает вопрос - когда его назначали, почему его не могли проверить наши компетентные органы, которые, как считается, в состоянии проверить биографию любого человека, обнаружить малейшие злоупотребления - так почему же они этого не сделали? Кто понес ответственность за то, что назначили такого человека в руководители образования в стране? Очевидно, что никто не понес ответственности. Поэтому, когда наша блондинистая вице-премьерша говорит о том, что она несет полную ответственность за все эти реформы, нужно понимать, что все это пустые слова. Никогда никакой ответственности они не будут нести, они все уйдут от ответственности, как ушли те люди, которые подписывали указ о назначении жулика на одну из высших должностей в образовании.
Ну и, наконец, другой конкретный пример - это Ковальчук, который руководит Курчатовским центром. Во-первых, мы не видим никаких успехов этого центра - их просто нет, это видно и по тем самым публикациям, и по тому самому цитированию, на которые любят кивать члены правительства. А во-вторых, когда этому Курчатовскому центру был отдан в качестве филиала ИТЭФ, этот институт просто-напросто загнулся. «Эффективный менеджер» Ковальчук… При этом нужно понимать, что это не просто какой-то там рядовой неудачный руководитель - это один из главных советников Путина по науке, его приближенный, родной брат одного из его ближайших друзей. Ливанов говорит, что в результате реформы для рядового сотрудника ничего не измениться. Вранье: вот такие люди и будут управлять наукой.
Нынешние академические руководители, может быть, тоже недостаточно хороши, но у нас нет ни одного положительного примера из руководителей, предложенных Правительством… Был такой царь Мидас, в древнегреческой мифологии - к чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото. Такое ощущение, что все то, к чему прикасается наше Правительство, тоже во что-то превращается, но далеко не в золото.
Итак, да, у нашей науки много проблем. Но, во-первых, во всей нашей стране много проблем: в экономике, в армии, в милиции, везде; и наука по этой проблематичности далеко не в самом худшем положении. Во-вторых, и на общем мировом фоне РАН смотрится вполне достойно, хотя в библиометрии это может и не отражаться. И лишь за часть проблем РАН ответственна она сама. Как правило, эти проблемы либо порождены нашим правительством, либо правительство давно уже могло их решить, но не решило. И вообще, создается впечатление, что они вовсе и не собираются решать проблемы России ни в науке, ни в образовании, а заинтересованы лишь в уничтожении всего этого. Быть может, нашим чиновникам вообще не нужно, чтобы граждане страны были умными, образованными, творческими людьми, способными создавать фундамент экономики нового; с сугубо сырьевой экономикой нашим правителям как-то поспокойнее. Но тогда нашу страну ничего хорошего не ожидает. «Верхняя Вольта с ракетами», как говорится; впрочем, вскоре будет уже даже без ракет, хотя и с трубой.
Наш ответ законотворцам-реформаторам
В своем выступлении на заседании Госдумы вице-премьер Ольга Голодец обосновывала необходимость реформы РАН (точнее, того, что было названо реформой - большинство ученых называют это рейдерским захватом) неэффективностью Российской Академии Наук. Многие из высказанных претензий справедливы, однако необходимо отметить, что проблемы РАН в значительной мере порождены не столько недостатками в работе ее самой, сколько недостатками работы правительства: невниманием к науке, а то и прямым вредительством и в «лихие девяностые», и в «благополучные» путинские годы.
Здесь надо еще отметить, что наше доблестное Правительство, похоже, действительно верит, что проблемы науки можно решить без серьезных капиталовложений, без серьезного финансирования, а просто с помощью каких-то чудодейственных способов, некоего «эффективного менеджмента» и т.д. Да и вообще у нас в стране сейчас очень модно верить в волшебников, но мы-то, ученые, знаем, что чудес не бывает и, следовательно, всякие чудеса менеджмента возможны только в том случае, если есть солидная финансовая поддержка, которую можно перераспределять в различных направлениях. Вопрос в том, куда именно пойдет эта поддержка.
Теперь по существу высказанных претензий.
Главная претензия к РАН - это малое количество публикаций. Действительно, по сравнению с западными коллегами публикаций у нас не так уж много. Однако надо понимать, с чем это связано. Это связано в значительной мере с тем, что сейчас мы находимся в такой ситуации, что у нас нет возможности для публикации наших результатов.
Если говорить об отечественных журналах, нужно признать, что за последнее время они в значительной мере снизили свой уровень. Например, главный отечественный журнал по физике околоземного космического пространства «Геомагнетизм и аэрономия»: с момента подачи и до момента окончательной публикации статьи в нем может проходить два года, в то время как в приличных международных журналах это время составляет несколько месяцев, максимум год. При этом материалы туда необходимо направлять в форме рукописи, которые временами теряются, как и рецензии, ответы на замечания рецензентов. Да и вообще, весь процесс несколько затруднен по сравнению с международными журналами. Туда статьи направляются либо по электронной почте, либо с помощью формы, размещенной на сайте. В наши журналы материалы направляются по обычной почте, причем текст должен быть особым образом размечен - греческие символы, верхние индексы и т.д. имеют свои особые пометки. Это говорит о том, что уровень журнала достаточно низкий. Да и не заметит никто эту публикацию, не сошлется на нее. Поэтому нам ничего не остается делать, кроме как публиковаться в зарубежных изданиях.
Однако наиболее серьезные зарубежные журналы являются платными. Это означает, что сначала ученый направляет в этот журнал статью; эта статья отдается на рассмотрение двух рецензентов, чтобы они сделали свои замечания, которые, как правило, всегда есть. Нередко замечания касаются просто формы изложения. После того, как рецензии отправляются авторам, авторы свою статью корректируют с учетом этих замечаний и после этого, возможно с прохождением еще одного такого круга рецензирования, статья принимается. Но прежде, чем она будет опубликована, в серьезных журналах нужно заплатить денежку. В разных науках это по-разному. Например, в Journal of Geophysical Research (JGR), главном журнале по физике околоземного космоса, публикация стоит 1000$, а в биологии и того больше. Даже есть у нас и есть такие деньги, заплатить мы все равно не можем, просто потому, что в бюджете научных институтов нет такой статьи расходов, как «оплата публикаций в зарубежных журналах». Во многих случаях нам приходится платить свои собственные деньги. При этом нужно понимать, что на выплачиваемую сумму дополнительно накладывается налог, разного рода социальные выплаты и получается, что выплачиваемая сумма по факту оказывается еще выше. Зарубежные ученые над нами подшучивают: работа вообще-то должна приносить доход, а не отнимать его. Правда, есть журналы «промежуточного» уровня, которые тоже, в общем, общепризнанны, и при этом бесплатны. В космофизике это Journal of Atmospheric and Solar-Terrestrial Physics, иногда журналы по общей физике плазмы. Однако стопроцентное соответствия между направлением работ наших сотрудников и тематикой этих журналов нет, да и рейтинг этих журналов существенно ниже платных. Так что у нас нет другого выхода, как искать возможности опубликования статей в высокорейтинговых, платных журналах.
Эта проблема могла бы быть решена Правительством, и ему о ней хорошо известно, но оно почему-то не считает нужным ее решать. Правительство могло бы решить эту проблему за считанные дни, быть может, недели. Ученые уже долгое время ставят этот вопрос, но Правительство ничего не делает. Возникает ощущение, что они не делают этого специально, специально хотят создать проблемы для ученых и потом обвинить их в том, что они плохо работают.
Вторая претензия, предъявляемая нам - это малое число ссылок на наши публикации. Отчасти она также обоснована. Но давайте разберемся в причинах такой ситуации. Нужно понимать, что современная наука - это уже давно не то романтическое занятие, каким оно когда-то было, когда люди совместно ищут истину, безвозмездно обмениваются идеями, стараются оценить идеи, которые приходят от их коллег и как-то их развить. Сейчас это бизнес, довольно жесткий, со своими законами конкуренции. Сейчас тебя просто не замечают. Чтобы тебя заметили, нужно стать заметным самому - постоянно присутствовать на различных мероприятиях, ездить на конференции, стажировки и т.д. Можно привести пример: в 1989 году двое наших коллег из ИСЗФ опубликовали в журнале Planetary and Space Science статью по одной очень важной задаче. В те годы это был один из основных журналов по нашей тематике и уровень его был достаточно высок (сейчас его тематика несколько изменилась и мы ей уже не соответствуем). Так вот, хотя статья была опубликована в одном из ведущих журналов, она осталась, по большому счету, незамеченной. Тогда как двое наших американских коллег опубликовали статью с описанием решения той же проблемы в другом, тоже очень серьезном общепризнанном журнале, и именно их работа попала в поле зрения научного сообщества. Почему? Разгадка проста: наши американские коллеги к тому времени уже были признанными учеными, их знали все члены соответствующего сообщества. Наши же только приступили к работам в этой области.
Отсюда можно сделать вывод, что для того, чтобы заметили твою статью, нужно везде ездить, постоянно быть на виду. Какое-то время нам здорово помогали международные научные фонды, типа фонда Сороса, ИНТАСа. Но теперь они все закрыты; действительно, наша страна сама теперь достаточно богатая, может играть в такие дорогие игрушки, как олимпиада в Сочи, разные чемпионаты, дурацкое это Евровидение. У нас живут богатейшие люди мира. Как-то мой немецкий коллега сказал мне, что мы, русские богатые люди, «You have Abramovich», «у вас есть Абрамович», или дословно: «Вы имеете Абрамовича». Я ему ответил тогда, что это не мы имеем Абрамовича, а Абрамович нас имеет. Мой коллега прекрасно понял двусмысленность этого слова - «иметь»…
Еще недавно у нас была в РФФИ программа поддержки конференций. Поддержка там была достаточно условная, далеко не полностью покрывающая расходы на поездки и, как правило, все равно нужно было доплачивать из своих собственных средств. Но все-таки помощь. Тем не менее, даже эта программа была свернута по распоряжению опять-таки Правительства. Таким образом, чтобы решить проблему известности наших ученых (и, следовательно, проблему цитирования), нам в значительной мере нужно возобновить широкомасштабную поддержку науки в плане возможности участия в конференциях. Каждый ученый должен иметь возможность принять участие в нескольких конференциях в течение года, в том числе зарубежных. Не потому что он выиграл travel-grant, а просто потому, что он обязан это сделать за деньги, которые у него имеются специально для этой цели.
Конечно, цитируемость - это не только цитируемость зарубежными учеными, но и нашими коллегами в России и странах бывшего Советского Союза, например, Украины, где еще сохранились сильные группы. Но тут нужно четко понимать, что в бывшем СССР и за рубежом совершенно разные традиции цитирования. У них, если посмотреть, в статьях по 40-50 ссылок. Буквально «на каждый чих» ссылка. У нас совершенно по-другому. В советской школе было принято цитировать только те работы, которые реально необходимы. Т.е. если ты используешь результаты некоторой работы в своей статье, тогда ты на нее ссылаешься, если не используешь - не ссылаешься. В результате количество ссылок в наших статьях, как правило, очень невелико - 10-15, редко когда больше. У меня был такой случай, когда один мой коллега из Германии, будучи рецензентом одной статьи, написанной в нашем институте на тему, близкую той, которой когда-то занимался я, прислал мне письмо. «Дмитрий - пишет он, - у вас, должно быть, странные отношения в институте. Человек работает, практически, по той же самой теме, которой занимался и ты, а он при этом тебя не цитирует». Я ответил ему, что здесь нет никакой проблемы, так как у нас принято по-другому: если человек непосредственно мою работу не использовал - он на нее не ссылается. Такую систему цитирования, конечно, нужно менять, поскольку мы живем в новом мире. Если мы публикуемся в зарубежных журналах, мы должны соответствовать их стилистике, определенным, принятым там, стандартам. Как следует, этого делать мы пока не умеем.
Ну и наконец, у меня такое ощущение, что нас часто не цитируют еще и по той причине, что мы, в некотором смысле, «слишком умные». Очень часто в рецензиях на наши работы мы встречаем такие слова, что наши статьи слишком сложные для данной науки, постарайтесь написать проще. Но проще - невозможно, это будут сплошные логические пробелы! Буквально недавно моя аспирантка отправила статью в один международный журнал и получила ответ, мол, в статье используется математический аппарат квантовой механики, который неизвестен зарубежным физикам, занимающимся физикой ближнего космоса. Это, конечно, скандал. Еще десять-пятнадцать лет назад такая ситуация была немыслима. Квантовая механика - это то, что входит в курс образования каждого физика и стыдно признаваться, что ты в ней ничего не понимаешь. А в физике волн такая ситуация, что где бы ни были волны, в какой бы среде ни распространялись, очень многие элементы математического аппарата, которые описывают эти волны, заимствованы из квантовой механики. Это конкретный пример того, что часто наши статьи недоступны для понимания нашими современными коллегами с Запада, а таких примеров - множество. В 80-90 годы и у нас, и на Западе было множество теоретических разработок, которые сейчас практически все забыты - просто потому, что нет почти никого, кто был бы в состоянии эти статьи прочитать. А ведь эти разработки вовсе не устарели, они с успехом могли бы использоваться даже сейчас.
Таким образом, претензия к нам о том, что наши статьи мало цитируются, в чем-то справедлива, но эту ситуацию можно изменить в том случае, если, во-первых, нам удастся присутствовать на всех конференциях, которые проводятся по соответствующим наукам. А во-вторых, нам нужно будет постоянно работать с зарубежными учеными, устраивать какие-то обмены - чтобы к нам кто-то приезжал, чтобы мы к кому-то приезжали, в какие-то научные центры. А для этого нужны деньги. Это вопрос к Правительству, а не к нам.
Следующая претензия - будто бы ученые живут в «башне из слоновой кости». Что же, и это отчасти справедливо. Однако нужно сказать, что эта проблема постепенно решается. Например, у нас в институте мы постоянно проводим какие-то мероприятия со школьниками: конференцию для школьников города и области, где они могут выступать с докладами, общаться с учеными, читаем различные лекции, проводим различные состязания между учащимися школ города. То есть такая работа постоянно идет. Конечно, пока она идет недостаточно. Мы должны информировать общество о наших успехах постоянно, а не от случая к случаю.
Для этого в институтах должна быть учреждена новая должность: пресс-секретарь. Однако пока мы просто не имеем права ее учреждать, поскольку должно быть согласие сверху. У нас нет возможности учреждать те должности, которые нам нужны, нас могут обвинить в нецелевом расходовании средств - а правительство еще больше хочет ограничить нашу свободу.
Можно посмотреть, как о себе заявляет, например, NASA. На каждый запуск любого космического проекта у них создается сайт. При этом, разумеется, этот сайт пишут хорошо обученные и квалифицированные люди. Не просто те, кто отрабатывает деньги - им заплатили и они написали «тяп-ляп», как у нас это любят делать, в том числе и на разных чиновничьих сайтах. Их сайты действительно очень хорошие с точки зрения дизайна, удобны с точки зрения навигации. Постоянно там присутствуют всякого рода ролики, которые распространяются, например, через YouTube, и их просматривают миллионы. Т.е. там действительно происходит работа, которая заинтересовывает огромное количество людей. Для этого всего у нас, опять-таки, нет ни средств, ни возможностей. Так что, еще раз - не нужно верить в чудеса, не нужно думать, что мы можем взять и из ничего что-то организовать. Это невозможно. Все требует определенного финансового подкрепления. Почему-то чиновники у нас за все, что делают, должно что-то получать (даже если делают из рук вон плохо), а ученые должны работать просто так, себе в ущерб, из каких-то романтических побуждений, «общественного долга».
Потом, нам все время твердят, что текущая система организации науки в РАН плоха потому, что не способствует мобильности. Это, опять-таки, справедливо, но при этом нужно признать, что зарубежная система тоже плохая, только в прямо противоположном направлении. Если нашу систему можно охарактеризовать как запор, то зарубежную - как понос. Действительно, у нас, как правило, работая над решением каких-то задач, ученые могут решать их в течение длительного времени и при этом могут не сильно хорошо разбираться в том, что происходит в смежных областях науки. И за эти два года опубликовать всего одну статью - там, где американец или китаец опубликует семь; но это будет реально сильная статья! Это, кстати, к вопросу о количестве публикаций… Но да, скажем так, это плохая академическая мобильность. Между тем, наши ученые действительно являются экспертами, хотя зачастую в очень ограниченных областях. Если есть желание, можно вспомнить Козьму Пруткова с его афоризмом про специалиста, подобного флюсу. Но все же этим можно гордиться.
Однако у западных коллег зачастую ситуация совершенно противоположная - они вообще не являются экспертами ни в одной области. Виновата эта их система, которую нам всячески пытаются навязать, когда человек сегодня должен работать в одном научном центре и заниматься одними задачами, а буквально через несколько лет он вынужден идти в какой-то другой научный центр и заниматься совершенно другими задачами. Эта система не способствует тому, чтобы ученые понимали, о чем идет речь - они просто не являются специалистами ни по какой узкой теме. Они везде схватывают только самые верхи, а глубину той проблемы, которой они занимаются, они не постигают. Кстати, это еще одно из объяснений того, почему наши статьи, наши результаты часто не востребованы зарубежными коллегами и не цитируются должным образом - просто потому, что наши зарубежные часто коллеги «схватывают» только самые элементарные вещи, а на большее у них прости не хватает ни времени, ни терпения; и вообще, им не за это платят, а за количество публикаций.
Конечно, нам нужно как-то учиться мобильности. И да, это снова потребует финансовых вложений. Например, существует в рамках РФФИ такая программа «Мобильность молодых ученых», когда молодой ученый, защитивший диссертацию, имеет возможность поехать в другой научный центр в России, поработать с коллегами по смежным, но не идентичным тематикам. Тем самым он изучает новые методы, получает некий новый опыт, некие новые знания и некие направления для расширения своего научного кругозора. Соответственно, это способствует тому, что потом он сможет заниматься какими-то новыми задачами, даже сам основать какие-то новые научные группы. Но это идет на основе грантов, конкурсного финансирования. Человек может получить этот грант или не получить. Однако система должна быть совершенно другой.
Например, у американских коллег, преподающих в университетах, есть такая система. Какое-то количество лет они преподают, а потом у них наступает так называемый саббатический год (sabbatical year), когда они не преподают, а они обязаны поехать в какой-нибудь другой научный центр, скажем, из Америки в Европу, чтобы общаться там с коллегами, которые занимаются какими-то другими задачами, и в результате написать совместную статью.
Некий аналог этой системы можно было бы ввести и у нас. У каждого человека должны быть определенные деньги, которые он на это тратит. Т.е. если ты занимаешься какой-нибудь задачей, то раз в несколько лет или даже раз в год ты имеешь такую возможность, или даже просто обязан иметь такую возможность - поехать, например, из Иркутска в Москву или там в Норвегию, чтобы пообщаться с коллегами, которые решают схожие, но несколько иные задачи. Быть может, не на очень значительный срок, скажем, два-три месяца - больше, скорее всего, не получится. Опять-таки, для этого нужны финансовые вложения. Такая возможность должна быть не только у молодого ученого, как в той программе РФФИ, а вообще - у любого ученого, любого возраста, и не по конкурсу, а гарантированно. Если человек не тратит эти деньги, то они вообще пропадают, он не имеет возможности ими воспользоваться, и ему же хуже - он не реализовал возможность расширить свой кругозор. Тогда эти деньги теряет и институт, и институты будут заинтересованы в том, чтобы люди куда-то ездили, постоянно обменивались опытом с коллегами, хотя бы даже из России, я не говорю о возможности поехать в другие страны. В конце концов, это будет выгодно всем, и индивидуальным ученым, и институтам, потому что будут возникать новые задачи и, стало быть, новые публикации. И новые ссылки, между прочим; ибо не секрет, что главный объем ссылок идет именно на работы с большим количеством соавторов: чем больше соавторов у статьи, тем больше людей, которые на нее могут сослаться - это те самые соавторы.
Еще одна претензия правительства касается молодых ученых - да, у нас мало молодых ученых. Опять-таки, эта претензия справедлива, и опять нужно понимать, кто виноват в этой ситуации. В значительной мере в ней виновато все тоже наше замечательное Правительство, поскольку зарплата у молодых ученых совершенно ничтожная. Нужно понимать, что сейчас люди приходят в науку далеко не только из романтических побуждений. Если старшие коллеги получают зарплату порядка 30-35 т.р. и это более-менее соответствует среднему уровню, по крайней мере, по нашему региону, то аспирант, скажем, в нашем институте получает зарплату порядка 10-15 т.р. Это совершенно не соответствует тем финансовым претензиям, которые есть у активных, образованных молодых людей, которые не желают быть, как это сейчас принято говорить, «лузерами». А в Москве, насколько я знаю, ситуация во многих институтах еще хуже, чем у нас.
Эта ситуация должна быть в корне изменена. И опять таки для этого нужно усилие Правительства, чтобы поднять зарплату аспирантов до уровня не ниже средней по региону. И даже несмотря на это, в нашем институте, в Иркутске, идешь по коридору и видишь большое количество молодых людей. В московских институтах мы практически не видим молодых людей. И это понятно, в столице есть гораздо больше мест, куда можно податься активному, образованному, претенциозному юноше или девушке. В общем, если зарплату увеличить до среднего уровня по региону, в котором они проживают, эту ситуацию можно решить. Как там у Льюиса Кэрролла: «Куда смотрит правительство? Эй, правительство!»
Есть, правда, еще и другая проблема, связанная с тем, что у нас все места заняты людьми пенсионного возраста, стариками: парень закончил аспирантуру, а его некуда устраивать. Начальству приходится, буквально, выкручиваться. К чести начальников, часто они находят решение. Но это уже искусство, а нужен какой-то масштабный рациональный выход из сложившейся ситуации.
Но ведь у нас нет такого закона, что мы можем отправить человека, достигшего пенсионного возраста, на пенсию. Он сам пишет заявление. Если бы мы это делали, нас обвиняли бы, наоборот, в том, что мы нарушаем закон, насильственно отправляя людей на пенсию. Мы вообще не имеем морального права отправлять стариков на пенсию, поскольку пенсии чрезвычайно низкие и отправлять на пенсию, значит обрекать почти на нищенские условия существования. А кто у нас устанавливает пенсии? Уж точно, не РАН. При этом нужно четко понимать, что мы относимся к своим старикам не так, как относится к ним чиновники. Для нас это не просто люди, которые работают тут долгое время. Для нас это учителя, это люди, которые нас реально учили и которым мы действительно обязаны всем в нашей научной жизни. Похоже, нашим чиновникам такая мотивация попросту недоступна.
И потом, нельзя думать, что наши академически старики это выжившие из ума люди, как Жириновский с трибуны вещал. Как правило, эти люди активно и результативно работают. У них другая система ценностей, они работают уже даже не за зарплату, а потому что это им нужно, это им интересно. Так их когда-то учили, и так они учили и учат нас. Они рассматривают занятие наукой именно как служение, не как бизнес, а как некое служение высоким идеалом. Это практически святые, подвижники.
Как решить эту проблему? Если будет создан некий фонд поддержки пожилых ученых, тогда можно будет освобождать места для молодежи, не выгоняя при этом стариков насовсем. Им можно, как на Западе, присваивать титулы типа Professor emeritus, когда они смогут работать и получать гранты, но за штатом, и при этом жить на достойном уровне и не чувствовать себя лишними. Опять-таки, эта задача постоянно ставится перед Правительством, но оно снова ничего не делает.
Потом, надо понимать, что мы живем в двухтысячные годы, которые, (если верить арифметике, а не волшебникам), следуют за девяностыми. В девяностые годы в науку вообще никто не шел. Фактически, если какая-то наука сохранилась, то она благодаря старикам и сохранилась. Среднего возраста у нас практически нет. Сейчас у нас большое количество молодых ребят и стариков. Но, опять-таки, кто виноват, что у нас в девяностые годы была такая ситуация, что мы не смогли по нормальному провести экономические реформы, а сейчас существуем только благодаря нефти и газу. И судя по всему эта ситуация, когда вся наша экономика поддерживается только нефтью и газом, вполне устраивает наше высшее руководство.
Следующая претензия в том, что наука у нас сосредоточена в академических институтах, тогда как за границей якобы она сосредоточена в университетах, так что «давайте сделаем как за границей». Однако это полнейшая чушь. Такова ситуация только в США, отчасти в Англии, да и то не везде. Во-первых, там далеко не во всех университетах есть научные исследования. Во-вторых, нужно понимать, что в тех университетах, где это есть, нагрузка на преподавателей, которые одновременно занимаются исследованиями, крайне низкая. У нас нагрузка на преподавателей очень высока, она просто выматывает. Я сам работал преподавателем на полставки. Этот день у тебя просто выпадает, ты совершенно выматываешься - очень тяжело работать со студентами. А когда человек работает на полную ставку, он обязан еще заниматься оформлением всяких бессмысленных документов, составлением каких-то планов и т.д., у него просто не остается ни времени, ни сил для занятия наукой. А ведь и преподавательская нагрузка, и бумажная работа в последние годы постоянно растет, и чья это заслуга? В том числе и нашего чудного (ударение можно ставить на оба слога) министра Димы Ливанова. Наше Правительство постоянно говорит слова о том, что надо науку перемещать в университеты, но это должно сопровождаться уменьшением педагогической нагрузки в университетах на преподавателей с увеличением их заработной платы. Поскольку этого не делается, можно сказать, что Правительство просто-напросто вводит в заблуждение все население Российской Федерации.
И, кроме того, нужно понимать, что даже в США есть огромные чисто исследовательские институты, сотрудники которых не занимаются преподаванием. Если же говорить про континентальную Европу, например про Германию или Францию, то у них там очень большое количество таких институтов, практически вся наука именно там и делается. А в тех случаях, когда человек вынужден совмещать занятие наукой с преподаванием, у него такая же ситуация, как у нас - он вынужден выбирать между наукой и преподаванием. Я могу привести несколько примеров европейских профессоров, которые были вполне активными учеными, но после того как они уходили в университеты у них возникала такая большая педагогическая нагрузка, что они сейчас практически не занимаются наукой.
И, наконец, последняя претензия, которую нам часто предъявляют - это неэффективное руководство. При этом предлагается назначать тех самых «эффективных менеджеров», которые могли бы хорошо заниматься, скажем, финансами, поддерживать сильные группы, сильные коллективы. Нужно очень четко понимать - «А судьи кто?», кто будет назначать этих руководителей.
Ну что же, «предъявите нам товарища Шарикова» - покажите уже готовые примеры эффективных менеджеров, способных управлять наукой. Мы знаем два примера того, кого они назначали. Один пример, это Шамхалов, некий экономист, которого назначили на одну из ключевых должностей в российском образовании - председателем ВАК, той самой организации, которая занимается утверждением докторских и кандидатских степеней. Однако через какое-то время оказалось, что он является элементарным жуликом, против него заведено уголовное дело (вроде как он слишком оборзел и не поделился с кем надо). Возникает вопрос - когда его назначали, почему его не могли проверить наши компетентные органы, которые, как считается, в состоянии проверить биографию любого человека, обнаружить малейшие злоупотребления - так почему же они этого не сделали? Кто понес ответственность за то, что назначили такого человека в руководители образования в стране? Очевидно, что никто не понес ответственности. Поэтому, когда наша блондинистая вице-премьерша говорит о том, что она несет полную ответственность за все эти реформы, нужно понимать, что все это пустые слова. Никогда никакой ответственности они не будут нести, они все уйдут от ответственности, как ушли те люди, которые подписывали указ о назначении жулика на одну из высших должностей в образовании.
Ну и, наконец, другой конкретный пример - это Ковальчук, который руководит Курчатовским центром. Во-первых, мы не видим никаких успехов этого центра - их просто нет, это видно и по тем самым публикациям, и по тому самому цитированию, на которые любят кивать члены правительства. А во-вторых, когда этому Курчатовскому центру был отдан в качестве филиала ИТЭФ, этот институт просто-напросто загнулся. «Эффективный менеджер» Ковальчук… При этом нужно понимать, что это не просто какой-то там рядовой неудачный руководитель - это один из главных советников Путина по науке, его приближенный, родной брат одного из его ближайших друзей. Ливанов говорит, что в результате реформы для рядового сотрудника ничего не измениться. Вранье: вот такие люди и будут управлять наукой.
Нынешние академические руководители, может быть, тоже недостаточно хороши, но у нас нет ни одного положительного примера из руководителей, предложенных Правительством… Был такой царь Мидас, в древнегреческой мифологии - к чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото. Такое ощущение, что все то, к чему прикасается наше Правительство, тоже во что-то превращается, но далеко не в золото.
Итак, да, у нашей науки много проблем. Но, во-первых, во всей нашей стране много проблем: в экономике, в армии, в милиции, везде; и наука по этой проблематичности далеко не в самом худшем положении. Во-вторых, и на общем мировом фоне РАН смотрится вполне достойно, хотя в библиометрии это может и не отражаться. И лишь за часть проблем РАН ответственна она сама. Как правило, эти проблемы либо порождены нашим правительством, либо правительство давно уже могло их решить, но не решило. И вообще, создается впечатление, что они вовсе и не собираются решать проблемы России ни в науке, ни в образовании, а заинтересованы лишь в уничтожении всего этого. Быть может, нашим чиновникам вообще не нужно, чтобы граждане страны были умными, образованными, творческими людьми, способными создавать фундамент экономики нового; с сугубо сырьевой экономикой нашим правителям как-то поспокойнее. Но тогда нашу страну ничего хорошего не ожидает. «Верхняя Вольта с ракетами», как говорится; впрочем, вскоре будет уже даже без ракет, хотя и с трубой.