27
Добро пожаловать в клуб. Оставь надежду, всяк сюда входящий. Брайан плавает на дне бассейна. Курт заряжает ружье и спускает курок. Джим и Дженис бодяжат белый порошок и пронзают иглой вену. Эми возвращается к чёрному и вливает в горло огненную воду. Джимми блюет, не просыпаясь.
“Didn’t wanna be your ghost, didn't wanna be anyone’s ghost”, - хрипит со сцены подвыпивший Мэтт, как обычно не попадая в ноты. Небо прохудилось, осень бьётся в прощальной агонии. Ночь скрывает нас от чужих глаз и острых языков.
Не верь штампам, они все врут, время ничуть не лечит. Страх съедает душу. “I’m afraid of everyone, I’m afraid of everyone”, - надрывается Мэтт, роняя стакан, который тут же разбивается вдребезги. Превратиться бы в растение, насекомое, Грегора Замзу. Лечить душу ощущениями? Сколько ещё цитат и аллюзий в дырявом кармане? Достать из рукава козырный туз, выбиться в дамки, поймать фортуну за хвост. Arbeit macht frei, записаться на курсы, начать карьеру в стабильно развивающейся компании. Скромное обаяние буржуазии. Сдуть пыль со стопки книг на столе. Не смотреть ящик, не читать ньюсфид, не ставить лайки. Переключаться на других, повышать градус, сублимировать, думать о Боге. Закон джунглей, откажешься - сотрут в порошок и обменяют на льготную зелёнку.
Легкость бытия, почему ты так невыносима? Чувствуешь, как взрывается Фукусима? Как выплёвывает лаву не произносимый без ста грамм исландский вулкан Эйяфьядлайёкюдль? Давай ещё по чуть-чуть перед последним днем Помпеи. Завтра случится всемирный потоп. Наступит новый ледниковый период. Гигантский астероид врежется в Землю. Эпидемия уничтожит всё живое. Поэтому пойдем ещё за одной.
“It’s terrible love and I’m walking with spiders”, - не унимается Мэтт. Как и он, мы искали здесь счастье, но нашли вино. Твое молчание обжигает калёным железом. Мое отчаяние бежит по оголённому проводу.
Зима берет верх, осыпая нас первым снегом. Стивен Патрик занимает у микрофонной стойки место окончательно захмелевшего, и оттого совершенно беспомощного Мэтта. “So you go, and you stand on your own, and you leave on your own, and you go home, and you cry and you want to die”, - повторяет он в сотый раз и я, продираясь сквозь внезапную вьюгу, снова иду домой один.
“Didn’t wanna be your ghost, didn't wanna be anyone’s ghost”, - хрипит со сцены подвыпивший Мэтт, как обычно не попадая в ноты. Небо прохудилось, осень бьётся в прощальной агонии. Ночь скрывает нас от чужих глаз и острых языков.
Не верь штампам, они все врут, время ничуть не лечит. Страх съедает душу. “I’m afraid of everyone, I’m afraid of everyone”, - надрывается Мэтт, роняя стакан, который тут же разбивается вдребезги. Превратиться бы в растение, насекомое, Грегора Замзу. Лечить душу ощущениями? Сколько ещё цитат и аллюзий в дырявом кармане? Достать из рукава козырный туз, выбиться в дамки, поймать фортуну за хвост. Arbeit macht frei, записаться на курсы, начать карьеру в стабильно развивающейся компании. Скромное обаяние буржуазии. Сдуть пыль со стопки книг на столе. Не смотреть ящик, не читать ньюсфид, не ставить лайки. Переключаться на других, повышать градус, сублимировать, думать о Боге. Закон джунглей, откажешься - сотрут в порошок и обменяют на льготную зелёнку.
Легкость бытия, почему ты так невыносима? Чувствуешь, как взрывается Фукусима? Как выплёвывает лаву не произносимый без ста грамм исландский вулкан Эйяфьядлайёкюдль? Давай ещё по чуть-чуть перед последним днем Помпеи. Завтра случится всемирный потоп. Наступит новый ледниковый период. Гигантский астероид врежется в Землю. Эпидемия уничтожит всё живое. Поэтому пойдем ещё за одной.
“It’s terrible love and I’m walking with spiders”, - не унимается Мэтт. Как и он, мы искали здесь счастье, но нашли вино. Твое молчание обжигает калёным железом. Мое отчаяние бежит по оголённому проводу.
Зима берет верх, осыпая нас первым снегом. Стивен Патрик занимает у микрофонной стойки место окончательно захмелевшего, и оттого совершенно беспомощного Мэтта. “So you go, and you stand on your own, and you leave on your own, and you go home, and you cry and you want to die”, - повторяет он в сотый раз и я, продираясь сквозь внезапную вьюгу, снова иду домой один.