И при этом напевали странные слова...
А вот и неправда - пели не они.
Пел и завывал специальные заклинания шаман.
Без этого трын-траву копать нельзя - оживет и вцепится.
Зайцы спешили, потому что шаман уже стал похрипывать.
Вокруг поляны стояли воины, с копьями наперевес.
Готовые атаковать в любую минуту.
Такая предосторожность при копке была необходимой - все помнили, что случилось в прошлом году: шамана в лысину вдруг укусил дятел, заклинание оборвалось на полуслове, и трава тут же напала.
Полегла почти треть опытных копателей, часть травы разбежалась и подстерегала зайцев в лесу, пока не пожелтела.
На обмен тогда почти ничего не осталось, и племя голодало.
Допустить такое еще раз нельзя.
Вообще-то, шаману полагался ученик - но с черным хвостом никто не рождался уже очень давно.
Некоторые говорили, что удача покинула племя, когда в битве за новые территории погиб старый вождь.
Многие вспоминали старые времена - шаман тогда был молод, лапы копателей - сильнее, а трын-трава вырастала сочнее и зеленее.
И не кусалась так больно.
Самые недовольные ругали и шамана, и нового вождя, требовали копать чаще, но помогать не спешили.
Каждое утро еще одна норка оказывалась пустой - еще одна семья уходила искать лучшей доли.
Вестей от них никаких не доходило, и нашли ли они что-нибудь, никто не знал.
У младшей жены вождя была аллергия на морковь.
Старшая жена ненавидела младшую, и назло ей добавляла натертую морковь во все блюда.
Их каждодневные скандалы раздражали близких соседей и развлекали дальних.
Все ходили грустные, ждали весны, мечтали о переменах, шаман сердился на вождя и требовал больше жертвовать богам.
Вождь же крыл богов такими словами, что старухи разбегались в ужасе.
Зайцы копали, шаман из последних сил заклинал.
Быстрей, быстрей.
Скоро рассветет.