ИР Файджеса, гл.9 - Война со старой Россией, ч. 4
Гонка пятилеток - официальные цифры vs реальность - стахановцы - ГУЛАГ - Беломорканал - Москва как символ прогресса - рождение веры в советскую систему - ощущение неотвратимости рая
В своей первоначальной версии План предусматривал оптимистичные, но вполне реалистичные цели промышленного роста, которые можно было достичь в рамках структур НЭПа. Но Сталин настаивал на повышении ставок. К осени 1929 года пятилетний план предусматривал утроение инвестиций, удвоение добычи угля и учетверение производства железа. Это были утопические темпы роста, недостижимые в условиях НЭПа.
План создал больше хаоса, чем организации в промышленном секторе. Статистические данные фальсифицировались на всех уровнях производства, от заводов до министерств экономики, чтобы скрыть ошибки чиновников или обеспечить больше инвестиций из центра. Таким образом, официальные цифры плановой экономики не имели ничего общего с реальностью. Под сильным давлением, направленным на достижение поставленных целей, управленцы были вынуждены «штурмовать» производство. Это означало работать круглосуточно посменно, платить рабочим за результат и организовывать их в ударные бригады. Заводы соревновались друг с другом в выполнении норм, что подталкивало управленцев к накопительству и созданию бутылочных горл и нарушений в плановой экономике. Ударная система нашла своего героя в лице донбасского шахтера Алексея Стаханова, который в 1935 году побил все рекорды, добыв 102 метрические тонны угля (в четырнадцать раз больше его нормы) за шесть часов. Он дал свое имя массовому движению, созданному государством. Стахановцев награждали потребительскими товарами, лучшим жильем, более высокой оплатой, а зачастую и продвижением в руководящие и бюрократические органы. Они стали лояльными сталинистами. Но “штурм” производства приводил к трениям с руководителями, когда нехватка топлива или сырья замедляла темп работы ударных бригад и снижала их оплату. Рабочие обвиняли своих руководителей в «саботаже» или «вредительстве». Они не осознавали, что причина дефицита - нереалистичные цели и дисбаланс в накоплении ресурсов, к которым они вели. Им говорили, что причиной являются «буржуазные вредители и саботажники», и это был единственный способ, которым режим мог объяснить хаос, который вызывало его планирование.
Темпы роста, которых требовал Сталин в пятилетнем плане, не могли быть достигнуты без использования принудительного труда, особенно в холодных и отдаленных регионах Крайнего Севера и Сибири, где находилось так много драгоценных экономических ресурсов Советского Союза (алмазы, золото, платина и никель, нефть, уголь и древесина) но куда никто бы не отправился работать добровольно. Ключом к колонизации этих территорий стал ГУЛАГ. Обширная рабовладельческая экономическая система, организованная полицией, ГУЛАГ (аббревиатура Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний) надзирал за процессом арестов «врагов» и отправки их в трудовые лагеря, где до самой смерти их заставляли работать на стройках железных дорог и каналов, вручную добывать уголь и золото, вырубать целые леса в арктической зоне. Их труд внес неизмеримый вклад в экономический рост страны, гораздо больший, чем могут выразить любые цифры, поскольку боагодаря ему были колонизированы её самые негостеприимные края, богатые самыми ценными ресурсами.
Прототипом системы ГУЛАГа был Беломорканал, 227 километров водного пути между Балтийским и Белым морями, построенный сотней тысяч заключённых в 1932 году. Это был утопический проект масштаба, невиданного со времён постройки Санкт-Петербурга. Инструментами заключенным служили примитивные, грубо сделанные топоры, пилы и молотки - и они работали до изнеможения на морозе. По оценкам, за первую зиму умерло 25 000 заключенных. Обледенелые трупы бросили на дно водного пути, где их кости остаются и сегодня.
Сталин открыл канал в августе 1933 года. Несколько недель спустя его осмотрела «бригада» ведущих советских писателей, чтобы потом прославить сооружение в книге, заказанной ОГПУ в честь окончания строительства. Вышедшая под редакцией Максима Горького, который недавно вернулся из добровольной ссылки на Западе, чтобы оказать поддержку политике Сталина, книга была посвящена тому, как исправительные работы могут «перековать» людей, превратив преступников в лояльных советских граждан. Это была большая ложь и большая победа пропаганды. Беломорканал был провозглашен символом прогресса, достигнутого в ходе пятилеток. С фантастической скоростью строились новые заводы, плотины, каналы, электростанции, целые города, подобные Магнитогорску. В то время как капиталистический мир находился в депрессии, эти признаки прогресса побудили огромное количество людей безоговорочно поверить в советскую систему. Но подумали бы они так же, если бы знали, что канал построен на костях?
Скорость перемен в начале 1930-х годов опьяняла. Было так много признаков прогресса страны, по крайней мере, так казалось из советской прессы и других пропагандистских СМИ - что люди поверили в миф о создании нового мира.
Москва стала символом этих достижений. За несколько лет она превратилась из ветхого, почти провинциального города церквей в имперскую столицу с монументальной архитектурой, с новыми жилыми домами, универмагами, дворцами культуры, парками и спортивными аренами. Улицы сносили, чтобы построить широкие проспекты для сходящих с конвейеров автомобилей. Московское метро стало храмом грядущей лучшей жизни. Станции его походили на соборы, с просторными залами, мраморными полами и стенами, высокими арками, люстрами, мозаикой и барельефами, изображающими достижения Пятилеток. Великолепие этих общественных мест - которые резко контрастировали с “жилплощадями” людей в тесных коммунальных квартирах, где по нескольку семей было вынуждено делить кухню и комнаты - вдохновляло веру в цели и ценности народного, Советского порядка. Миллионы людей убедили поверить - многих с религиозным рвением - в то, что трудности их повседневной жизни были достойной жертвой на алтарь постройки пролетарского рая. Тяжелая работа сегодня - во имя награды завтра.
Пятилетние планы сыграли решающую роль в этом утопическом проекте. Их цель было ускорение темпов развития экономики. «Пятилетка за четыре года!» Таков был лозунг. «Планы» искривляли само время ради цепи стратегических целей на пути к коммунистической утопии. В этом смысле они основывались на вековом стремлении русского народа к высшей форме существования, лежащей в основе его религиозное сознания, особенно на вере в возможность построения утопии на русской земле. Рождение веры в советскую систему потребовало замены религиозных целей светскими целями, достаточно осязаемыми, чтобы мотивировать людей, но значимыми для удовлетворения эсхатологических стремлений. Прославляя достижения пятилетних планов, пропаганда стремилась укрепить веру в то, что утопия неминуема, что ее можно достичь одним последним коллективным усилием. Это обещание возобновлялось в каждой пятилетке, которых было всего двенадцать, но рай на земле так и не был построен.
Сильнее всех верила молодёжь. Для тех, кто был воспитан в советской школьной системе, коммунистическая утопия была не далекой мечтой, а реальностью, которую им еще предстоит увидеть. Дина Каминская, молодая студентка юридического факультета 1930-х годов, вспоминает песню, которую пела она и ее друзья:
Believing in our country is so easy,
Breathing in our country is so free:
Our glorious, beloved Soviet land …
Our Soviet life is so good and bright
That children in ages to come
Will probably cry in their beds at night
Because they were not born in our lifetime.
(недолгий поиск привёл меня к знакомому Дины Каминской, поэту Павлу Когану. В его стихотворении “Лирическое отступление” есть строки:
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда сверкала и бурлила,
На землю рухнувши, вода.
И это самое близкое к тому, что цитирует Каминская. Скорее всего оригинал песни, которую она вспоминает, таки-утрачен, но на вольный перевод строк обратно с английского я не осмелилась, держите как есть - прим. перев.)
Это ощущение неотвратимого рая передавалось в пропагандистских образах счастливых фабричных рабочих и колхозников художественным направлением соцреализма. Картины не предполагали изображения какого-то далекого будущего. Они показывали современные реалии, узнаваемые массами, но в мифологической, идеальной форме, знаменующей признаки грядущей коммунистической утопии. Это были картины настоящего в процессе становления будущего. Подобно иконам Русской Церкви, которые позволяли верующим ощутить священное в материальном мире, они должны были позволить своим зрителям ощутить присутствие рая, к которому они шли под руководством Сталина. Принятие этого видения стало отправной точкой коммунистической веры. Но эта вера имела глубокие корни в православном религиозном сознании, где божественное не ограничивается небесами, а имманентно мирскому существованию.