ПОВТОРНОЕ ОТКРЫТИЕ ЖЕНСТВЕННОСТИ
На Вилле Мистерий в Помпее восемь фресок раскрывают инициацию римской матроны. Они нам в особенности интересны, потому что на них изображена женщина, живущая в имперском Риме, в культуре, сходной с нашей, где ее фемининной природе могло угрожать ее сознательное маскулинное развитие.
В основе фресок - миф об Ариадне, помолвленной с Дионисом, но бросившей его, когда она влюбилась в Тезея - афинского героя-солнце - и убежала с ним. Он покинул ее на острове Наксос, пока она спала. Когда она проснулась и поняла, что случилось, она попыталась покончить с собой, кидаясь в руки Смерти, но Смерть на самом деле была Дионисом, появившимся из моря и заключившим с ней брачный союз. Так Ариадна ощутила трансформирующую силу исступленного единения с духом и в то же время - экстатического подчинения инстинктивному потоку жизни.
Инициируемая, вероятно, переживала таинство бога в подземном переходе Виллы. Это таинство раскрывалось перед ней как божественный ребенок в форме фаллоса, как ритуальный объект, хранимый в корзине для просеивания, традиционной колыбели бога, который позже возрождался в боге инстинкта, смерти и плодородия. Это таинство символизировало внутреннее подчинение, которое позволяло женщине ощутить свой глубинный эротический потенциал.
Ариадна была сестрой Минотавра. В своем одностороннем полете к сознанию она отказалась от собственной дионисийской темноты, но ей вредила глубинная бессознательная внутренняя сила. Только отказавшись от всех личных желаний и в полном одиночестве и отчаянии подчиняясь тому, что, как она считала, было Смертью, она на самом деле пережила любовное соединение с богом - соединение божественного и человеческого, маскулинного и фемининного - и преображение через этот брак.
Парадоксально, что женщина начинает осознавать себя личностью через безличный опыт, так как в религиозном переживании она принимает себя как часть Жизни. В то же время она начинает осознавать бога внутри себя и становится матерью для него. Это подчинение Смерти является решающим для женщины, так как все в ее природе требует родства с Жизнью, с мужчиной, которого она любит, с ее детьми. Подчинение духу кажется отказом от Жизни, прыжком в черную пропасть. Но это жертва, которую она должна принести, если она хочет найти своего собственного бога внутри.
На седьмой фреске в Вилле Мистерий изображена инициируемая после ошеломляющего переживания Таинства в подземном коридоре. Она стоит на коленях, как бы собираясь раскрыть корзину для просеивания, которую она, по-видимому, принесла с собой, но вмешивается чернокрылый ангел с хлыстом. Эта картина, похоже, раскрывает критический момент процесса индивидуации женщины, когда переживание бога внутри себя оставляет ее с чувством заполненности, которое помогает ей раскрыть тайну, но, как только тайна раскрыта, теряет свою власть и приобретает характер банальности. Интенсивным переживанием бога невозможно поделиться в словах. Фаллос определенно предполагает, что маскулинный творческий дух в женщине проявляет себя в сексуальности, будь то в реальном физическом единении или же в переживании единения в глубинах ее тела. Ангел, фемининный Снятой Дух, не позволит ей раскрыть ее секрет. Этим секретом она молчаливо делится на восьмой фреске. Там она в отчаянии припала головой к коленям ранее инициированной женщины, которая не сводит глаз с ангела, собирающегося ударить хлыстом. Эстер Хардинг в "Родительском образе" говорит об этих последних двух фресках: Возвратившись в верхнюю комнату, она должна через бичевание очиститься от малейшего чувства одержимости таинством, в котором она участвовала. В этом случае она приходит к своей собственной истинной женской зрелости. Это эмоциональное переживание, а не рост сознательного интеллектуального понимания, как в случае с мужчиной
Психологически это означает, что женщина не должна осмеливаться идентифицироваться с архетипическим образом Анимуса, так как иначе она попадет под его власть и станет уязвима к его темной стороне. Ее страдание вызвано тем, что она познала божество, а затем его снова отторгли от нее. В принятии своей чисто человеческой беспомощности она открывает себе путь к спасению. Завершающая стадия процесса инициации воплощается в женщине на последней фреске. Женщина, не сумевшая осуществить эту трансформацию в пещере Гекаты, выносит божественного ребенка из огня колыбели и затем отождествляет процесс со своей собственной, а не с внеличностной властью, идущей через нее. Такая женщина становится "ведьмой", и ей угрожает опасность убить своего собственного ребенка. Поскольку она не отделила Эго от самости, она впадает в грех гордыни. Мертвая лавровая ветвь становится ручкой ведьминской метлы - это отобранный фаллос, который она объявляет своим собственным. Когда мать становится одержимой возлюбленной своего младенца, она вновь делает его частью своего собственного биологического существования. Вместо возвращения к своей собственной человечности она захватывает символ своей божественности как матери-богини. Тогда ребенок становится для нее "жертвой" - подобно тому, как Адонис стал жертвой, принесенной Венере, оставаясь богом плодородия (бессознательного), навсегда привязанным к ней.
Женщина должна обособлять себя и от инстинкта, и от духа; иначе она будет пытаться обладать тем или другим и в итоге станет одержимой. Как только она почувствовала самость благодаря осознанию и принятию противоположностей, она может сознательно расслабиться в своей собственной женственности и позволить Жизни прийти к ней через ее собственное Бытие. Для Ариадны жизнь началась, когда она приняла Смерть - смерть ее собственных личных надежд и страстных желаний.
Марион Вудман "Сова была раньше дочкой пекаря."
В основе фресок - миф об Ариадне, помолвленной с Дионисом, но бросившей его, когда она влюбилась в Тезея - афинского героя-солнце - и убежала с ним. Он покинул ее на острове Наксос, пока она спала. Когда она проснулась и поняла, что случилось, она попыталась покончить с собой, кидаясь в руки Смерти, но Смерть на самом деле была Дионисом, появившимся из моря и заключившим с ней брачный союз. Так Ариадна ощутила трансформирующую силу исступленного единения с духом и в то же время - экстатического подчинения инстинктивному потоку жизни.
Инициируемая, вероятно, переживала таинство бога в подземном переходе Виллы. Это таинство раскрывалось перед ней как божественный ребенок в форме фаллоса, как ритуальный объект, хранимый в корзине для просеивания, традиционной колыбели бога, который позже возрождался в боге инстинкта, смерти и плодородия. Это таинство символизировало внутреннее подчинение, которое позволяло женщине ощутить свой глубинный эротический потенциал.
Ариадна была сестрой Минотавра. В своем одностороннем полете к сознанию она отказалась от собственной дионисийской темноты, но ей вредила глубинная бессознательная внутренняя сила. Только отказавшись от всех личных желаний и в полном одиночестве и отчаянии подчиняясь тому, что, как она считала, было Смертью, она на самом деле пережила любовное соединение с богом - соединение божественного и человеческого, маскулинного и фемининного - и преображение через этот брак.
Парадоксально, что женщина начинает осознавать себя личностью через безличный опыт, так как в религиозном переживании она принимает себя как часть Жизни. В то же время она начинает осознавать бога внутри себя и становится матерью для него. Это подчинение Смерти является решающим для женщины, так как все в ее природе требует родства с Жизнью, с мужчиной, которого она любит, с ее детьми. Подчинение духу кажется отказом от Жизни, прыжком в черную пропасть. Но это жертва, которую она должна принести, если она хочет найти своего собственного бога внутри.
На седьмой фреске в Вилле Мистерий изображена инициируемая после ошеломляющего переживания Таинства в подземном коридоре. Она стоит на коленях, как бы собираясь раскрыть корзину для просеивания, которую она, по-видимому, принесла с собой, но вмешивается чернокрылый ангел с хлыстом. Эта картина, похоже, раскрывает критический момент процесса индивидуации женщины, когда переживание бога внутри себя оставляет ее с чувством заполненности, которое помогает ей раскрыть тайну, но, как только тайна раскрыта, теряет свою власть и приобретает характер банальности. Интенсивным переживанием бога невозможно поделиться в словах. Фаллос определенно предполагает, что маскулинный творческий дух в женщине проявляет себя в сексуальности, будь то в реальном физическом единении или же в переживании единения в глубинах ее тела. Ангел, фемининный Снятой Дух, не позволит ей раскрыть ее секрет. Этим секретом она молчаливо делится на восьмой фреске. Там она в отчаянии припала головой к коленям ранее инициированной женщины, которая не сводит глаз с ангела, собирающегося ударить хлыстом. Эстер Хардинг в "Родительском образе" говорит об этих последних двух фресках: Возвратившись в верхнюю комнату, она должна через бичевание очиститься от малейшего чувства одержимости таинством, в котором она участвовала. В этом случае она приходит к своей собственной истинной женской зрелости. Это эмоциональное переживание, а не рост сознательного интеллектуального понимания, как в случае с мужчиной
Психологически это означает, что женщина не должна осмеливаться идентифицироваться с архетипическим образом Анимуса, так как иначе она попадет под его власть и станет уязвима к его темной стороне. Ее страдание вызвано тем, что она познала божество, а затем его снова отторгли от нее. В принятии своей чисто человеческой беспомощности она открывает себе путь к спасению. Завершающая стадия процесса инициации воплощается в женщине на последней фреске. Женщина, не сумевшая осуществить эту трансформацию в пещере Гекаты, выносит божественного ребенка из огня колыбели и затем отождествляет процесс со своей собственной, а не с внеличностной властью, идущей через нее. Такая женщина становится "ведьмой", и ей угрожает опасность убить своего собственного ребенка. Поскольку она не отделила Эго от самости, она впадает в грех гордыни. Мертвая лавровая ветвь становится ручкой ведьминской метлы - это отобранный фаллос, который она объявляет своим собственным. Когда мать становится одержимой возлюбленной своего младенца, она вновь делает его частью своего собственного биологического существования. Вместо возвращения к своей собственной человечности она захватывает символ своей божественности как матери-богини. Тогда ребенок становится для нее "жертвой" - подобно тому, как Адонис стал жертвой, принесенной Венере, оставаясь богом плодородия (бессознательного), навсегда привязанным к ней.
Женщина должна обособлять себя и от инстинкта, и от духа; иначе она будет пытаться обладать тем или другим и в итоге станет одержимой. Как только она почувствовала самость благодаря осознанию и принятию противоположностей, она может сознательно расслабиться в своей собственной женственности и позволить Жизни прийти к ней через ее собственное Бытие. Для Ариадны жизнь началась, когда она приняла Смерть - смерть ее собственных личных надежд и страстных желаний.
Марион Вудман "Сова была раньше дочкой пекаря."