калигула
Тададатам! Меня все-таки заразили Римом.
Сильнее всего штырят, как ни странно (табличка сарказм и привет Дезире), термы. Но туда только если в семью владельца, конечно.
Рабыня - еще и играть виктимность - сразу нет.
Весталка - в целом, норм, но похожее уже играно. И довольно однообразно, помимо того, что архетип Гестии-Весты явно не про меня
Ити говорит, что мне стоит ехать патрицианкой, а Дезире - что сестрой императора. Если разделят их 3-х по архетипам, и будет кто-то а-ля Гера или Персефона - вист
Фламиника - архиэксцентрично, спорно, то есть бест.
"Приносить жертвы могли также еще две жрицы: фламиника Юпитера и regina sacrorum. Их статус резко отличался от статуса весталок: они были жрицами в составе супружеской четы. Их супруги - фламин Юпитера и rex sacrorum соответственно - были непременно патрициями и могли исполнять жреческие обязанности, только состоя в браке. После смерти жены фламин Юпитера должен был оставлять свой пост, разводиться ему, как правило, тоже не дозволялось. Плутарх прибавляет к этому{529}, что существует длинный список церемоний, которые фламин может совершать не иначе как в присутствии супруги. Чета фламинов была нераздельной парой и жреческие функции исполняла именно в этом качестве; посему надо полагать, что жреческая власть фламиники была прямым следствием такого союза".
Видимо, оставление поста после смерти жены придумано было не просто так - вижу зверские убийства-кровь-кишки по стенам, потому что супруги-жрецы, которые годами отправляют совместно церемонии - это, наверное, ад.
Бродский не о том, но все, как известно, через греков, а Дидона - это вообще сферическая Персефона, просто потому что Герой ей быть не дали.
Великий человек смотрел в окно,
а для нее весь мир кончался краем
его широкой, греческой туники,
обильем складок походившей на
остановившееся море.
Он же
смотрел в окно, и взгляд его сейчас
был так далек от этих мест, что губы
застыли, точно раковина, где
таится гул, и горизонт в бокале
был неподвижен.
А ее любовь
была лишь рыбой - может и способной
пуститься в море вслед за кораблем
и, рассекая волны гибким телом,
возможно, обогнать его... но он -
он мысленно уже ступил на сушу.
И море обернулось морем слёз.
Но, как известно, именно в минуту
отчаянья и начинает дуть
попутный ветер. И великий муж
покинул Карфаген.
Она стояла
перед костром, который разожгли
под городской стеной ее солдаты,
и видела, как в мареве его,
дрожавшем между пламенем и дымом,
беззвучно рассыпался Карфаген
задолго до пророчества Катона.