Вечером ко мне пришел Ван Вэньци. Он вытащил из ученической сумки прошлый номер журнала «Чжунго циннянь», подал посмотреть заднюю сторону обложки. На ней были изображены молодые члены кооператива - мужчины и женщины с мотыгами на плечах - энергично шагавшие по морю золотисто-желтой пшеницы. Тема картины - «Члены кооператива стремятся к солнцу». Я удивился, почему у него появился интерес к этой картине и в то же время не хотел испортить ему настроение, поэтому ответил банально:
- Нарисовано хорошо.
- Хорошо для задницы! - неожиданно ответил он.
Я немало встревожился и долго с недоумением смотрел на него.
- Вэньци, это очень революционная картина, как ты посмел так сказать о ней?
- Очень революционная? Да, изменяющая судьбу,[8] чтоб ей провалиться!
Я решил, что у него не все в порядке с нервами. Такая жизнь, культурная революция мало-помалу напитывают людей этим состоянием, все китайцы находятся как бы в горячечном бреду, включая меня самого.
Ко мне подошел старший брат и, тоже уставившись в картину «Члены кооператива стремятся к солнцу», стал ее рассматривать. Его взгляд не был похож на те, которыми оценивают картины, наоборот, он был похож на обозрение орудия уничтожения со следами крови.
Я поднял голову, приблизился к глазам брата и не смог сдержать холодную дрожь, пробившую меня изнутри.
Тогда я посмотрел в глаза своему хорошему другу и соученику и почувствовал, что выражение его глаз не такое, как у моего брата. Это меня немного успокоило.
- Ты почему изучаешь меня? Изучай эту картину, - встревожился он.
- После уничтожения врагов с оружием в руках все еще останутся враги без оружия![9] - неожиданно произнес брат и с холодной улыбкой удалился.
- А зачем в конце концов надо хорошо изучать эту картину? Я не вижу ее названия.
- Эта картина реакционна. В ней спрятаны контрреволюционные лозунги.
- Контрреволюционные лозунги? - я был ошарашен.
- Чан, Кай, Ши, Вань, Суй! - громко, раздельно каждый иероглиф произнес он.
- Ты с ума сошел! - прорычал я вполголоса, - у нас окно открыто, ты хочешь принести несчастье моей семье?
- Похоже ты испугался. В этой картине спрятаны те самые контрреволюционные лозунги, и конкретно «Да здравствует Чан Кайши!» - ответил он спокойным и неторопливым голосом.
Хорошо, что брат ушел в другую комнату, иначе его надломленная психика обязательно в ответ на это среагировала бы в высшей степени импульсивно.
Я взял тот журнал «Чжунго циннянь» и, внимательно всматриваясь, стал тщательно его изучать, но не находил ни малейших следов контрреволюционных лозунгов.
- Ай, твоим глазам их все равно не отыскать, - не выдержал мой друг и стал один за другим подробно анализировать иероглифы, - посмотри на этот пшеничный колос, он расположен горизонтально. Почему горизонтально?
- Потому что дует ветер. Посмотри, короткие волосы этой девушки, колыхаясь на ветру, тоже стали горизонтально, - сказал я.
- Неправильно! Что такое пшеница? Это травянистое растение. Здесь колос символизирует верхнюю часть иероглифа «трава». В иероглифе Чан фамилии Чан Кайши - что сверху? Трава. Теперь посмотри на этот стебель. Он выражает собой вертикаль, этот - тоже. Добавь пшеничный лист, вертикальную изогни. Получился иероглиф Чан. Смотри дальше. Сверху две вот таких черты: одна - откидная влево, вторая - откидная черта вправо. Плюс две вертикальные. Получился иероглиф Кай. Правильно? Или ты считаешь, что неправильно?
Хотя он все это показал мне на картине, я все равно чувствовал, что не смогу воспринять все эти пшеничные колосья, стебли, листья в виде иероглифов. В общем, что-то в этом было надуманное и ложное.
- Что ни говори, а не очень похоже, - сказал я сам себе.
- Ты все еще говоришь, что непохоже? Да? Непохоже? - он, разложив картину, продолжал просвещать меня, указывая на каждую черту предполагаемого иероглифа. - Посмотри еще раз на эту мотыгу: сама мотыга - это иероглиф «рот», рукоятка - горизонтальная черта над ней...
- А где откидная черта влево? Где? Откидной нет, но предполагается?
- Мазков кисти здесь немало. Надо только всмотреться и найдешь то, что надо, - продолжал он мне показывать их, давая пояснения. Я долго стоял молча, потом спросил:
- Ты сам обнаружил?
- Думаешь у меня такие проницательные глаза? На агитационно-пропагандистской доске на центральной улице все могут увидеть эту картину в увеличенном размере, как конкретный пример воспитания в духе классовой борьбы. Я тоже, получив урок, разглядел... - сказал он, и, помолчав, добавил - в нашем мозгу струна классовой борьбы натянута еще недостаточно, слишком мало у нас умственных способностей.
Мне стало немного стыдно, поэтому я сказал ему:
- Да, да, это хорошо, что ты сегодня зашел ко мне и сказал об этом. Иначе я остался бы в неведении; когда-нибудь пошел бы на центральную улицу да у той доски, возможно, вступил бы в дискуссию с кем-нибудь, потом пришлось бы раскаиваться из-за того, что не успел просветиться.
....
Выходя из здания школы, мы увидели несколько десятков учащихся, собравшихся на стадионе и приготовившихся куда-то идти. Двое наших знакомых крикнули нам:
- Быстрей пополняйте наши ряды!
Когда мы проходили мимо них, Ван Вэньци спросил:
- Куда вы идете?
- В управление общественной безопасности!
- В управление общественной безопасности?.. Идете разжигать пламя?... - Ван Ваньци на какое-то время задумался. Он, как и я, в душе не хотел показать отсталость в движении в сравнении с другими соучениками, не хотел также остаться на рубеже действий, граничащих со скольжением за революцией или контрреволюцией.
- Я обнаружил контрреволюционный лозунг и организовал друзей пойти в управление общественной безопасности решительно потребовать арестовать действующую контрреволюцию, - довольный собой заявил ученик 8 класса по прозвищу Шао Гэньсян.[13]
- Контрреволюционный лозунг? В нашей школе? - испугался я.
- Нет, у меня дома!
Я испугался еще больше, предположив, что он хочет разоблачить своих отца, мать или кого-нибудь из членов семьи, чтобы получить известность человека, не остановившегося ни перед чем ради идеи. Но, судя по его довольному виду, было что-то другое.
- На календаре в нашем доме, - он вынул из школьной сумки месячный календарь и дал мне посмотреть.
На нем был изображен старик с седой бородой, обучающий девочку 5-6 лет соединению звуков в слоги. Он озвучил ей четыре слова: «Председателю Мао десять тысяч...».
- А почему он не произнес слово «лет»? - спросил Шао Гэньсян тоном следователя.
Я пожал плечами. Откуда я мог знать, почему автор не дорисовал произнесение слова «лет» ? Изобразил только «десять тысяч» и не дорисовал «лет».
Я тоже считал, что как это не объясняй, а для такого великого вождя все равно недостаточно уважительно. Однако, если взглянуть на картину, то видно, что для этого иероглифа не хватило места. А может быть был какой-то расчет не написать?
- Почему? - снова спросил Шао Гэньсян, пронзительно глядя мне в глаза, как будто я был автором картины.
- Наверно, автор, рисуя картину, не замышлял так много? - неуверенно предположил я.
- Нет!.. - Шао Гэньсян был абсолютно уверен в себе. Следует заметить, что в ходе углубления «Великой культурной революции» в разговорной речи учащихся появились слова и выражения типа «заставлять», «со всей серьезностью заявляем», «последняя дипломатическая нота», «можно стерпеть, но кто потерпит», «сообразительность Сыма Чжао всем известна», «разве вытравишь волчью натуру», «мысли пьяного старца совсем не о вине» и многие другие, употреблявшиеся раньше при построении предложений или как обороты речи лишь в письменной форме, теперь же на каждом шагу они вылетали из уст людей. Многие учащиеся как будто стали стыдиться обычного «нет», вошло в привычку «нет» с более жестким звучанием, употреблявшееся на письме.
- Ты пока помолчи, дай мне посмотреть, - Ван Вэньци считал, что у него уже есть богатый опыт изучения картины «Члены кооператива стремятся к солнцу», и он готов распознать «суть картины». С видом человека, имеющего готовый план в голове, он взял календарь из рук Шао Гэньсяна.
Бесстрашным взором он долго изучал картину, глядя на нее и прямо, и сбоку, но его так и не осенило и Ван смущенно возвратил календарь Шао Гэньсяну.
- Не к тебе претензии, а к твоим глазам, - презрительно сказал Шао Гэньсян, - Где заковыка?! Ты посмотри на косу этой девочки. Это - горизонталь. А вот это - вертикаль. Здесь узелок. Неужели не похоже на иероглиф убить».
И похоже, и нет. Меня никто не просветил так, чтобы я смог увидеть такую схожесть, а сам я никак не мог по ассоциации представить себе слово «убить». Но когда меня просветили, сказали, что там иероглиф «убить», я уже не осмелился сказать не похоже.
- Похоже, похоже! - совершенно определенно выразил свою позицию Ван Вэньци.
Я неопределенно промычал.
- Есть только иероглиф «убить», что не проясняет вопрос, - снова выразил сомнение Ван Вэньци.
- Разве вопрос не ясен? Неужели недостаточно контрреволюции в словах «убить председателя Мао»? Непременно надо найти слово «разгромить» и тогда можно считать контрреволюцией?!
- У этой дряни совсем нет чувств к председателю Мао. Это были реплики, которые высказали соученики в ответ на сомнения Ван Вэньци.
- Однако я имел в виду другой смысл! Я имел в виду другой смысл! Мой смысл... Нет у меня никакого смысла!... - совсем растерялся Ван Вэньци.
Шао Гэньсян поднял руку, остановил беспорядочные выкрики и заговорил тоном знающего дело политика:
- Некоторые наши соученики из-за того, что длительное время в их мозгу не были натянуты струны классовой борьбы, став лицом к лицу с классовой борьбой, всегда сомневаются. Пусть они в процессе этого движения воспитывают самих себя.
Втайне я невольно стал восхищаться его познаниями, тем, что этот вечный второгодник поумнел, что в его голове натянулись струны. По тому, как к нему неожиданно стали относиться другие, я увидел, что он приобрел уважение. И все это благодаря тому, что обнаружил контрреволюционный призыв, чего не увидели другие.
В душе я немного завидовал ему.
Шао Гэньсян хлопнул по плечу Ван Вэньци:
- Иероглиф «дао»[14] здесь есть. Его нет у тебя в голове, поэтому не видят твои глаза. (Мне тогда показалось, что в этих его словах заложен философский смысл). Сейчас я тебе покажу. Здесь нить волос этой девочки - это четко обозначенная вертикаль. Почему эта связка тонко выписана с завитком? Это откидная черта влево. С этой стороны эти несколько нитей волос изображают горизонталь, вертикаль и отвесную черту с крюком...
Следуя широко раскрытыми глазами за движением его пальца, я на чем свет стоит ругал себя за свое скудное воображение. В то же время кое-кто в контуре провинции Хэйлунцзян Китая видит парящего в небе лебедя с распростертыми крыльями. Но можно ли говорить о реальности такого воображения? Это скорее романтизм. Политический энтузиазм народа во время «Великой культурной революции» рождал небывалый во всем своем блеске романтизм.
- Иероглиф «убивать» я тебе показал, иероглиф «сокрушать» - тоже, что ты еще можешь сказать? - Шао Гэньсян не терпел, когда ему перечат.
- Мне нечего сказать... Чего ты нападаешь на меня, да и не я же рисовал картину!... - Ван Вэньци старался сохранять сдержанный тон.
Шао Гэньсян повеселел, положил в сумку календарь, да с таким видом, как будто приобрел патент на изобретение, а затем серьезно сказал:
- Все мы собратья по революции, заяц не ест траву у своего логова, не будем обострять отношения. Вместе с нами в управление общественной безопасности должны идти те, кто сам пожелает. Так?
- Я иду, я иду... - Ван Вэньци подтвердил свое согласие еще и кивком головы и посмотрел на окружавших его соучеников, ждавших, какую он займет позицию. Неожиданная благосклонность изумила его и дала немного радости.
Возможно, один я разглядел, насколько он был неискренним.
- Ты тоже иди! В революционном движении прибавится еще один человек, - обратился он ко мне наставительным тоном.
Я безучастно позволил ему присоединить к революции еще одного человека и непринужденно сказал:
- Конечно же, я тоже хочу пойти.
Шао Гэньсян поднял руки и скомандовал:
- Вперед! Цель - городское управление общественной безопасности! Мы строем мужественно покинули школу.