Торжество антигуманистической окончательности?
Мы - современники этой смены эпох - видим, оцениваем и осуждаем исторический негативизм вторгающегося. Ужасаемся предлагаемыми сценариями развития этого торжества. Впервые с начала истории Человечества прогноз о ее конце стал реален. Но будет ли найден жизнеспособный и внятный ответ на этот вызов? Кем будет он сформулирован?
В статьях из цикла «О коммунизме и марксизме 2.0» С.Е. Кургинян с разных ракурсов рассматривает состояние человеческого общества в эпоху смены умирающего Модерна торжествующим Постмодернизмом. Кто стоит за процессами разрушения целостности человеческого опыта? Каковы будут законы человеческого общежития, которые выстраиваются под разговоры о уместности и даже предельной необходимости продолжать дробление человеческого самосознания, превращения его в непрерывно вращающейся калейдоскоп концепций, идей, взглядов… Чуть было не написал позиций, но наличие позиции не предполагает такой текучести и готовности к изменениям.
Автор цикла приводит суждения о современности мыслителей, достаточно далеких от коммунистических взглядов. Это, с одной стороны, снимает упреки в односторонности ракурса и недоверие к выносимым диагнозам. А с другой стороны, свидетельствует об отсутствии хоть какого-то внятного ответа со стороны коммунистического сообщества. Что опять же нас возвращает к теме сознательного бегства идеологов и «марксистов» в позднем СССР с полей идеологической и философской войны за Человека.
Приводимые многочисленные свидетельства философов, защищающих Модерн: Умберто Эко, ученых маркируемых понятием «Франкфуртская школа», и близких к ней Эриха Фромма, Вальтера Беньямина, - рисуют картину полной капитуляции общественной и философской мысли перед вторгающейся глобальной новизной, которую мы пока можем маркировать понятиями «Постмодерн» и «Общество потребления». Мы все - современники этой смены эпох - видим, оцениваем и осуждаем исторический негативизм вторгающегося. Ужасаемся предлагаемыми сценариями развития этого торжества. Впервые с начала истории Человечества прогноз о ее конце стал реален. Но будет ли найден жизнеспособный и внятный ответ на этот вызов? Кем будет он сформулирован?
Размышляя на эти темы, я впервые задумался об еще одной превращенной форме, сопутствующей вторгшейся новизне. Если до эпохи Модерна включительно философия служила задачам познания человеком и обществом самих себя, инструментом развития, то приведенные в статьях свидетельства наглядно продемонстрировали тот факт, что она - философия - стала оружием разрушения.
Я не философ. Вернее, философ не более чем в том смысле, который в это понятие вкладывал Грамши, утверждавший, что каждый человек, созидающий себя и стремящейся изменить мир вокруг себя - уже есть философ. В общем, будучи человеком, переживающим описанное вторжение скверны в мир и растерянность мира перед ее лицом, я позволю себе одно рассуждение об этой новизне. И начать я его хочу с известной цитаты из Писания: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч!» (Откровение Иоанна Богослова 3:15).
Я думаю, что упрек, высказанный в «Апокалипсисе» лежит в обсуждаемой мной плоскости. Речь идет о том же состоянии безсубъектности, которое сегодня навязывается общественному сознанию. То есть об утере целостности, которая и позволяет занимать позицию в отношении чего бы то ни было. Кстати, у великого русского философа Н. Бердяева, тема целостности и запроса на нее стала ключевой в его работе 1937 года «Истоки и смысл русского коммунизма»:
«Русская душа стремиться к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям, она стремится к Абсолютному и все хочет подчинить Абсолютному, и это религиозная в ней черта.
…
Но не было целостности и единства в русской жизни».
Философ, не принявший самой Революции 1917 года, тем не менее, не ставит ее вне ряда проявлений русской истории, устремленных к обретению целостности:
«Революционность есть тотальность, целостность в отношении ко всякому акту жизни. Революционер тот, кто в каждом совершаемом им акте относит его к целому, ко всему обществу, подчиняет его центральной и целостной идее».
Более того, он как религиозный мыслитель, ставит рядом религиозность и предельность требования целостности в общественной жизни:
«…революция ужасна и жутка, она уродлива и насильственна, как уродливо и насильственно рождение ребенка, уродливы и насильственны муки рождающей матери, уродлив и подвержен насилию рождающийся ребенок. Таково проклятие греховного мира. И на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса».
То есть Бердяев, не разделяя ответы Революции на историческую и философскую исчерпанность Модерна, не ставит под сомнение сам факт этой исчерпанности, и вытекающих из нее угроз человечеству. Он считает Революцию именно ответом на обозначенные вызовы, в том числе и на отсутствие искомой целостности. Для меня очень важно то, что Бердяев задает масштаб этого вызова, обращаясь к образу Апокалипсиса - конца мира и проекта «ветхого человека». Конца общества, в котором человек разорван на уже не собирающиеся части, вторгшимся в мир некогда грехом.
С.Е. Кургинян в методологическом введении к учебнику по «Метафизической войне» тоже обращается к образу вторгающейся на заре истории и губительной для Человечества новизны - появление классового общества. Это вторжение повлекло за собой разделение человеческого опыта на все более удаляющиеся друг от друга области. Да, развитие человечества во многом обуславливалось этим разделением и удалением друг от друга науки, искусства и морали. Но и постоянное стремление человечества обрести утерянную цельность - также стало одной из движущих сил общественного развития. Это стремление, хотя бы отчасти, компенсировало те угрозы и вызовы, которые порождались центробежным движением областей человеческого опыта. А главное, оставляла место для понятия этого самого Центра, куда потом можно все собрать. Да, менялось то, что в него помещалось. Я не хочу устраивать споры о том, Кого или Что и насколько правомочно туда определяло Человечество. Важно, что этот Центр был. И что он всегда был связан с понятием Человек.
Новизна, ответом на вторжение которой в мир стала Революция 1917 года, объявляла войну этому Центру. Тогда в центр был помещен голый интерес, оторванный от всякого воспоминания о цельности человека. Да и от самого понятия «Человек». Тогда в начале ХХ века вторжение этой новизны было остановлено коммунистическим проектом. Новизна перегруппировалась и к концу века устранила со своего пути эту преграду.
Теперь ей отвергается само наличие этого Центра цельности. А разделенные области человеческого опыта, уже не просто стремительно удаляются друг от друга, но и превращаясь в вовсе не пересекающие сущности. Человечество подошло к краю, переступив который оно уже не сможет обратить процесс вспять. И у него не останется никакой хотя бы отчасти позитивной оборотной стороны этой самой разделенности, которая на протяжении всего исторического процесса развития человечества, позволяла употреблять это слово, смысловым центром которого есть Человек. Не собираемое во что-то цельное, хотя бы и потенциально, существо - уже не человек. И понятны апокалипсические масштабы этого вызова, заданные Бердяевым еще в первой половине прошлого века.
Масштаб вызова пугает, но при этом отчасти в чем-то обнадеживает. Тут уже невозможно не заметить как самого масштаба, так и стоящих за ним угроз. Тут уже нельзя силам, желающими дать ответ вызову, прикрываясь мелкими по отношению к этому масштабу противоречиями, продолжать заниматься взаимными историческими упреками и выяснением отношений. Тут, как и в 1941 году время занимать место в окопе и вести бои с этой всепобеждающей античеловеческой новизной. Тем более что нас, готовых воевать с этой новизной не так уж много. В России в первую очередь я имею в виду коммунистов и христиан.
Добавить в друзья в: ЖЖ | ВК | твиттер | фейсбук | одноклассники