Севастопольские рассказы - 2

Feb 08, 2017 15:00



Люди - не герои. Они примитивны как Михайлов, тщеславны и неглубоки как Калугин и прочие, о которых не стоит и говорить. А морского офицера, честно и мужественно исполнявшего свой долг перед Отечеством и солдатами Толстой в качестве героя не увидел.

Все бессмысленно. Все! И героизм и жертва. Нет места ничему, кроме привыкания человека к тому, чтобы убивать и умирать. Вот к чему свелся весь пафос поставленной автором себе задачи. Вот в чем для него все содержание войны.

***

С этой же мысли начинается и второй рассказ - «Севастополь в мае».
Все три рассказа обладают одной особенностью. При начале чтения каждого из них возникает чувство, что по отношению к предыдущему рассказу, именно читаемый сейчас и ответит на все ожидания и вопросы. Ответит и станет наконец-то рассказом о человеческом духе, героизме и мужестве. И действительно, в этих трех рассказах присутствие этих тем идет по нарастающей. Но столь же усиливаются и темы противоположные: низость, подлость, трусость и бессмысленность. И все это автором так перемешивается, что оторвать одно от другого без разрушения создаваемых Толстым образов персонажей просто невозможно.

Второй рассказ знакомит читателя уже не с собирательными образами, а персоналиями. И первым нам представлен штабс-капитан Михайлов. Толстой для меня гений именно описания стихий. Не только природной - в чем с ним мало кто сравнится. Но и стихии человеческих чувств. Достоевский обращает наше внимание на спрятанные в самых глубинах души источники завихрений судеб и поступков. Толстой же ярко, как мало кто может, описывает уже внешние проявления круговоротов и ураганов, производимые этими источниками. Оценивая Толстого именно так, хотя и деля скидку на то, что речь идет о раннем творчестве, я с особым вниманием следил за тем, как автор преподносит своих ключевых героев. В этом рассказе их двое. Они опять очень контрастны друг другу.

Михайлов описан очень своеобразно.
«Выражение некрасивого с низким лбом лица этого офицера изобличало тупость умственных способностей, но притом рассудительность, честность и склонность к порядочности».

Вот эта фраза о склонности к порядочности меня изумила. Тут слишком много вариантов определения того, можно ли считать Михайлова честным человеком. Все последующие внешние действия этого персонажа - говорят о том, что он, безусловно, честный и порядочный человек. Готовность пойти на дело, вместо заболевшего офицера. Честное выполнение своего ратного долга. Переживания об убитом офицере и возвращение за ним под обстрелом. Но Толстой все это нивелирует изложением внутренних переживаний Михайлова. С самого начала его мысли «вне дела» заняты не просто ерундой, а подчеркнуто низменным. Мечтаниями о своем будущем с женой друга, которого он в мечтах обрекает на смерть. Страх показаться трусом в глазах т.н. «аристократов». Попыткой войти в их круг.

Представитель этой группы офицеров - адъютант Калугин - это второй ключевой герой рассказа. Он же - тот персонаж, которым Толстой создает контраст с Михайловым. У него практически все наоборот. За внешним лоском и бравадой, а так же высочайшим самомнением Калугина в делах его мы видим мелочность, тщеславие , позерство и трусость. А ведь он, несомненно, лучший из «худших», то есть штабных офицеров.

Отношение к «штабных» у еще одного важнейшего персонажа третьего рассказа - Козельцова - старшего - категорически отрицательное. Но к братьям Козельцовым мы вернемся позже. А пока перед нами Михайлов и Калугин. Ими начинается рассказ, и ими заканчивается. И возникает вопрос - отчего Толстой сделал именно их центром рассказа? Ведь мельком Толстой показывает нам некого морского капитана, который переболел и преодолел все недостатки свойственные Калугину, Михайлову и иже с ними.
«Капитан уже 6 месяцев командовал этой одной из самых опасных батарей, - и даже, когда не было блиндажей, не выходя, с начала осады жил на бастионе и между моряками имел репутацию храбрости…
Но Калугин не сообразил того, что он в разные времена всего-навсего провел часов 50 на бастионах, тогда как капитан жил там 6 месяцев. Калугина еще возбуждали тщеславие - желание блеснуть, надежда на награды, на репутацию и прелесть риска; капитан же уж прошел через все это - сначала тщеславился, храбрился, рисковал, надеялся на награды и репутацию и даже приобрел их, но теперь уже все эти побудительные средства потеряли для него силу, и он смотрел на дело иначе: исполнял в точности свою обязанность, но, хорошо понимая, как мало ему оставалось случайностей жизни, после шестимесячного пребывания на бастионе уже не рисковал этими случайностями без строгой необходимости, так что молодой лейтенант, с неделю тому назад поступивший на батарею и показывавший теперь ее Калугину, с которым они бесполезно друг перед другом высовывались в амбразуры и вылезали на банкеты, казался в десять раз храбрее капитана».

Казалось бы - вот тебе возможность в разговоре о героях Севастополя показать обе стороны медали. И напускное, мусорное, - с чем приезжали, как описывает Толстой, все без исключения в Севастополь. И подлинное, сущностное, позволяющее перейти к разговору о духе мужества и героизма, - к чему приобщались офицеры и солдаты, и что демонстрировали, даже по мнению противника. Противни отдал должное мужеству и героизму русского воина. Толстой же решил показать, что на самом деле все это напускное и пустое.

Кстати, отдельно стоит отметить, что в рассказах нет ни одного сколь-нибудь полного и раскрытого образа простого русского солдата. Разве что Мельников, опять же в третьем рассказе. Но и это скорее сатира, нежели повествование. Чисто сатирических мест, где Толстой с плохо скрываемой иронией, а порой и язвительностью описывает реалии жизни и быта русской армии в рассказах очень много. Во всех трех. Но вернемся ко второму рассказу.

Такое решительное нежелание остановить свой взгляд, а значит и читательский на образе, который мог бы передать наилучшим образом заявленную автором тему, говорит о многом. Хотя бы о том, что никакой героизм и мужество Толстого по большому счету не интересуют. А через смешение храбрости и трусости, низости и чести автор оправдывает (а не обличает) последнее. И окончание второго рассказа прямо на это указывает.

«Вот я и сказал, что хотел сказать на этот раз. Но тяжелое раздумье одолевает меня. Может, не надо было говорить этого. Может быть, то, что я сказал, принадлежит к одной из тех злых истин, которые, бессознательно таясь в душе каждого, не должны быть высказываемы, чтобы не сделаться вредными, как осадок вина, который не надо взбалтывать, чтобы не испортить его.

Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой ее? Все хороши и все дурны.

Ни Калугин с своей блестящей храбростью (bravoure de gentilhomme) и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов с своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест - ребенок без твердых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести.

Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда».

Правда… То есть то, как ее понимает автор. Один из тех участников событий, которым в принципе отказано выше быть носителями этой правды - то есть героем во всех смыслах: и как персонажа повествования, и как примера для подражания. Правда, а не люди. Люди - не герои. Они примитивны как Михайлов, тщеславны и неглубоки как Калугин и прочие, о которых не стоит и говорить. А морского офицера, честно и мужественно исполнявшего свой долг перед Отечеством и солдатами Толстой в качестве героя не увидел.

Да и вообще - слово долг в рассказах встречается редко. Не только мало прямых обращений к этому понятию, но даже косвенных и контекстных.


Добавить в друзья в: ЖЖ | ВК | твиттер | фейсбук | одноклассники

Севастопольские рассказы, Л. Н. Толстой, культурная война, ЛИК СВАО, война с героем

Previous post Next post
Up