Освободительная миссия Красной Армии в 1944-1945 гг. (16)
Выдача продуктов жителям Берлина
Гуманность советских войск по отношению к немецкому населению после всего, что совершили гитлеровские войска на оккупированной ими территории, была удивительна даже для самих немцев. Тому есть немало свидетельств.
Оригинал взят у sodaz_ot в 2.7. Гуманитарное содержание Освободительной миссии Красной Армии
2.7. Гуманитарное содержание Освободительной миссии
Красной Армии
В ходе Освободительной миссии Красной армии проявились такие грани сознания и психологии советского воина, как интернационализм, гуманизм, солидарность с пострадавшими народами. Это выражалось в оказании не только военной (которая, несомненно, была главной), но также продовольственной и медицинской помощи, восстановлении мостов и дорог, разрушенных предприятий и школ.
Даже по отношению к населению смертельного врага - фашистской Германии - проводилась гуманная политика, проявлявшаяся, в том числе, в налаживании нормального (возможного в тех условиях, когда советские люди вели полуголодное существование) продовольственного снабжения.
Практичных немцев больше всего волновал вопрос о снабжении продовольствием, ради него они готовы были буквально на все (242).Следует отметить интересную реакцию населения одного из районов Берлина в связи с распространившимся слухом о прекращении выдачи продовольствия. Так, 4 июня 1945 г. И. Серов докладывал Л. Берия о реакции населения одного из районов Берлина в связи с распространившимся слухом о прекращении выдачи продовольствия: «28 мая в районе Пренцлаунсберг из одного дома был произведен выстрел в дежурного красноармейца комендатуры. Выброшенным на место нарядом часть жителей этого дома была взята в комендатуру, в связи с чем был пущен слух, что Красная Армия прекратит выдачу продовольствия населению. После этого в комендатуру явилось несколько делегаций от района с просьбой на площади публично расстрелять 30-40 заложников, но выдачу продовольствия не прекращать. Населению этого района было предложено разыскать виновного и доставить в комендатуру» (243).
Один чиновник в разговоре с другим сказал: «Русские начали не совсем хорошо, часы с меня сняли, но если нормы дадут, то проживем и без часов» (244). И русские «нормы дали», причем такие высокие, что сами немцы понимали, что не могут претендовать на такое снабжение продовольствием.
Вот как описал корреспондент «Красной звезды» Павел Трояновский будничный день маршала Г.К. Жукова в мае 1945 г. в Берлине: «Начальник тыла фронта генерал докладывает командующему о подвозе продовольствия для населения Берлина - сколько муки, крупы, жиров, сахара, соли.
- Для детей молоко надо искать…
Генерал посмотрел на маршала и после непродолжительной паузы сказал:
- Мне, товарищ маршал, пишут из дома, что голодают…
- Мне тоже пишут, что в Союзе туго… Но это не меняет дела. Директива предельно ясна: выделить столько-то продовольствия для немецкого населения Берлина.
- Будем кормить фашистов?
- Будем кормить немцев - стариков, старух, детей, рабочих…» (245)
Даже советские солдаты, преодолевая естественную неприязнь к немецкому населению, проявляли сочувствие и гуманность, особенно по отношению к детям. «Перешли границу - Родина освобождена, - вспоминала санинструктор Софья Кунцевич. - Я думала, что когда мы войдем в Германию, то у меня ни к кому пощады не будет. Сколько ненависти скопилось в груди! Почему я должна пожалеть его ребенка, если он убил моего? Почему я должна пожалеть его мать, если он мою повесил? Почему я должна не трогать его дом, если он мой сжег? Почему? Хотелось увидеть их жен, матерей, родивших таких сыновей. Как они будут смотреть нам в глаза?.. Все мне вспомнилось, и думаю: что же будет со мной? С нашими солдатами? Мы всё помним... Пришли в какой-то поселок, дети бегают - голодные, несчастные. И я, которая клялась, что всех их ненавижу, я соберу у своих ребят все, что у них есть, что осталось от пайка, любой кусочек сахара, и отдам немецким детям. Конечно, я не забыла, я помнила обо всем, но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла» (246).
Голодных немецких ребятишек подкармливали многие наши солдаты. И советская военная администрация в вопросах обеспечения немецкого населения продовольствием особую заботу проявляла о детях. Не случайно еще 31 мая 1945 г. Военный совет 1-го Белорусского фронта принял постановление о снабжении молоком в г. Берлине детей до 8-летнего возраста (247).
Во многих документах, письмах, дневниках, мемуарах встречаются описания того, как советские бойцы кормили немецких детей, отдавая им свой солдатский паёк; как очереди «цивильных» немцев сначала боязливо, а потом всё смелее выстраивались к полевым кухням за русской кашей и щами.
Сержант Павлов в разговоре с бойцами рассказывал: «Вчера зашел я в один дом, смотрю - сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно. Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько они голодны. “А, сволочи,‑ подумал я,‑ не стало нашего украинского хлеба - зубами щелкаете”. Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродия» (248).
Капитан Гришин писал однополчанину в госпиталь: «…Старики и немки - молчаливые, выдержанные, вежливые - становятся в длинные очереди к солдатским кухням. Стоят тихо. Заберут котелок с борщом или кашей: “Данке шеен” - спасибо, мол…» (249)
Гвардии старший сержант В. Бабченков вспоминал весну 1945 года: «Остановились на отдых в деревне недалеко от Эльбы, в доме, где, кроме старухи, казалось, не было никого. И вдруг услышали детский плач. Из подвала вылезла семья с пятью детьми. Испуганная, с заплаканными глазами, стояла перед нами их мать. Тут же и ребята, и взрослые были накормлены борщом. А вскоре стали возвращаться в село другие жители. Крестьяне без страха заполнили улицы, стали работать на огородах. Скуден солдатский паек, но тут уж такое дело: детям, женщинам, старикам отдавали то, чем богаты были» (250).
Сами немцы, имевшие все основания ожидать от советских войск самого худшего после того, что совершили гитлеровцы на оккупированной территории СССР, удивлялись гуманности победителей. Население, не успевшее эвакуироваться с немецкими частями, запуганное фашистской пропагандой о «зверствах большевиков», с облегчением констатировало: «Мы удивлены поведением солдат Красной Армии. Они ведут себя корректно. Главное - не расстреливают оставшихся жителей» (251); некоторые женщины говорили: «Мы теперь боимся русских меньше, чем нацистов. Хуже того, до чего довели нас нацисты, не будет» (252); «Нам говорили неправду о русских. Русские отнеслись к нам хорошо. Правда, были отдельные случаи безобразий, но война - это война и я надеюсь, что, когда будет назначен комендант, он сумеет окончательно прекратить подобные выходки» (253). При этом большинство немцев быстро приспосабливалось к новым реалиям и со свойственным им прагматизмом заявляло: «Мы готовы выполнять любые работы для Красной Армии, только выдайте нам что‑нибудь на пропитание» (254); «Для нас всё равно. Пусть даже Сталин будет господствовать в Германии, лишь бы он сделал нас сытыми. Тогда против него никогда ни один немец не пойдет. То, что сейчас мы работаем на коменданта, нас не пугает. Ведь мы тоже раньше работали на государство. Теперь нас также на работе кормят. Больше нам ничего не нужно» (255).
Особое внимание советское командование уделяло положению жителей крупных городов Германии, прежде всего Берлина. Так, в донесении начальника политического управления 1-го Белорусского фронта начальнику 7-го управления Главного Политического управления РККА о работе с немецким населением за период подготовки и проведения берлинской операции № 0464 от 19 мая 1945 г. отмечалось: «Слухи о том, что “русские хорошо обращаются с населением”, что “население Бейсензее и Фридрихсгафена восторженно встречало русских” быстро проникали в районы Берлина, еще не занятые нашими войсками, и жители во время уличных боев одиночками и группами переходили через линию фронта на нашу сторону… Население занятых Красной Армией районов Берлина с нетерпением ожидало установления власти военных комендантов, надеясь, что они установят определенный распорядок и окончательно искоренят те отдельные случаи бесчинств, которые все еще имели место» (256).
Особенно впечатлили местное население действия советского военного руководства по обеспечению жителей продовольствием (его организованная выдача по карточкам началась уже 15 мая в 8 часов утра (257)), восстановлению и обеспечению нормальной работы объектов коммунального хозяйства (подача электроэнергии, налаживание водоснабжения и т.д.), запуск первой очереди метро, а также открытие кинотеатров, театров и концертных залов, магазинов и предприятий бытового обслуживания, осуществленные в самые короткие сроки, сразу же после завершения боевых действий. «Меры, предпринятые командованием Красной Армии по нормализации жизни в Берлине и других районах, вызвали крайне положительную реакцию у немецкого населения, - говорилось в донесении. - Население бурно выражает одобрение этих мероприятий и удивление столь быстрыми темпами восстановления всех отраслей городского хозяйства и отношением к ним со стороны Красной Армии… Опубликование норм снабжения продовольствием вызвало радостное и вместе с тем растерянное чувство. В разговорах берлинцы заявляют, что никто не ожидал, что советское командование проявит такую заботу о населении. Тем более, никто не надеялся и не мечтал о таких нормах питания... Отдельные видные общественные деятели наши меры оценивают актом “величайшего великодушия, на которое мы, немцы, не могли рассчитывать”» (258). Далее в донесении содержались выводы о том, что: «1) Население [Берлина] перестало бояться русских, охотно и активно помогает во всем, где это требуется, и хочет скорей получить работу. 2) Наши мероприятия по продовольственному снабжению, налаживанию жизни города ошеломили немцев. Они удивлены великодушием, быстрым восстановлением порядка в городе, дисциплиной войск, богатством военной техники и организаторскими способностями генералов и офицеров Красной Армии. 3) Враждебная нам деятельность нацистских элементов носит единичный характер и не встречает поддержки основной массы населения. Наоборот, население активно начинает помогать вылавливать их» (259).
Гуманность советских войск по отношению к немецкому населению после всего, что совершили гитлеровские войска на оккупированной ими территории, была удивительна даже для самих немцев. Тому есть немало свидетельств. Вот одно из них, зафиксированное в донесении от 15 мая 1945 г. члена Военного совета 5-й ударной армии генерал-лейтенанта Ф.Е. Бокова члену Военного Совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанту К.Ф. Телегину о политических настроениях жителей Берлина в связи с проводимыми советским командованием мероприятиями: «Домохозяйка Елизавета Штайм заявила: “Я имею троих детей. Мужа у меня нет. Я предполагала, что всем нам придется погибнуть от голодной смерти. Нацисты говорили, что большевики расстреливают все семьи, в которых кто-нибудь участвовал в войне против России. Я решила открыть вены своим детям и покончить самоубийством. Но мне было жалко детей, я спряталась в подвал, где мы просидели голодными несколько суток. Неожиданно туда зашли четыре красноармейца. Они нас не тронули, а маленькому Вернеру даже дали кусок хлеба и пачку печенья. Я не верила своим глазам. После этого мы решили выйти на улицу. На улице было много гражданского населения. Никто их не трогал. Все они спешили по своим делам. Я сначала пугалась каждого военного, но теперь я убедилась, что Гитлер и Геббельс брехуны. Мне стало ясно, что нас обманывали. Это доказывается тем, что русские не только не уничтожают и не истребляют население, а даже беспокоятся, чтобы это население не умирало с голоду. Больше того, выдает высокие нормы и беспокоится о восстановлении наших жилищ. Я беседовала со всеми жильцами нашего дома. Все они очень довольны таким отношением русского командования к нам. От радости мы завели патефон и танцевали целый вечер. Некоторые высказывали только такую мысль - неужели так и будет дальше, неужели так и дальше будут снабжать. Если будет так, то остается только одно - устроиться на работу и восстанавливать разрушенное...”» (260).
Когда к 17 часам 13 мая берлинцы узнали о новых нормах питания и порядке получения продовольствия, толпа выразила свои чувства благодарности радостными аплодисментами. «Общее настроение берлинцев - радостно-выжидательное, - говорилось в другом докладе Ф.Е. Бокова, также датированным 15 мая. - Никто не ожидал, что Советское Правительство проявит такую заботу о населении. Тем более никто не надеялся и не мог мечтать о таких нормах питания. Во время передач через звуковещательные установки наблюдались такие возгласы: “Благодарю бога”, “Боже мой! Дети получают сахар и масло”, “Русские будут давать натуральное кофе. Интересно, где они его возьмут”. Прочитав листовку о новых нормах питания, крупный служитель католической церкви доктор Панге заявил: “О, это прекрасно! Таких норм Германия не знала даже в первый год войны”. Елизабет Шмеер в беседе заявила: “3 января с фронта приезжал в отпуск мой сын. Он служил в частях СС. Сын несколько раз говорил мне что части СС в России творили невероятные дела. Если придут сюда русские, то они не будут вас “обливать розовым маслом”. Получилось иначе. Побежденному народу, армия которого так много причинила несчастья России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало свое правительство. На такой гуманизм, видимо, способны только русские”» (261). «По поводу новых норм снабжения фабричная работница Гетце сказала: “Это для нас оказалось очень неожиданным. Нас запугивали тем, что русские уничтожают женщин и детей. В самом деле мы получили спасение”»(262).
В освобождаемых, особенно дружественных, союзных странах, руководство СССР категорически запрещало самовольную конфискацию имущества, что, например, было отражено в Директиве Ставки ВГК №220255 от 31 октября 1944 г. Командующим войсками 4-го и 1-го Украинских фронтов в отношении к населению Чехословакии (263).
Даже в Германии советское командование старалось сразу формировать национальную администрацию из немцев. Так, в Директиве Ставки ВГК № 11072 Командующим войсками 1-го И 2-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, в частности, предписывалось «В районах Германии к западу от линии устье р. Одер, р. Одер до Фюрстенберга и далеер. Нейсе (западная) создавать немецкую а дминистрацию, а в городах ставить бургомистров немцев» (264).
Аналогичные приказы Ставки 1 августа 1944 г. были отданы относительно Польши: «…После вступления советских войск на территорию Польши в зоне военных операций на польской территории верховную ответственность за все дела, относящиеся к ведению войны, сосредоточить в руках командующих 1-м Украинским фронтом, 1-м Белорусским фронтом, 2-м Белорусским фронтом, общее руководство гражданскими делами возложить на военные советы указанных фронтов и персонально на членов военных советов… Имея в виду, что вступление советских войск в Польшу диктуется исключительно военной необходимостью и не преследует иных целей, [кроме] как сломить и ликвидировать продолжающееся сопротивление войск противника и помочь польскому народу в деле освобождения его Родины от ига немецко-фашистских оккупантов, в районах, занятых Красной Армией, советов и иных органов советской власти не создавать и советских порядков не вводить. Исполнению религиозных обрядов не препятствовать, костелов, церквей и молитвенных домов не трогать. Установить дружественные отношения с органами власти, которые будут созданы на освобожденной территории Польским комитетом национального освобождения. Необходимые мероприятия по поддержке общественного порядка на занятой советскими войсками территории осуществлять через эти органы» (265).
Помощь в налаживании мирной жизни местному населению оказывали советские военные комендатуры, которые были созданы и действовали в большинстве стран Восточной Европы, которые освобождала Красная Армия (кроме Албании, Югославии, а с декабря 1945 г. - Чехословакии). В некоторых странах в первые дни после освобождения они оказывались едва ли не единственными органами местной власти, нередко напрямую решали вопросы самого разного характера (а начиналось все с раздачи пищи мирному населению из полевых солдатских кухонь, постановки населения на довольствие, введения минимальных норм питания для жителей ряда городов). Затем эти функции передавались в ведение местных органов управления, создаваемых с помощью военных комендатур на демократической антифашистской основе. Советские комендатуры, помимо прямых функций, способствовали налаживанию их работы. Помогали в организации продовольственного снабжения, медицинской помощи, противоэпидемиологической обработки населения. Расквартированные в городах и других населенных пунктах части Красной Армии оказывали помощь местным властям в разминировании, в восстановлении значимых объектов инфраструктуры (системы жизнедеятельности, энергетика, мосты и дороги, водоснабжение и др.), в проведении посевной и уборочной кампании, и т.д.
В связи с переносом боевых действий на территорию иностранных государств новые задачи встали и перед Органами Тыла Красной Армии. Они оказывали помощь местной администрации в налаживании работ по добыче нефти, угля, организовали помощь населению освобожденных стран. На Тыл Красной Армии возлагалась ответственность за оказание помощи продовольствием населению таких крупных городов, как Берлин, Вена, Будапешт, Белград, Прага и др. Продовольствием пришлось обеспечивать также военнопленных немецкой армии и около 1 млн репатриированных граждан из многих государств. Их нужно было накормить, одеть, оказать медицинскую помощь, транспортировать (266). По данным, приведенным в документе «Из итогов работы Тыла в период Великой Отечественной войны» № 01764 от 26 июня 1946 г., «по решению правительства СССР, для оказания помощи населению иностранных государств, передано из запасов Красной Армии: зернопродуктов - 572000 тонн, мяса - 60000, сахар - 90000, жиров - 3000, картофеля и овощей - 146000, соли - 15000 тонн» (267).
Важным гуманитарным содержанием Освободительной миссии Красной Армии было сохранение и защита культурных ценностей в тех странах, в которые вступали советские войсковые части. Так, наступление Красной Армии спасло от разрушения гитлеровцами красивейших городов Европы - Кракова, Праги и др. Одним из примеров такого рода является бережное отношение к румынским монастырям, которые были пощажены в период ведения боевых действий. Так, от Патриарха Румынии Никодима было направлено благодарственное письмо, в котором была выражена признательность за то, что монастыри «были пощажены в самой высокой степени. …Русская армия намеренно берегла самый старинный и самый знаменитый монастырь страны не только во время атак, но и в смятении, которое предшествовало и последовало Перемирию 23 августа сего года» (268).
Гуманитарная составляющая Освободительной миссии Красной Армии имела очень широкий спектр и по мере освобождения стран Европы все больше выходила на первый план в налаживании мирной жизни.
_____________________________________________________________________________
242. ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 96. Л.203.
243. Там же. Л.205.
244. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 321. Л. 10-12.
245. Ортенберг Д. И. Сорок третий: Рассказ-хроника. М., 1991. С. 120.
246. Алексиевич С. У войны - неженское лицо. Минск, 1985. С. 301-302.
247. Коммунист. 1975. № 4. С. 73-74
248. Из политдонесения начальника политотдела 132 стр. дивизии подполковника Макавеева Начальнику политотдела 5 ударной армии генерал-майору Кащееву от 29 апреля 1945 г. Цит. по: Богомолов В.О. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..
249. Величко М. Перечитывая фронтовые письма // Великая Отечественная в письмах. 2-е изд. М., 1983. С. 235.
250. Котелок с борщом // Великая Отечественная в письмах. 2-е изд. М., 1983. С. 284.
251. Политдонесение Политиуправления 1-го Украинского фронта № 0158 от 22.03.1945 г. в Главное Политическое Управление Красной Армии о поведении немецкого населения, оставшегося на территории Германии, занятой войсками фронта и мерах безопасности нашего тыла // ЦАМО РФ. Ф. 236. Оп. 2727. Д. 31. Л. 28.
252. ЦАМО РФ. Ф. 32. Оп. 11306. Д. 623. Л. 374-378.
253. Там же.
254. Там же. Ф. 236. Оп. 2727. Д. 31. Л. 27.
255. Донесение Военного Совета 5-й гвардейской армии № 014 от 25.03.1945 г. в Военный Совет 1-го Украинского фронта о политической обстановке на территории Германии в полосе 5-й гвардейской армии. // ЦАМО РФ. Ф. 236. Оп. 2727. Д. 31. Л. 156.
256. ЦАМО РФ. Ф. 32. Оп. 11306. Д. 623. Л. 374-378.
257. РГВА. Ф. 40938. Оп. 1. Д. 56. Л. 27.
258. ЦАМО РФ. Ф. 32. Оп. 11306. Д. 623. Л. 374-378.
259. Там же.
260. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 321. Л. 14-19.
261. Там же. Л. 20-21.
262. Там же. Л. 54-55.
263. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5-4). Ставка ВКГ: Документы и материалы 1944-1945. М., 1999. С. 182.
264. Там же. С. 236-237.
265. Там же. С. 334.
266. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 25(14). Тыл Красной Армии в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М., 1998. С. 13.
267. Там же. С. 697.
268. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5-4). С. 75-76.
2.6. На пороге Победы: настроения Красной Армии весной 1945 года