Как я писал в одном из первых постов, в разговоре о Лермонтове чаще всего затрагиваются две темы. Одной из них - бабушка поэта - я уже коснулся. Сегодня для продолжения разговора о метафизике Лермонтова я хочу поговорить о его характере.
Помню, когда-то я услышал от радиоведущего В. Соловьева, что гений-то он гений, но вот как человек Лермонтов не вызывает симпатий. Мол, когда он ехал на Кавказ, то все сопровождавшие его офицеры вызвали его на дуэль. Я не нашел подтверждения этому.
Но и я не могу вообще исключить возможность того, что упоминаемые Соловьевым вызовы были. Лермонтов не единожды дрался на дуэлях. Да и убит он был именно таким способом.
Хотя современники и участники тех драматических событий в один голос говорят о том, что никто, включая самого поэта, не предполагали такого исхода ссоры с Мартыновым. А это значит, что такой всеобщей ненависти к Лермонтову (как она описана им в сюжете с Печориным и Кисловодским обществом) не было. То есть, не споря с дуэлянскими наклонностями, я не соглашаюсь с характеристикой Лермонтова, как невозможного в общении человека.
Все мы имеем недостатки и даже врагов, если повезет. Хотя в век клипового сознания и общества спектакля, ожидать от людей глубокого и устойчивого чувства (путь и неприязни) вряд ли стоит. Чаще некоммуникабельность является следствием неспособности к любому выстраиванию отношений с социумом и другими личностями, а грубость - компенсацией внутренних проблем и комплексов. Об этом всем я пытался говорить подробно в цикле статей об
Адовом круге отчуждения.
Недолюбленность, конечно, была и в судьбе Лермонтова. Он вырос без отца и матери.
Он был дитя, когда в тесовый гроб
Его родную с пеньем уложили.
Поэма «Сашка» 1835-1836
Но она не привела к тем последствиям, которые наступают при обрушении не только малого социума - семьи, но и большего - всего общества, как это произошло в
постперестроечной России. Сказать, что Лермонтова не касается эта проблематика, я не могу. Но и углубляться в эту область я не хочу. Просто зафиксируем, что была некая психологическая травма, и она привела к двум большим последствиям.
Первое последствие - это как раз приписываемая Лермонтову неспособность выстраивать коммуникации с окружающими людьми. Я не говорю как Соловьев (радиоведущий) о социопатии. У Лермонтова были близкие друзья, товарищи, приятели, - то есть люди, которые им дорожили. Но нельзя не признать и того что он сторонился людей, часто вызывал у них чувство неприязни. Да и сам не скрывал того же чувства по отношению ко многим. Но все же Лермонтов стремился к людям, любви и дружбе.
Я рожден с душою пылкой,
Я люблю с друзьями быть…
Но тут же ниже следует и другое:
Но нередко средь веселья
Дух мой страждет и грустит,
В шуме буйного похмелья
Дума на сердце лежит.
(К друзьям 1829г)
Раз уж я начал иллюстрировать свои рассуждения о Лермонтове строчками его стихов, то постараюсь ими же дать ответ на вопрос, откуда эти два противоречащих друг другу стремления:
Хранится пламень неземной
Со дней младенчества во мне.
Этот пламень, возможно, и отделяет его от окружающих людей, так что:
Живу, как камень меж камней,
Излить страдания скупясь…
(«Отрывок» 1830)
Правильнее говорить не о пламени, который отделяет, а основе его горения. Но чуть позже я скажу, что имею в виду. Пока же продолжу. Лермонтов осознал эту преграду очень рано:
Он был рожден для счастья, для надежд
И вдохновений мирных!- но безумный
Из детских рано вырвался одежд
И сердце бросил в море жизни шумной;
И мир не пощадил
1832
Что значит - не пощадил? Я думаю, что в ответ на некую стену, за которой скрывалась боль мальчика и юноши, окружающие поставили со своей стороны другую стену. Стену непонимания. Помните разговор Печорина с княжной Мери во время прогулки к провалу, где он описывает полнейшее внутреннее одиночество в детстве:
«Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли…».
Конечно же, у Лермонтова они не умерли. Мне кажется, что Печорин - это персонаж, в котором писатель захотел увидеть себя, если он сам (Лермонтов) обладал бы отсутствующими у него чертами. Он страстно любил, но не был любим. У Печорина наоборот. Тот был даже внешне противоположностью Лермонтова: высок, русый, красивый и спокойно рассудительный.
Но это я начал другую тему, вернусь к нити сегодняшнего разговора. Внутреннее одиночество - это тяжелейшее испытание для любого взрослого человека. А Лермонтова оно постигло еще в раннем юношестве.
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
И это не могло не привести к тому, что он начал глубже всматриваться себя:
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Поэма «Сашка» 1835-1836
Этот взор, устремленный внутрь себя, и делает его творчество практически исповедальным. Не только ранние произведения, которые почти полностью таковые, но и уже написанные в зрелые годы.
И странная тоска теснит уж грудь мою;
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
Так царства дивного всесильный господин -
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
1840 год, «1 января»
Во многом благодаря этому проклятию или дару, наша культура и обогатилась великим писателем.
Мы видим, Лермонтов сам понимает, что в нем что-то не так, как у других. Что этот огонь в груди, или как я выше сказал, дар или проклятие отдаляет его от людей. И он мучительно размышляет и над тем, что это: дар или проклятье.
Конечно, дар! Поняв это, поэт принял и последствия несения его. Принял в очень младые годы. Лермонтову 15 лет:
Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей твоих струя;
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далёко от тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, боже, не тебе молюсь.
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор.
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К тебе я снова обращусь.
«Молитва». 1929
Это молитва во многом не согласуется с привычным для нас понимаем этого слова. Вообще, отношение Человека с Богом в творчестве Лермонтова особое. Но о нем надо говорить отдельно. Мне интересны последние строфы этого стихотворения. В них как раз о Даре и принятии его Лермонтовым.
Но я уже перешел к обсуждению второго следствия, раннего и пристального взгляда Лермонтова в себя самого. А так как мой пост растянулся, то прерву разговор до следующего раза. А напоследок я приведу еще один отрывок, в котором поэт описывает всю тяжесть несения этого Дара:
Есть время - леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем.
Я к состоянью этому привык,
Но ясно выразить его б не мог
Ни ангельский, ни демонский язык:
Они таких не ведают тревог,
В одном всё чисто, а в другом всё зло.
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят оттого.
1831-го июня 11 дняСнова эта встреча радости и боли, Неба и земли, Бога и человека.
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел…
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез…
Добавить в друзья в:
ЖЖ |
ВК |
твиттер |
фейсбук |
одноклассники