Время нас подождет. Глава 27.
Тайник.
Спустя несколько дней, я впервые по-настоящему обиделся на Наташу. А было это вот как.
Сидел я, делал уроки, вдруг - смс-ка от Кольки. «Нашёл в башне тайник. Встречаемся во дворе, в три. Если не сможешь - напиши». Естественно, такая новость не могла меня удержать за уроками и я, даже не переодевшись, заглянул к бабушке сказать, что пошёл гулять, а потом, накинув лёгкую курточку, - помчался через ступеньку вниз и, вынырнув из подъезда, устремился к Колькиному дому.
Свежий весенний воздух ударил мне в грудь, и так легко и хорошо задышалось после душной квартиры - у нас топили от души, даже открытые окна не помогали, - что я так и побежал, легкой трусцой, перепрыгивая через ручейки и небольшие лужицы. Ну и погода! Точно весна решила нас порадовать пораньше!
Колька ждал меня на качелях, на площадке, где мы впервые с ним увиделись. В голубой курточке с белыми полосками, тоже весенней, с намотанным на шею коричнево-жёлтым полосатым шарфом не знаю сколько раз, и в чёрных сапожках, - он медленно покачивался, отталкиваясь ногой от края большой тёмной лужи и, похоже, любовался на своё отражение в ней. Чудак!
- Коль! - позвал я ещё издалека.
Друг поднял голову, помахал мне раскрытой пятерней и спрыгнул с качелей, задев сапожками лужу. Брызги в разные стороны! Но это его не смутило - он был в чёрных потрёпанных спортивных штанах, которые не жалко испачкать.
- Мих, здорово! Ну что, идём?
- Идём! - выдохнул я и кивнул глазами на шарф, - это что?
- А… Это… Это сестра меня заставила одеть. В пуховике жарко, я вот видишь - полегче оделся, а она не выпускает - замерзнешь, говорит! Как я замёрзну-то, на улице жара! Только с шарфом вот и выпустила…
- Теперь ясно. Но ничего, он тебе даже немного идёт…
- Спасибо, - буркнул Колька и вздохнул. Тогда я решил его утешить:
- А мне бабушка свитер под курку велела одеть, видишь, - я покрутил шеей в вязаном колючем воротнике, - приходится терпеть… Зато ты вон в каких штанах - пачкать не жалко!
- Ага… Миш, Юра-то когда приедет?
- Звонил, сказал, что где-то через месяц. В апреле.
- Скучаешь? - сочувственно спросил Коля.
- Ага, - тихо ответил я и замолчал - это снова зашевелились во мне угрызения совести из-за Володьки. Как теперь успокоить её?
Мы подошли к башне. Вокруг неё снег растаял, лишь под навесом над дверью была ледяная лужа. Издали просто лужа - прозрачная, а то, что она была ледяная, мы поняли, когда Колька поскользнулся в ней в своих чёрных сапожках и, не удержав равновесия, бухнулся в неё…
- Ой-йо! - сердито вскрикнул он. Схватился за мою руку, медленно поднялся. - Ёлки, куртка промокла… - Он выгнулся назад, пытаясь разглядеть масштабы поражения.
- Тихо ты, сейчас опять свалишься! - я оттащил его от лужи. - Да, промокла, вон какое пятно большое…
Коля зябко повёл плечами, шмыгнул носом и недовольно пробурчал:
- Я уже и так чувствую, как она промокла… Приключения, да… Начинаются только.
- Коль, - предложил я. - Идём в башне, переоденемся! Я тебе свитер дам!
- А ты?
- Так мне жарко! Правда! - горячо заговорил я. - У меня ещё водолазка под ним, а куртка-то потолще твоей… Ну как, идёт? А куртку потом оденешь, там ведь сквозняков нет, пока в свитере побудешь, а завтра мне его отдашь.
- А твои не заругаются?
- Не! - я беспечно махнул рукой. - Чего им ругаться? Я быстренько переоденусь, и не заметят даже!
- Ну, давай… - нерешительно согласился друг.
В башне, как и в прошлый раз, стоял полумрак, но Коля снова захватил фонарик. На этот раз другой: удобный такой, с двумя режимами, светодиоды яркие, сзади крючок выдвигается, и магнит есть, чтоб к чему-нибудь металлическому крепить. Можно и в руке держать, и положить - он плоский, луч света тогда вверх направляется. Мы его так и положили на пол - он был сухой, несмотря на лужи вокруг башни. Я расстегнул курку, лихо снял через голову свитер, протянул Коле… И вдруг услышал, как что-то брякнулось о бетон, словно монетка…
- Ой! - воскликнул Коля и, наклонившись, быстро поднял и стал разглядывать на ладони блестящий кружок. - Миш, глянь! Это твой?
- Мой… - пробормотал я.
Упавшей вещицей был мой медальон. Наверное, веревочка оказалась слишком длинной и соскользнула с шеи, когда я снимал свитер.
- Коль, дай мне его. И на, одевай, - я протянул ему свитер. - А то холодно так стоять! Штаны сильно промокли?!
- Давай! - Колька забрал у меня свитер. - Штаны непромокаемые, им не страшно.
Медальон я сунул в карман джинсов и торопливо надел свою куртку: я почему-то замёрз. Дома веревочку сделаю покороче и надену…
- А это у тебя что, талисман, что ли?
- Нет, - замотал я головой. - Это просто от родителей… Память. Боюсь потерять, вот и ношу везде. Привычка. Всё своё ношу с собой.
- Понятно, - вздохнул Колька и замолчал.
Подошёл к двери, закрыл её плотно. Изнутри к ней был прикреплён металлический засов, по форме напоминавший толстый загнутый стержень. На него Коля и повесил свою курточку.
- Ну и где твой тайник? - поинтересовался я.
Колька молча наклонился, поднял с пола фонарь, обошёл каменную колонну и зашёл под лестницу. Луч фонаря осветил тёмный угол, где среди кирпичной стены виднелись чёрные прутья металлической решётки.
- Ну и что? - недовольно сказал я. - Это просто вентиляционная шахта, а никакой не тайник!
- Подержи, - вместо ответа попросил меня Коля и протянул фонарь. - Свети сюда!
Я навёл фонарь на решётку, а Коля ухватился за прутья и, приподняв решётку, легко и бесшумно снял её.
- Иди сюда! - махнул он рукой. Забрал у меня фонарь и посветил в открывшийся тёмный проём, заглянул в него. Я сделал то же самое.
Кирпичная стена шахты уходила вниз. Где-то в тёмной глубине виднелся пол. Ширина проёма была такой, что поместилось бы два человека - метра полтора, расстояние от нас до соседней кирпичной стены - около метра. Коля осветил её, и я увидел частые металлические скобы на всем протяжении стены, последняя была почему-то сбоку, в метре от проёма. Вверх этой кирпичной «трубы» заканчивался тупиком: там был потолок, такой же, из красного кирпича. Изнутри, со стороны проема тоже были приделаны скобы.
- Ну и что? - зашептал я. - Скобы для того, чтобы вниз спускаться, проверять…
- Что проверять, Миш? - спросил меня Колька вполголоса и поднял на меня глаза - большие, тёмные, горящие ожиданием тайны… Мне расхотелось с ним спорить - зачем отнимать у него эту тайну?
- И как ты думаешь, что это?
- Не знаю! - пожал плечами Коля и снова стал смотреть вниз. - Зачем в вентиляционной трубе скобы? Почему она идёт вниз, и так глубоко? Почему её сделали такой широкой? Почему она кирпичная, а не бетонная, как пол в башне?
- Слазить бы и посмотреть, да? - неуверенно предложил я.
Коля кивнул.
- Я веревку принёс… Чтоб измерить, какая там глубина.
- Давай!
- Так в куртке же! - Коля метнулся к выходу и через минуту вернулся с белой катушкой обувных ниток. В другой руке у него был осколок кирпича. Я стал светить ему фонариком, а он - обвязывать кирпич. Потом опустил его в проём и осторожно стал разматывать катушку - до тех пор, пока мы не услышали приглушенный стук. Коля покачал веревкой, я заглянул вниз. Кирпич достиг дна.
- А как отмечать будем?
- Я об это как-то не подумал… - вздохнул Коля. - Вернее сейчас думал, пока разматывал, что надо было маркер взять… А раньше - не сообразил.
Я подумал.
- Давай какой-нибудь узел завяжем…
- Давай. А как?
- Ну вот, например… Отмотай чуток… Клубок-то держи, а то упадёт сейчас! - Я взял веревку, сложил её пополам, сделал петлю и просунул в неё сложенный конец. - Вот, как-то так.
- О, а я бы не додумался! - удивился Коля.
- Да ладно! Я всё так завязываю… Прочный узел получается. Только вот какая-то она больно тонкая. Ты что, потолще веревки не нашёл?
- Не-а… А зачем? Чтобы глубину измерить в самый раз. Да и потом смотри, она хорошая, капроновая, крепкая. А когда полезем, я толстую раздобуду. В кладовке где-то была.
- Когда полезем? У нас же завтра какой-то брей-ринг по литературе затеяли, надо всем быть. Если хорошую оценку за четверть хочешь…
- Мих, ты что, какой завтра?! А если там вода? Башня-то водонапорная, там ведь может быть резервуар для воды, и сейчас ведь как раз всё тает… Надо подождать, когда снег сойдёт!
- Если там резервуар, то куда она оттуда денется? И потом, башня уже сколько не действует, там перекрыли всё!
- Не знаю… - протянул Коля и почесал в затылке. - Надо бы посмотреть устройство водонапорной башни или нашего Васю спросить… Всё равно сейчас не полезем. Надо подождать.
- А когда полезем?
- Давай недельки через три? В конце марта? Снегу и так мало, а при такой погоде всё быстро растает. Подготовим всё…
- Ну… давай… - мне почему-то стало и любопытно, и жутковато одновременно. Вдруг там и вправду тайник? Я снова заглянул внутрь шахты, посмотрел на чёрные скобы. - Коль… доставай кирпич.
- Ага.
Коля смотал клубок, осторожно отвязал грузик.
- Дома померю, у нас рулетка есть. Ну что, идём?
- Идём… - шепнул я.
Он осторожно водрузил решётку на место. Кирпич положил в угол.
- Коль, а может быть, новый замок повесить? А то вдруг кто-нибудь ещё заглянет… Этот совсем ненадёжный какой-то.
- Надёжный, - возразил Коля, - это старый замок, а сейчас что попало делают, - выдал он известную взрослую фразу. - Никто не залезет, видят же, что башня закрыта, и всё.
- Ну, ладно… Надевай куртку!
Коля надел куртку, а шарф протянул мне:
- Может, наденешь?
- Ты что! Да ни за что в жизни! - чуть было не сказал я, но вовремя сдержался. - Не, Коль, не надо… Я не замерзну…
- А мне куда его девать? На свитере ворот есть! Так что ли понести… - он задумчиво повертел в руках пёструю тряпицу. - Ладно, так донесу…
Он стал его аккуратно скатывать, а я спросил:
- Твоя сестра его носит?
- Да.
- Ну и прикид!
- Ага! - отозвался Колька и заулыбался. - Она ещё гетры под него оденет разноцветные! И беретку!
Я покачал головой:
- Девчонки, они и есть девчонки!
Дверь на замок закрывал я. А то не хватало Коле снова туда свалиться, в эту лужу… Закрыли и - заторопились домой - куртка у него была ещё мокрая, а я в своей тонкой куртке быстро озяб без свитера. Когда идёшь быстро - тепло. Вот мы и спешили, и поэтому почти не разговаривали.
Вечерело. Серо-синие сумерки повисли в прозрачном морозном воздухе, он был такой чистый, что казалось - тронь его, и он зазвенит сотнями тоненьких льдинок-колокольчиков. Небо было лиловым, глубоким, лишь на горизонте тощими вытянутыми пятнами серели облака. Мигающей звёздочкой пересекал вечернее пространство самолёт. Дома светились жёлтыми окошками, с первых этажей доносился до нас звон посуды... Как я любил этот звук! Раньше мне становилось от него тоскливо, когда я возвращался в детский дом, а сейчас уютно становилось на сердце и легко: я иду домой, и наверное, из моего окна тоже доносится бряканье посуды, или просто горит свет на кухне: Наташа с бабушкой приготовили ужин. Ждут меня… Меня ждут, это ведь такое счастье, когда дома тебя кто-нибудь ждёт, и если ты, возвращаясь, видишь жёлтый свет в окошках!
Мне вдруг захотелось обнять Кольку и всех вокруг и крикнуть в этот хрустальный воздух, чтобы он зазвенел сотнями льдинок! Песню спеть какую-нибудь… Такое чувство вдруг охватило меня - трепетное, радостное, тёплое - словно котёнок поселился внутри. И хорошо, что Коля рядом идёт, и всегда он будет рядом, мой друг…
И только где-то в глубине сердца, притаившись, спрятался тёмный камушек предательства - нет -нет, а грозился он спугнуть мою радость и этот вечер… Как искупить теперь это, что сделать, чтобы исчез он, этот камушек, чтоб как и раньше, ходить и дышать свободно?!
- Миш… - тихонько позвал меня Коля. - Ты глянь, какой вечер!
- Ага… - только и вздохнул я, не решаясь сказать что-либо ещё.
У моего дома мы попрощались, и я, тренькнув домофоном, зашёл в тёмный подъезд. Лампы в нём энергосберегающие - зажигаются, если топнуть ногой, а потом сами гаснут. Я топнул - и стало светло. Через ступеньку и - домой.
Они меня ждали! Наташа нажарила беляшей. Да таких вкусных, что я съел целых пять штук! И ещё бы съел, да, к сожалению (или к счастью), в пузо больше не поместилось.
- Завтра - масленица, - сказала Наташа, - будем блины жарить.
- Да? - удивился я. - Это день такой?
- Это вся неделя такая!
- Ого! И ты что, всю неделю будешь их жарить?
- А ты хочешь? - хитровато поинтересовалась Наташа.
- Я-то? Конечно хочу!
- Наешься ведь, больше не захочется!
- Это мне не захочется? Ну, удивила! Да я гору блинов могу съесть!
- Прям-таки гору? - засмеялась Наташа. - Давай, кто больше?
- Легко! - пообещал я. - Я тебя победю! Ой, побежду… Ой…
- Вместе будем жарить, - примирительно сказала бабушка. - Мишенька тесто поможет сделать и в магазин за мукой сходит… Сходишь ведь, Миш?
Я кивнул. Потом вдруг испугался:
- А ты не устанешь? - спросил Наташу.
- Мне не привыкать. Юрка блины, знаешь, как любит? Папа мой тоже любит… Наловчилась уже…
Она вдруг престала улыбаться и вздохнула, как-то невесело. Подошла к окошку, постояла, глядя на улицу, потом осторожно задвинула шторы. Оглянулась на меня, поглядела - ласково и грустно, погладила по голове.
- Купаться будешь сегодня?
- Ага…
И вот, когда я, накупавшись, завернулся в одеяло и читал книжку, тишина этого вечера потревожилась. Сначала я услышал, как Наташа в коридоре охнула:
- Это ж надо так извазюкаться! Миш, ты печку, что ль, чистил…
А потом - звон монетки о кафель в ванной, виноватое «ой!» и…
- Что ты наделала!
Наташа виновато стояла в дверях, держа на ладони две половинки моего медальона; я стоял перед ней, глядя то на неё, то на эти две половинки.
- Что ты наделала!
- Миш, прости, я нечаянно… Я брюки перевернула, а он из кармана выпал и раскололся… Прости! Можно починить, наверное, если запаять аккуратненько…
Я схватил то, что было моим медальоном, бросив на неё сердитый взгляд, лег на диван и отвернулся лицом к стене. Непрошенные слёзы навязались мне на глаза, защипало в носу, я поморгал - чтобы прогнать их в нос… Задышал часто-часто, чтоб не расплакаться. Наташа присела рядом, осторожно дотронулась до моего плеча.
- Миш, прости…
Я ничего не ответил: чтоб не разреветься окончательно.
Наташа посидела-посидела, потом вздохнула и ушла, тихонько скрипнув дверью.
Ну что же, что это такое? Почему, если у тебя остаётся последняя вещичка от родителей, и она сломается? Почему так, что я сделал неправильного?.. Что ж, зря дал Кольке свой свитер?! Да как же было не давать! Ему ведь холодно… Ну поскользнулся, не заметил - разве его вина в том, что с крыши так накапало и замёрзло? Или вообще не надо было ходить смотреть этот тайник, вон ведь как измазался! И что за неприятности всё время с этой башней! Хоть не ходи туда больше…
Но ничего не вернёшь… И разве плохим был вечер? Он только сейчас стал грустным, потому что я его испортил, сломал своим криком… А как не кричать?
Я дотянулся до светильника, щелкнул выключателем… Посмотрел на две половинки - надо же, как ровно он раскололся… Одна, выпуклая, внутри была гладкой и блестящей, а вторая - матовая шероховатая, с тоненьким ободком и углублением, словно для чего-то… Внутри углубления была вставлена тонкая полупрозрачная трубочка. Зачем? Вроде как для фотографии оно…
Скрипнув диваном, я выбрался из-под одеяла и подошёл к письменному столу. Выдвинул ящик, среди листочков, скрепок и карандашей отыскал там ножницы… Потом снова забрался на диван, устроился под лампочкой, прислушался на секунду и… осторожно поддел трубочку снизу. Через несколько секунд она вывалилась мне ладонь…
… Как-то однажды довелось мне прочесть книжку, где дети нашли на берегу озера закрытую бутылку, а в ней - письмо-послание. Не помню, как называлась эта книга, кажется про Пеппи, а может быть и нет… То, что было в медальоне оказалось не трубочкой. Это был свёрнутый кусок прозрачной плёнки с нанесёнными на неё тонкими чёрными буковками:
Jenny-Pooh@ya.ru
JиT2010.
Я тихонько запыхтел, чтобы унять бешено застучавшее сердце.
Спустя несколько дней, я впервые по-настоящему обиделся на Наташу. А было это вот как.
Сидел я, делал уроки, вдруг - смс-ка от Кольки. «Нашёл в башне тайник. Встречаемся во дворе, в три. Если не сможешь - напиши». Естественно, такая новость не могла меня удержать за уроками и я, даже не переодевшись, заглянул к бабушке сказать, что пошёл гулять, а потом, накинув лёгкую курточку, - помчался через ступеньку вниз и, вынырнув из подъезда, устремился к Колькиному дому.
Свежий весенний воздух ударил мне в грудь, и так легко и хорошо задышалось после душной квартиры - у нас топили от души, даже открытые окна не помогали, - что я так и побежал, легкой трусцой, перепрыгивая через ручейки и небольшие лужицы. Ну и погода! Точно весна решила нас порадовать пораньше!
Колька ждал меня на качелях, на площадке, где мы впервые с ним увиделись. В голубой курточке с белыми полосками, тоже весенней, с намотанным на шею коричнево-жёлтым полосатым шарфом не знаю сколько раз, и в чёрных сапожках, - он медленно покачивался, отталкиваясь ногой от края большой тёмной лужи и, похоже, любовался на своё отражение в ней. Чудак!
- Коль! - позвал я ещё издалека.
Друг поднял голову, помахал мне раскрытой пятерней и спрыгнул с качелей, задев сапожками лужу. Брызги в разные стороны! Но это его не смутило - он был в чёрных потрёпанных спортивных штанах, которые не жалко испачкать.
- Мих, здорово! Ну что, идём?
- Идём! - выдохнул я и кивнул глазами на шарф, - это что?
- А… Это… Это сестра меня заставила одеть. В пуховике жарко, я вот видишь - полегче оделся, а она не выпускает - замерзнешь, говорит! Как я замёрзну-то, на улице жара! Только с шарфом вот и выпустила…
- Теперь ясно. Но ничего, он тебе даже немного идёт…
- Спасибо, - буркнул Колька и вздохнул. Тогда я решил его утешить:
- А мне бабушка свитер под курку велела одеть, видишь, - я покрутил шеей в вязаном колючем воротнике, - приходится терпеть… Зато ты вон в каких штанах - пачкать не жалко!
- Ага… Миш, Юра-то когда приедет?
- Звонил, сказал, что где-то через месяц. В апреле.
- Скучаешь? - сочувственно спросил Коля.
- Ага, - тихо ответил я и замолчал - это снова зашевелились во мне угрызения совести из-за Володьки. Как теперь успокоить её?
Мы подошли к башне. Вокруг неё снег растаял, лишь под навесом над дверью была ледяная лужа. Издали просто лужа - прозрачная, а то, что она была ледяная, мы поняли, когда Колька поскользнулся в ней в своих чёрных сапожках и, не удержав равновесия, бухнулся в неё…
- Ой-йо! - сердито вскрикнул он. Схватился за мою руку, медленно поднялся. - Ёлки, куртка промокла… - Он выгнулся назад, пытаясь разглядеть масштабы поражения.
- Тихо ты, сейчас опять свалишься! - я оттащил его от лужи. - Да, промокла, вон какое пятно большое…
Коля зябко повёл плечами, шмыгнул носом и недовольно пробурчал:
- Я уже и так чувствую, как она промокла… Приключения, да… Начинаются только.
- Коль, - предложил я. - Идём в башне, переоденемся! Я тебе свитер дам!
- А ты?
- Так мне жарко! Правда! - горячо заговорил я. - У меня ещё водолазка под ним, а куртка-то потолще твоей… Ну как, идёт? А куртку потом оденешь, там ведь сквозняков нет, пока в свитере побудешь, а завтра мне его отдашь.
- А твои не заругаются?
- Не! - я беспечно махнул рукой. - Чего им ругаться? Я быстренько переоденусь, и не заметят даже!
- Ну, давай… - нерешительно согласился друг.
В башне, как и в прошлый раз, стоял полумрак, но Коля снова захватил фонарик. На этот раз другой: удобный такой, с двумя режимами, светодиоды яркие, сзади крючок выдвигается, и магнит есть, чтоб к чему-нибудь металлическому крепить. Можно и в руке держать, и положить - он плоский, луч света тогда вверх направляется. Мы его так и положили на пол - он был сухой, несмотря на лужи вокруг башни. Я расстегнул курку, лихо снял через голову свитер, протянул Коле… И вдруг услышал, как что-то брякнулось о бетон, словно монетка…
- Ой! - воскликнул Коля и, наклонившись, быстро поднял и стал разглядывать на ладони блестящий кружок. - Миш, глянь! Это твой?
- Мой… - пробормотал я.
Упавшей вещицей был мой медальон. Наверное, веревочка оказалась слишком длинной и соскользнула с шеи, когда я снимал свитер.
- Коль, дай мне его. И на, одевай, - я протянул ему свитер. - А то холодно так стоять! Штаны сильно промокли?!
- Давай! - Колька забрал у меня свитер. - Штаны непромокаемые, им не страшно.
Медальон я сунул в карман джинсов и торопливо надел свою куртку: я почему-то замёрз. Дома веревочку сделаю покороче и надену…
- А это у тебя что, талисман, что ли?
- Нет, - замотал я головой. - Это просто от родителей… Память. Боюсь потерять, вот и ношу везде. Привычка. Всё своё ношу с собой.
- Понятно, - вздохнул Колька и замолчал.
Подошёл к двери, закрыл её плотно. Изнутри к ней был прикреплён металлический засов, по форме напоминавший толстый загнутый стержень. На него Коля и повесил свою курточку.
- Ну и где твой тайник? - поинтересовался я.
Колька молча наклонился, поднял с пола фонарь, обошёл каменную колонну и зашёл под лестницу. Луч фонаря осветил тёмный угол, где среди кирпичной стены виднелись чёрные прутья металлической решётки.
- Ну и что? - недовольно сказал я. - Это просто вентиляционная шахта, а никакой не тайник!
- Подержи, - вместо ответа попросил меня Коля и протянул фонарь. - Свети сюда!
Я навёл фонарь на решётку, а Коля ухватился за прутья и, приподняв решётку, легко и бесшумно снял её.
- Иди сюда! - махнул он рукой. Забрал у меня фонарь и посветил в открывшийся тёмный проём, заглянул в него. Я сделал то же самое.
Кирпичная стена шахты уходила вниз. Где-то в тёмной глубине виднелся пол. Ширина проёма была такой, что поместилось бы два человека - метра полтора, расстояние от нас до соседней кирпичной стены - около метра. Коля осветил её, и я увидел частые металлические скобы на всем протяжении стены, последняя была почему-то сбоку, в метре от проёма. Вверх этой кирпичной «трубы» заканчивался тупиком: там был потолок, такой же, из красного кирпича. Изнутри, со стороны проема тоже были приделаны скобы.
- Ну и что? - зашептал я. - Скобы для того, чтобы вниз спускаться, проверять…
- Что проверять, Миш? - спросил меня Колька вполголоса и поднял на меня глаза - большие, тёмные, горящие ожиданием тайны… Мне расхотелось с ним спорить - зачем отнимать у него эту тайну?
- И как ты думаешь, что это?
- Не знаю! - пожал плечами Коля и снова стал смотреть вниз. - Зачем в вентиляционной трубе скобы? Почему она идёт вниз, и так глубоко? Почему её сделали такой широкой? Почему она кирпичная, а не бетонная, как пол в башне?
- Слазить бы и посмотреть, да? - неуверенно предложил я.
Коля кивнул.
- Я веревку принёс… Чтоб измерить, какая там глубина.
- Давай!
- Так в куртке же! - Коля метнулся к выходу и через минуту вернулся с белой катушкой обувных ниток. В другой руке у него был осколок кирпича. Я стал светить ему фонариком, а он - обвязывать кирпич. Потом опустил его в проём и осторожно стал разматывать катушку - до тех пор, пока мы не услышали приглушенный стук. Коля покачал веревкой, я заглянул вниз. Кирпич достиг дна.
- А как отмечать будем?
- Я об это как-то не подумал… - вздохнул Коля. - Вернее сейчас думал, пока разматывал, что надо было маркер взять… А раньше - не сообразил.
Я подумал.
- Давай какой-нибудь узел завяжем…
- Давай. А как?
- Ну вот, например… Отмотай чуток… Клубок-то держи, а то упадёт сейчас! - Я взял веревку, сложил её пополам, сделал петлю и просунул в неё сложенный конец. - Вот, как-то так.
- О, а я бы не додумался! - удивился Коля.
- Да ладно! Я всё так завязываю… Прочный узел получается. Только вот какая-то она больно тонкая. Ты что, потолще веревки не нашёл?
- Не-а… А зачем? Чтобы глубину измерить в самый раз. Да и потом смотри, она хорошая, капроновая, крепкая. А когда полезем, я толстую раздобуду. В кладовке где-то была.
- Когда полезем? У нас же завтра какой-то брей-ринг по литературе затеяли, надо всем быть. Если хорошую оценку за четверть хочешь…
- Мих, ты что, какой завтра?! А если там вода? Башня-то водонапорная, там ведь может быть резервуар для воды, и сейчас ведь как раз всё тает… Надо подождать, когда снег сойдёт!
- Если там резервуар, то куда она оттуда денется? И потом, башня уже сколько не действует, там перекрыли всё!
- Не знаю… - протянул Коля и почесал в затылке. - Надо бы посмотреть устройство водонапорной башни или нашего Васю спросить… Всё равно сейчас не полезем. Надо подождать.
- А когда полезем?
- Давай недельки через три? В конце марта? Снегу и так мало, а при такой погоде всё быстро растает. Подготовим всё…
- Ну… давай… - мне почему-то стало и любопытно, и жутковато одновременно. Вдруг там и вправду тайник? Я снова заглянул внутрь шахты, посмотрел на чёрные скобы. - Коль… доставай кирпич.
- Ага.
Коля смотал клубок, осторожно отвязал грузик.
- Дома померю, у нас рулетка есть. Ну что, идём?
- Идём… - шепнул я.
Он осторожно водрузил решётку на место. Кирпич положил в угол.
- Коль, а может быть, новый замок повесить? А то вдруг кто-нибудь ещё заглянет… Этот совсем ненадёжный какой-то.
- Надёжный, - возразил Коля, - это старый замок, а сейчас что попало делают, - выдал он известную взрослую фразу. - Никто не залезет, видят же, что башня закрыта, и всё.
- Ну, ладно… Надевай куртку!
Коля надел куртку, а шарф протянул мне:
- Может, наденешь?
- Ты что! Да ни за что в жизни! - чуть было не сказал я, но вовремя сдержался. - Не, Коль, не надо… Я не замерзну…
- А мне куда его девать? На свитере ворот есть! Так что ли понести… - он задумчиво повертел в руках пёструю тряпицу. - Ладно, так донесу…
Он стал его аккуратно скатывать, а я спросил:
- Твоя сестра его носит?
- Да.
- Ну и прикид!
- Ага! - отозвался Колька и заулыбался. - Она ещё гетры под него оденет разноцветные! И беретку!
Я покачал головой:
- Девчонки, они и есть девчонки!
Дверь на замок закрывал я. А то не хватало Коле снова туда свалиться, в эту лужу… Закрыли и - заторопились домой - куртка у него была ещё мокрая, а я в своей тонкой куртке быстро озяб без свитера. Когда идёшь быстро - тепло. Вот мы и спешили, и поэтому почти не разговаривали.
Вечерело. Серо-синие сумерки повисли в прозрачном морозном воздухе, он был такой чистый, что казалось - тронь его, и он зазвенит сотнями тоненьких льдинок-колокольчиков. Небо было лиловым, глубоким, лишь на горизонте тощими вытянутыми пятнами серели облака. Мигающей звёздочкой пересекал вечернее пространство самолёт. Дома светились жёлтыми окошками, с первых этажей доносился до нас звон посуды... Как я любил этот звук! Раньше мне становилось от него тоскливо, когда я возвращался в детский дом, а сейчас уютно становилось на сердце и легко: я иду домой, и наверное, из моего окна тоже доносится бряканье посуды, или просто горит свет на кухне: Наташа с бабушкой приготовили ужин. Ждут меня… Меня ждут, это ведь такое счастье, когда дома тебя кто-нибудь ждёт, и если ты, возвращаясь, видишь жёлтый свет в окошках!
Мне вдруг захотелось обнять Кольку и всех вокруг и крикнуть в этот хрустальный воздух, чтобы он зазвенел сотнями льдинок! Песню спеть какую-нибудь… Такое чувство вдруг охватило меня - трепетное, радостное, тёплое - словно котёнок поселился внутри. И хорошо, что Коля рядом идёт, и всегда он будет рядом, мой друг…
И только где-то в глубине сердца, притаившись, спрятался тёмный камушек предательства - нет -нет, а грозился он спугнуть мою радость и этот вечер… Как искупить теперь это, что сделать, чтобы исчез он, этот камушек, чтоб как и раньше, ходить и дышать свободно?!
- Миш… - тихонько позвал меня Коля. - Ты глянь, какой вечер!
- Ага… - только и вздохнул я, не решаясь сказать что-либо ещё.
У моего дома мы попрощались, и я, тренькнув домофоном, зашёл в тёмный подъезд. Лампы в нём энергосберегающие - зажигаются, если топнуть ногой, а потом сами гаснут. Я топнул - и стало светло. Через ступеньку и - домой.
Они меня ждали! Наташа нажарила беляшей. Да таких вкусных, что я съел целых пять штук! И ещё бы съел, да, к сожалению (или к счастью), в пузо больше не поместилось.
- Завтра - масленица, - сказала Наташа, - будем блины жарить.
- Да? - удивился я. - Это день такой?
- Это вся неделя такая!
- Ого! И ты что, всю неделю будешь их жарить?
- А ты хочешь? - хитровато поинтересовалась Наташа.
- Я-то? Конечно хочу!
- Наешься ведь, больше не захочется!
- Это мне не захочется? Ну, удивила! Да я гору блинов могу съесть!
- Прям-таки гору? - засмеялась Наташа. - Давай, кто больше?
- Легко! - пообещал я. - Я тебя победю! Ой, побежду… Ой…
- Вместе будем жарить, - примирительно сказала бабушка. - Мишенька тесто поможет сделать и в магазин за мукой сходит… Сходишь ведь, Миш?
Я кивнул. Потом вдруг испугался:
- А ты не устанешь? - спросил Наташу.
- Мне не привыкать. Юрка блины, знаешь, как любит? Папа мой тоже любит… Наловчилась уже…
Она вдруг престала улыбаться и вздохнула, как-то невесело. Подошла к окошку, постояла, глядя на улицу, потом осторожно задвинула шторы. Оглянулась на меня, поглядела - ласково и грустно, погладила по голове.
- Купаться будешь сегодня?
- Ага…
И вот, когда я, накупавшись, завернулся в одеяло и читал книжку, тишина этого вечера потревожилась. Сначала я услышал, как Наташа в коридоре охнула:
- Это ж надо так извазюкаться! Миш, ты печку, что ль, чистил…
А потом - звон монетки о кафель в ванной, виноватое «ой!» и…
- Что ты наделала!
Наташа виновато стояла в дверях, держа на ладони две половинки моего медальона; я стоял перед ней, глядя то на неё, то на эти две половинки.
- Что ты наделала!
- Миш, прости, я нечаянно… Я брюки перевернула, а он из кармана выпал и раскололся… Прости! Можно починить, наверное, если запаять аккуратненько…
Я схватил то, что было моим медальоном, бросив на неё сердитый взгляд, лег на диван и отвернулся лицом к стене. Непрошенные слёзы навязались мне на глаза, защипало в носу, я поморгал - чтобы прогнать их в нос… Задышал часто-часто, чтоб не расплакаться. Наташа присела рядом, осторожно дотронулась до моего плеча.
- Миш, прости…
Я ничего не ответил: чтоб не разреветься окончательно.
Наташа посидела-посидела, потом вздохнула и ушла, тихонько скрипнув дверью.
Ну что же, что это такое? Почему, если у тебя остаётся последняя вещичка от родителей, и она сломается? Почему так, что я сделал неправильного?.. Что ж, зря дал Кольке свой свитер?! Да как же было не давать! Ему ведь холодно… Ну поскользнулся, не заметил - разве его вина в том, что с крыши так накапало и замёрзло? Или вообще не надо было ходить смотреть этот тайник, вон ведь как измазался! И что за неприятности всё время с этой башней! Хоть не ходи туда больше…
Но ничего не вернёшь… И разве плохим был вечер? Он только сейчас стал грустным, потому что я его испортил, сломал своим криком… А как не кричать?
Я дотянулся до светильника, щелкнул выключателем… Посмотрел на две половинки - надо же, как ровно он раскололся… Одна, выпуклая, внутри была гладкой и блестящей, а вторая - матовая шероховатая, с тоненьким ободком и углублением, словно для чего-то… Внутри углубления была вставлена тонкая полупрозрачная трубочка. Зачем? Вроде как для фотографии оно…
Скрипнув диваном, я выбрался из-под одеяла и подошёл к письменному столу. Выдвинул ящик, среди листочков, скрепок и карандашей отыскал там ножницы… Потом снова забрался на диван, устроился под лампочкой, прислушался на секунду и… осторожно поддел трубочку снизу. Через несколько секунд она вывалилась мне ладонь…
… Как-то однажды довелось мне прочесть книжку, где дети нашли на берегу озера закрытую бутылку, а в ней - письмо-послание. Не помню, как называлась эта книга, кажется про Пеппи, а может быть и нет… То, что было в медальоне оказалось не трубочкой. Это был свёрнутый кусок прозрачной плёнки с нанесёнными на неё тонкими чёрными буковками:
Jenny-Pooh@ya.ru
JиT2010.
Я тихонько запыхтел, чтобы унять бешено застучавшее сердце.