Декабрьский романс
А ведь, похоже, прав Галковский: никакого «восстания декабристов» в 1825 году и не было. Главным «декабристом» и выгодоприобретателем, судя по всему, являлся Николай Павлович «Романов», он же Николай Первый.
Следим за сюжетом. Скоропостижно умирает (или не умирает, что тоже вполне возможно) Александр Первый. Случается сие в Таганроге, вдали от столиц (то есть от глаз большинства высшей знати). Дата смерти (или «смерти»)- 19 ноября 1825 года (sic!).
Ну, пока перевезли тело в столицу, пока похоронили, траурные мероприятия, то да сё. Время идёт.
А императором должен стать кто? Правильно, следующий по старшинству. То есть Константин Павлович. И судя по всему, именно он царем и признаётся. Прямое свидетельство - выпуск монеты с профилем Константина. И тут интересно даже не то, что успели проставить на монете год - 1825 (то есть уложились в невероятный, с точки зрения монетного дела, срок), а то, что совершенно отчетливо считывается вся фальшь романовского мифа о том, что Александр якобы за два года до событий договорился с Константином, что тот не будет претендовать на трон, а следующим монархом станет Николай. Если осторожнейшие деятели монетного двора заранее подготовили штемпели с Константином, значит, никаких деклараций о престолонаследии заранее подготовлено не было. И все определенно ЗНАЛИ, что следующим после Александра должен стать Константин. Собственно, ему, скорее всего, и присягнули двор и полки, далее оказавшиеся на Сенатской площади.
У Николая же была своя точка зрения на вопрос, кто должен занять трон. В результате ОЧЕРЕДНОГО (чего уж там!) дворцового переворота партия Николая (условно - прусская) берет верх над партией Константина (условно - прусско-польская).
Далее - как бы смута. То есть несогласие части армии присягать второй раз и не по чину. В романовской мифологии это названо восстанием декабристов. Николай побеждает во внутрисемейном конфликте и занимает трон. Константин некоторое время изображает жертву, пока ему высочайше не предписывают «сгинуть от холеры» после Польского восстания (причём от «холеры» Константин умирает один, никто из окружения не пострадал, такая вот странная эпидемия!).
А людей, решивших защитить закон и избавить Россию от самовластья Николая (пушкинское слово, кстати), объявили заговорщиками-декабристами, «покушавшимися на устои». Правда, если почитать воспоминания персонажей, имевших отношение к так называемым тайным обществам тех лет, ничего, кроме гомерического хохота, версия о покушении на монархию вызвать не может. Тот же «декабрист» Николай Тургенев с сарказмом писал о том, что все эти «общества» и «союзы» были чистой бутафорией и шутовскими клубами, когда, входя в одну дверь, участники почти тут же выходили через другую.
«Романовым» миф о «декабристах» был крайне выгоден. Не сообщать же, что младший брат отжал власть у старшего?! У псевдо-царей и так весь шкаф был забит информационными скелетами под завязку!
А в советское время сказка о декабристах, которые «разбудили Герцена», отменно зашла большевикам, ибо подтверждала слова Ильича о том, что «декабристы разбудили Герцена, а тот развернул революционную пропаганду».
Так и случилось, что маленький дворцовый переворот (обошлось без апоплексического удара табакеркой в висок, как у Павла Первого) стал краеугольным камнем истории 19-го века. Разнервничавшийся Пушкин написал пару-тройку обличительных стихов, чем вплёл версию о восстании в нужный орнамент. За что и был обласкан Николаем №1, заявившим, что поэт - умнейший человек России. Пушкин честно хотел помочь своим друзьям, попавшим в жернова романовских интриг, а по факту был использован хитропролазным узурпатором для создания очередного мифа. Правда, потом тонко отомстил «Медным всадником» и «Капитанской дочкой», но немецкий коронованный фельдфебель не оценил красоты игры. Мавр эфиоп сделал своё дело... и его невежливо попросили на выход. Шиллера Николаус понимал и знал гораздо лучше, чем Пушкина.