Ровно 25 лет назад - 28 января 1996 года - умер Иосиф Бродский. Последний великий поэт мировой литературы. Последний великий русский поэт.
Бродского не любили советские литераторы. Он был для них слишком индивидуалистичен и интеллектуален. Поэты-ровесники не отличались таким же филигранным синтаксисом, изысканностью рифм и фундаментальностью образов. И простить этого Бродскому не могли.
Бродского не принимала эмиграция. Он везде и всегда говорил, что он - русский поэт, и категорически отказывался ругать СССР, подчеркивая, что это - его родина.
Бродского на дух не переносили ортодоксальные еврейские круги за то, что он считал себя человеком русского мира и русской литературы. На неоднократные предложения почитать стихи в синагогах Бродский всегда отвечал резким отказом (в отличие, кстати, от некоторых русских поэтов, с радостью соглашавшихся на такие «встречи с читателями»). Уклонился поэт и от чтения лекций в Иерусалимском университете.
Поэзию Бродского критиковал Солженицын, не видя в его творчестве «человеческой простоты и душевной доступности». Когда такие «гиганты мысли, отцы русской демократии» не видят «простоты и доступности», истинно, стоит вчитаться в тексты осуждаемого повнимательнее.
Про Бродского говорили, что у него нет главного дара большого поэта - пророческого. Такого, какой был у Пушкина или Лермонтова. При этом обычно приводя в пример всего одну строку: «На Васильевский остров я приду умирать». Все остальное творчество Бродского, видимо, искателей пророчеств не убеждало.
Бродский был абсолютным врагом политкорректности, на что ему неоднократно указывали на «демократическом» Западе. Иногда даже звучало столь модное ныне слово расист.
И, конечно, всю свою жизнь Бродский был убежденным имперцем. Апофеозом этого взгляда на мир стало стихотворение «На отделение Украины» 1991 года, в котором поэт предположил, что, умирая, кое-кто будет хрипеть «строчки из Александра, а не брехню Тараса». Есть устойчивое ощущение, что в нынешней реальности Бродский оказался бы лидером санкционных списков.
Перед вынужденным отъездом из Союза (эмигрировать не хотел, цели такой не было однозначно) Бродский написал письмо Л.И. Брежневу. Чтобы понять Бродского как человека и вообще оценить масштаб эпохи, это письмо (отчего-то очень нелюбимое нашими диссидентами, правозащитниками и «творческой интеллигенцией») обязательно надо читать. С удовольствием привожу текст.
Уважаемый Леонид Ильич,
покидая Россию не по собственной воле, о чем Вам, может быть, известно, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой, право на которую мне дает твердое сознание того, что все, что сделано мною за 15 лет литературной работы, служит и еще послужит только к славе русской культуры, ничему другому. Я хочу просить Вас дать возможность сохранить мое существование, мое присутствие в литературном процессе. Хотя бы в качестве переводчика - в том качестве, в котором я до сих пор и выступал.
Смею думать, что работа моя была хорошей работой, и я мог бы и дальше приносить пользу. В конце концов, сто лет назад такое практиковалось. Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык - вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны.
Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге.
Я хочу верить и в то, и в другое. Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота - доброта. От зла, от гнева, от ненависти - пусть именуемых праведными - никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете Вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг-другу делать его дело. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять. Я надеюсь, Вы поймете меня правильно, поймете, о чем я прошу.
Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле. Я думаю, что ни в чем не виноват перед своей Родиной. Напротив, я думаю, что во многом прав. Я не знаю, каков будет Ваш ответ на мою просьбу, будет ли он иметь место вообще. Жаль, что не написал Вам раньше, а теперь уже и времени не осталось. Но скажу Вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится.
Мне кажется, это послание говорит о неординарном поэте и человеке больше, чем любой разбор его стихов.
Бродский. RIP.