Майя, зачем
- Майя, сколько мне осталось?
Молчит.
Мы стоим на крыше. К краю подходить страшно. Это как топтать сухую траву на самом-самом краешке обрыва, когда внизу - желтый песок и море. Шумит.
Внизу крыши шумит широкий проспект, который, как и положено в мегаполисе, никогда не спит. Крики пьяных девчоночек, неиспуганные жизнью байкеры, такие же неиспуганные водители легковых. Неприкаянные. Летят, счастливые. Фуры в эту часть города не заезжают.
Майя, несмотря на свое имя, прекрасна. Шатенка с диким, железным взглядом, томным голосом и к тому же стройная. С Майей хорошо спать, хотя обнимать во сне я любил дам немного полнее. Но ради такого можно потерпеть, чего уж тут.
На крыше хорошо отпускать сигаретный дым на волю. Он уносится вверх, вверх, высоко. Как там говорится? "Чтобы никто не нашел". Вверху. Вверху всегда спокойствие, этот верх просто издевается над падшим низом. Внизу самое дно. Вот так всегда.
Мы были подвешены - благодаря шершавой крыше - ровно посередине. И до дна рукой подать, и можно попытаться ухватить звезды.
Майе не нужно звезд. Даже звезды с бутылки коньяка ее мало интересовали. Ее вообще теперь мало что интересовало, эту девочку.
Майя очаровательна. Это про нее, серьезно, про нее все эти века и годы и столетия поэты, прозаики, биографы и черт знает кто еще (все кому не лень, в общем) писали эти стихи, сказки, рассказы, повести, басни. Хотелось плакать от счастья, когда она улыбалась.
Излишняя сентиментальность - вообще про меня. Можно расплакаться от красивой картины, приятных слов, рекламы. Просто потому, что это волшебно. Интересно, наберется ли этих слез счастья ну там литр, скажем?
Майя. Звали бы тебя как-нибудь по-другому, тебе бы цены не было. Правда, я тебе об этом никогда не скажу. А то разозлишься, придется снова тебе хватать, обнимать, а ты как всегда вырываешься. Придется нести тебя на руках в кровать, а ты будешь бить меня кулаками в спину - как в кино, такое любят снимать. А ты любишь такие фильмы. Потом ты, конечно, успокоишься. Будешь обнимать меня своими тонкими руками. Я люблю их, эти твои руки. Если бы тебя звали не Майя, цены бы им не было.
И вот ты сидишь, скрестив ноги, на этой большой кровати, делвешь домик из одеяла, и снова смотришь дикими глазами. Что ты со мной делаешь? Прекрати смотреть на меня так. Прекрати. Нет, я не могу удержаться. Погоди, выключу свет.
А потом мы стоим на крыше, заворачиваемся в колючий плед и пускаем дым вверх. Майя, а твои плечи! Люблю прикасаться к ним. Боже мой, это все так по-книжному, про эту бархатную кожу, про эту нежность, как противно. У меня, видимо, закончились новые слова. Придется использовать штампы. Так вот, Майя, я люблю твою бархатную кожу, а еще запах волос. И, раз пошли штампы, я тону в твоих глазах. Такие дела.
Не знаю, правда, что теперь делать, Майя. Не знаю, сколько мне еще так "что теперь делать". Майя, сколько ты с этим живешь? Как тебя угораздило? Совсем скоро на этой крыше буду стоять я один, а потом никто. Представляешь?
И теперь твою смертельную болезнь мы делим пополам. Ебучий имуннодефицит. Так сколько, говоришь, мне еще осталось? И дай зажигалку. Ага, спасибо.
Молчит.
Мы стоим на крыше. К краю подходить страшно. Это как топтать сухую траву на самом-самом краешке обрыва, когда внизу - желтый песок и море. Шумит.
Внизу крыши шумит широкий проспект, который, как и положено в мегаполисе, никогда не спит. Крики пьяных девчоночек, неиспуганные жизнью байкеры, такие же неиспуганные водители легковых. Неприкаянные. Летят, счастливые. Фуры в эту часть города не заезжают.
Майя, несмотря на свое имя, прекрасна. Шатенка с диким, железным взглядом, томным голосом и к тому же стройная. С Майей хорошо спать, хотя обнимать во сне я любил дам немного полнее. Но ради такого можно потерпеть, чего уж тут.
На крыше хорошо отпускать сигаретный дым на волю. Он уносится вверх, вверх, высоко. Как там говорится? "Чтобы никто не нашел". Вверху. Вверху всегда спокойствие, этот верх просто издевается над падшим низом. Внизу самое дно. Вот так всегда.
Мы были подвешены - благодаря шершавой крыше - ровно посередине. И до дна рукой подать, и можно попытаться ухватить звезды.
Майе не нужно звезд. Даже звезды с бутылки коньяка ее мало интересовали. Ее вообще теперь мало что интересовало, эту девочку.
Майя очаровательна. Это про нее, серьезно, про нее все эти века и годы и столетия поэты, прозаики, биографы и черт знает кто еще (все кому не лень, в общем) писали эти стихи, сказки, рассказы, повести, басни. Хотелось плакать от счастья, когда она улыбалась.
Излишняя сентиментальность - вообще про меня. Можно расплакаться от красивой картины, приятных слов, рекламы. Просто потому, что это волшебно. Интересно, наберется ли этих слез счастья ну там литр, скажем?
Майя. Звали бы тебя как-нибудь по-другому, тебе бы цены не было. Правда, я тебе об этом никогда не скажу. А то разозлишься, придется снова тебе хватать, обнимать, а ты как всегда вырываешься. Придется нести тебя на руках в кровать, а ты будешь бить меня кулаками в спину - как в кино, такое любят снимать. А ты любишь такие фильмы. Потом ты, конечно, успокоишься. Будешь обнимать меня своими тонкими руками. Я люблю их, эти твои руки. Если бы тебя звали не Майя, цены бы им не было.
И вот ты сидишь, скрестив ноги, на этой большой кровати, делвешь домик из одеяла, и снова смотришь дикими глазами. Что ты со мной делаешь? Прекрати смотреть на меня так. Прекрати. Нет, я не могу удержаться. Погоди, выключу свет.
А потом мы стоим на крыше, заворачиваемся в колючий плед и пускаем дым вверх. Майя, а твои плечи! Люблю прикасаться к ним. Боже мой, это все так по-книжному, про эту бархатную кожу, про эту нежность, как противно. У меня, видимо, закончились новые слова. Придется использовать штампы. Так вот, Майя, я люблю твою бархатную кожу, а еще запах волос. И, раз пошли штампы, я тону в твоих глазах. Такие дела.
Не знаю, правда, что теперь делать, Майя. Не знаю, сколько мне еще так "что теперь делать". Майя, сколько ты с этим живешь? Как тебя угораздило? Совсем скоро на этой крыше буду стоять я один, а потом никто. Представляешь?
И теперь твою смертельную болезнь мы делим пополам. Ебучий имуннодефицит. Так сколько, говоришь, мне еще осталось? И дай зажигалку. Ага, спасибо.