Опушка
В ту чудесную своей мимолетностью весеннюю пору, когда движение жизни кажется ускоренным тысячекратно, когда на мир, как-то вдруг прорвавшись через плотину длящегося времени, обрушивается соскучившийся за зиму поток джоулей солнечной нежности, когда, повинуясь ему, доверчиво раскрывает свою бездонную душу вся земля и, удивляясь, замечают внутри себя шевеление души все без исключения существа - растаял снег на дальней опушке.
И, растаяв, оставил после себя лохматость прелой травы, хриплым сухим шепотом спешащей поведать пролетающему мимо ветру о призраках минувшего зимнего безвременья, привидевшихся ей во снах подсугробья. Но весь мир, включая деревья, окружающие опушку, и живущего в норе под старой елью барсука, уже достаточно утомился повестями о зимних метелях и холодными напевами хрустального хора снежинок, и потому, гонимая чувством своей долгожданности, через спутанные прошлогодние стебли начала пробиваться проворная молодая травка, взирая на мир любопытными изумрудными глазами.
Вместе с ней - то тут, тот там - стали появляться белокрылые головки подснежников. И самыми первыми и нетерпеливыми из них оказались два цветка, выросшие на разных концах опушки. Едва освоившись и научившись стоять на своих неокрепших еще ножках, они посмотрели друг на друга и улыбнулись, сразу же почувствовав в себе роднящее их желание как можно больше вобрать в себя этого удивительного искрящегося мира: неба, пугающего и завораживающего своей глубиной, облаков, отважно и радостно плывущих по его поверхности, сбивчивого звонкоголосья лесных птиц и терпкого запаха коры и земли, не успевшей еще умыться после зимнего сна. Жадно сохраняя в себе по кусочку от каждого увиденного и услышанного образа, они особенно радовались от того, что делали это вместе, потому что каждая их эмоция была в два раза мощнее, вкуснее и полноцветнее.
И даже тогда, когда вся опушка покрылась белыми звездочками их братьев и сестер, и они уже не могли видеть друг друга, они помнили о том, что вот там, на другом конце есть тот, кто тоже сейчас слушает новую песенку быстрохвостой синицы и нюхает принесенный ветром запах родника из-за ельника. И улыбались. И пусть они не могли подойти друг к другу и не могли быть вместе так, как неразлучные парочки их братьев-подснежников в середине полянки, они были просто счастливы от того, что им повезло родиться на одной опушке, одной весной и в одном, наверное, самом удивительном и чудесном на свете мире. Ведь несмотря на то, что находились они на разных концах опушки, они были ближе друг к другу, чем их братья и сестры на всей поляне, а может быть, и во всем вечном лесу.
И, растаяв, оставил после себя лохматость прелой травы, хриплым сухим шепотом спешащей поведать пролетающему мимо ветру о призраках минувшего зимнего безвременья, привидевшихся ей во снах подсугробья. Но весь мир, включая деревья, окружающие опушку, и живущего в норе под старой елью барсука, уже достаточно утомился повестями о зимних метелях и холодными напевами хрустального хора снежинок, и потому, гонимая чувством своей долгожданности, через спутанные прошлогодние стебли начала пробиваться проворная молодая травка, взирая на мир любопытными изумрудными глазами.
Вместе с ней - то тут, тот там - стали появляться белокрылые головки подснежников. И самыми первыми и нетерпеливыми из них оказались два цветка, выросшие на разных концах опушки. Едва освоившись и научившись стоять на своих неокрепших еще ножках, они посмотрели друг на друга и улыбнулись, сразу же почувствовав в себе роднящее их желание как можно больше вобрать в себя этого удивительного искрящегося мира: неба, пугающего и завораживающего своей глубиной, облаков, отважно и радостно плывущих по его поверхности, сбивчивого звонкоголосья лесных птиц и терпкого запаха коры и земли, не успевшей еще умыться после зимнего сна. Жадно сохраняя в себе по кусочку от каждого увиденного и услышанного образа, они особенно радовались от того, что делали это вместе, потому что каждая их эмоция была в два раза мощнее, вкуснее и полноцветнее.
И даже тогда, когда вся опушка покрылась белыми звездочками их братьев и сестер, и они уже не могли видеть друг друга, они помнили о том, что вот там, на другом конце есть тот, кто тоже сейчас слушает новую песенку быстрохвостой синицы и нюхает принесенный ветром запах родника из-за ельника. И улыбались. И пусть они не могли подойти друг к другу и не могли быть вместе так, как неразлучные парочки их братьев-подснежников в середине полянки, они были просто счастливы от того, что им повезло родиться на одной опушке, одной весной и в одном, наверное, самом удивительном и чудесном на свете мире. Ведь несмотря на то, что находились они на разных концах опушки, они были ближе друг к другу, чем их братья и сестры на всей поляне, а может быть, и во всем вечном лесу.