Зигзаг истории
Одним из символов ожесточенной борьбы с противником был в наполеоновскую эпоху небольшой испанский город Сарагоса. Французы осаждали ее дважды - летом 1808 и зимой 1808-1809 годов. В первый раз им пришлось отступить, во второй раз Сарагоса была взята после штурма, длившегося три недели.
Сарагоса была окружена старой стеной трехметровой высоты с четырьмя воротами. Опорными пунктами обороны стали монастыри и каменные дома. Летом 1808 года регулярных войск в Сарагосе было всего девять тысяч человек, остальные сорок тысяч были ополченцы. Командиров выбирали, а кто не справлялся - расстреливали. Бились без затей - врага просто заваливали трупами: это была и тактика, и стратегия. Когда 3 августа французы ворвались в город через ворота Сан-Энграсия, испанцы выпустили на улицы обитателей сумасшедшего дома. В романе Стефана Жеромского «Пепел» описан весь тот ад, который встретил наполеоновских солдат: «Места, не прегражденные баррикадами, были изрезаны рвами. За первой батареей виднелась пониже вторая, за ней - третья. Четыре ближайших переулка с левой стороны улицы Сан-Энграсия и три следующие с правой были перегорожены ровной стеной, которая поднималась выше первого этажа. Все двери и окна были заложены камнями. Волосы встали дыбом у охваченной воинственным пылом обезумевшей толпы захватчиков: им предстояло идти в эту узкую щель, уходившую в облака». Даже при том, что летом 1808 года французам удалось захватить часть города, они все же не смогли победить и после продолжавшейся до 14 августа резни на улицах Сарагосы отступили.
При второй осаде, зимой 1808-1809 годов, французам пришлось подвезти осадную артиллерию и пробивать ядрами и бомбами все стены - даже стены библиотек, театров и храмов: «проходы, проделанные в этих развалинах, образовывали такой запутанный лабиринт, что для ориентации офицеры инженерных войск ставили указатели» (Марбо). Даже при этом биться пришлось за каждый дом - штурм, начавшийся 27 января, привел к капитуляции Сарагосы только 19 февраля 1809 года. Ожесточение обеих сторон было таким, что французы «убивали без разбора всех, даже женщин и детей, но и женщины и дети убивали солдат при малейшей возможности».
История Сарагосы была известна в России. В книге «Император Александр Первый» Великого князя Николая Михайловича приводится письмо Николая Лонгинова к русскому послу в Англии Семену Воронцову об оставлении Москвы со словами: «Видно, были важные причины, кои заставили отступить и не привести в действие первоначального плана защищать ее как Сарагосу».
Казалось бы, при чем здесь Алтай?
Но дело в том, что столица Алтайского края Барнаул является побратимом Сарагосы! Такой вот зигзаг истории…
Впрочем, побратимство Барнаула и Сарагосы замешано на другом тесте: в годы Великой Отечественной войны на Алтай были эвакуированы из детских домов Центральной России испанские дети - сыновья и дочери республиканцев, вывезенные из Испании еще в начале испанской Гражданской войны, в 1937 году.
Испанцы бедствовали - впрочем, как все. В статье «Неизвестная правда об испанских детях в СССР» (Елена Висенс, журнал «Русская мысль», прочитать можно вот тут http://spalex.narod.ru/biblio/deti.html), приводятся выдержки из письма испанской воспитательницы В.Мартинес, работавшей в детдоме, эвакуированном в Залесский (так у Висенс - надо читать, видимо, Залесовский) район Алтайского края: «После десятидневного путешествия мы прибыли в Барнаул и нам сказали, что нас отправят в великолепный санаторий. Но радость наша была непродолжительной… Мы спим просто на полу. Тут нам даже воду не продают. Они хотят одежду или хлеб. Мы терпим большую нужду, но переносим все очень стойко… Через неделю несколько детей пришлось отправить в госпиталь, между ними Хулито, о котором через месяц нам сообщили, что он умер. Через несколько дней от гангрены на ноге умерла Луиса Ковшелы Ласкано и еще через несколько дней Росс дель Боскэ… Мы очень мерзнем, так как печи не греют. По ночам мы плачем от холода и не можем уснуть. У меня коченеют руки, и я не могу описать тебе своих страданий».
Часть испанских детей - те, которых эвакуировали из Артека - были размещены в Белокурихе. Упоминание об этом можно найти в книге Константина Паустовского «Дым Отечества»: «На вокзале в Куйбышеве Лобачев случайно узнал, что пионерский лагерь перебросили из Сергиевска в Сибирь, в Барнаул. (…) В Барнауле Лобачев узнал, что пионерский лагерь отправлен на маленький курорт Белокуриху в предгорьях Алтая и там будет зимовать».
Белокуриху Паустовский, сам не раз там бывавший, описывает так: «(…) В ущелье, заросшем березовым лесом, на берегу речушки Безымянки, стоял большой деревянный дом. С первых дней войны в доме никто не жил. Двери и окна были заколочены. Дом почему-то назывался Шестой дачей, хотя ни пятой, ни четвертой, ни какой-нибудь другой дачи вблизи не было. Дом стоял одиноко. Около него кончалась дорога, вырубленная в скалах. Дальше, как говорили местные жители, до самой китайской границы тянулись одни только леса и алтайские горы. В окна дома изредка заглядывали - да и то с опаской - мальчишки из Белокурихи. Они рассматривали пустые комнаты, потом шарахались, опрометью бежали по дороге, и от страха у них спирало дыхание. Мальчишки божились, что слышали, как в доме трещат под чьими-то шагами половицы, и видели огромную человеческую тень на полу. (…) В начале зимы на Шестую дачу приехали Мария Альварес и Лобачев. Мануэль весь день не отходил от Марии. Только к вечеру она наконец решилась и рассказала ему, что Рамон умер и его похоронили на кладбище близ Ялты, красивого крымского города недалеко от Артека. Мануэль долго молчал, потом спросил Марию, поедут ли они после войны на могилу Рамона. Мария ответила, что, конечно, поедут. Она ждала, что Мануэль расплачется, но он только насупился, потом сказал, что ему очень нравится и дача, и дикий лес вокруг, и шум маленьких водопадов, и все, что он увидел в Сибири. На второй день после приезда Марии вечером пошел снег. Он падал так обильно, что Марии, впервые видевшей настоящую русскую зиму, сделалось страшно. Казалось, что к утру снег завалит ущелье доверху, похоронит под собой дачу, отрежет ее от мира».
В книге Паустовского бедствий, описанных воспитательницей Мартинес, нет - и потому, что советские люди в те времена отучились обращать на них внимания, и потому, что бедствовали все вокруг.
Испанцы начали возвращаться на родину только после смерти Сталина. Однако массовое возвращение состоялось лишь после смерти в 1976 году испанского диктатора Франко. Елена Висенс пишет, что «испаносовьетикос» (советские испанцы) и другие репатрианты (например, из Мексики) жили в специально для них построенной резиденции «Эль Реторно» («Возвращение») в городке Алальпарадо под Мадридом. Предполагалось, что «Эль Реторно» будет временным пристанищем - пока «возвращенцы» не освоятся на родине, пока не подыщут хорошее жилье. Но многие оставались здесь на всю жизнь.
В 1997 году в «Эль Реторно» жили 25 «испаносовьетикос». Вполне вероятно, кто-то был и из Барнаула. В июле 2012 года «Эль Реторно» был закрыт (об этом читайте вот тут http://www.newizv.ru/world/2012-07-20/166784-nenuzhnye-deti.html). Причина - нехватка средств на его содержание в Испании, которая из-за кризиса резко сокращает ассигнования на социальные нужды. На момент закрытия в нем оставалось 19 стариков «испаносовьетикос». Вполне вероятно, кто-то из них, вспоминая сейчас свое детство и юность, вспоминает и наш Барнаул, и нашу Белокуриху…