(no subject)
"О, согласитесь, не самое лучшее времечко
Выбрал мой друг для своей панихиды".
Дркин
Мерно звенели бубенчики на сапогах, динь-дон, динь-дон. В почтовом ящике опять газета. Предательски перегорела лампочка на этаже. На ступенях сидел человек.
За полгода совсем не изменился, - подумалось мне, - тот же землистый цвет лица, те же спутанные грязные волосы, тот же шрам через щеку, и руки такие же тонкие сжимают тлеющую сигарету... и все та же вселенская тоска в глазах.
- Здравствуй.
Грустная усмешка в ответ, глухой едва слышный голос: «Привет».
- Как ты?
Газами в душу. «Не заметно?»
- Ты не изменился.
Дрогнул шрам на щеке. «Я вообще не меняюсь».
- Твоему сыну уже 25.
Глазами в пол. «Я видел».
- Вы очень похожи. Тяжело тебе. О чем ты думаешь?
Пепел упал на пол. «Ни о чем. Уже давно ни о чем».
- Винишь?
Дрогнули пальцы. «Некого».
- А себя?
Вскинул голову, глаза в глаза.. помедлил, опустил, опали плечи.
- Ты помнишь себя раньше?
«Смутно. Уже смутно. Сейчас все будто растянулось и сжалось. Нет дня и ночи, нет зимы и лета. Только холодно, внутри пусто и ветер воет. И страшно одиноко».
- Зачем ты так тогда?
«Я думал, так будет лучше для всех. Я думал. Я тогда даже чувствовать умел. А теперь ничего этого нет. Она еще помнит меня, иногда, но редко. А сын.. сын меня ненавидит».
- Это не так. Ему горько и обидно, его можно понять. Ему сейчас столько же сколько тебе тогда. Вспомни. Ему очень обидно. Но он не может ненавидеть тебя, ты - отец. Ты просто ошибся.
«Я думал.. думал, но только о себе».
- Вас много таких.
«Да. Через какое-то время мы становимся одинаковые: просто куски отчаянья и тоски. Еще есть те, которых не отпустили. Они бывают злые, но у них есть вариант, есть выход. У нас - нет. У меня - нет».
- Ты не ходил к нему?
«Он не пускает меня».
- А она?
«Она не видит меня, как ты».
- Поэтому ко мне пришел. Что мне передать твоему сыну? Я говорила ему в прошлый раз, но вряд ли он ходил к тебе.
«Не ходил, но он вспомнил. Это как глоток воды в пустыне. Благодарю тебя. Самое страшное здесь - быть забытым, ненужным».
- Я передам. Я не знаю, что еще тебе сказать.
Пепел упал, глаза закрылись. «Можно я еще приду?»
- Приходи.
Мигнула лампочка, рассеялся туман. Мерно прозвенели бубенчики в том месте, где сидел человек, динь-дон, динь-дон...
Мой брат,
историю в года, как прежде, пишешь.
В деревне, помнишь, у разрушенной печи
Я все пыталась твоего сверчка услышать,
А ты смеялся… Помнишь? Не молчи!
Моя брат, я лишь хочу, что б ты заметил!
На старых фотографиях - семья,
Я между мамой и тобой… Но брат ответил:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой друг,
ведь не было сильнее нас на свете.
Ведь верой, правдой, совестью живя,
Друг перед другом были мы в ответе.
Ты помнишь это? Помнишь ли меня?
Поддержкой был друг. Делом, словом
Твоим я мерила себя день ото дня.
Ты помнишь? Но ответ далеким громом:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой враг,
забыть такое было невозможно.
Как моя Правда жизнь тебе травила.
Как ненавидел, как ты клял безбожно.
Ты помнишь, помнишь как я победила?
Мой враг, молчишь? Ведь бились мы за дело..
Ты проиграл, но не вини меня.
В ответ дрожащей каплей заблестело:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой Бог,
Пусть моя Правда не была законной,
Но Верой! Верою в тебя была сильна!
И делом, словом, вздохом невесомым
Тебе, мой Бог, Тебе была верна.
Ужель и ты не вспомнишь? На рассвете,
Последний час похитив у зари,
Я поклялась встать пред тобой в ответе,
И разорвала сердце изнутри.
Сухой грозой ответило столетие
И Бог мой, словно струны теребя,
Подумал, помрачнел и не ответил.
Но эхом слышалось: «Не помню лишь тебя».
Выбрал мой друг для своей панихиды".
Дркин
Мерно звенели бубенчики на сапогах, динь-дон, динь-дон. В почтовом ящике опять газета. Предательски перегорела лампочка на этаже. На ступенях сидел человек.
За полгода совсем не изменился, - подумалось мне, - тот же землистый цвет лица, те же спутанные грязные волосы, тот же шрам через щеку, и руки такие же тонкие сжимают тлеющую сигарету... и все та же вселенская тоска в глазах.
- Здравствуй.
Грустная усмешка в ответ, глухой едва слышный голос: «Привет».
- Как ты?
Газами в душу. «Не заметно?»
- Ты не изменился.
Дрогнул шрам на щеке. «Я вообще не меняюсь».
- Твоему сыну уже 25.
Глазами в пол. «Я видел».
- Вы очень похожи. Тяжело тебе. О чем ты думаешь?
Пепел упал на пол. «Ни о чем. Уже давно ни о чем».
- Винишь?
Дрогнули пальцы. «Некого».
- А себя?
Вскинул голову, глаза в глаза.. помедлил, опустил, опали плечи.
- Ты помнишь себя раньше?
«Смутно. Уже смутно. Сейчас все будто растянулось и сжалось. Нет дня и ночи, нет зимы и лета. Только холодно, внутри пусто и ветер воет. И страшно одиноко».
- Зачем ты так тогда?
«Я думал, так будет лучше для всех. Я думал. Я тогда даже чувствовать умел. А теперь ничего этого нет. Она еще помнит меня, иногда, но редко. А сын.. сын меня ненавидит».
- Это не так. Ему горько и обидно, его можно понять. Ему сейчас столько же сколько тебе тогда. Вспомни. Ему очень обидно. Но он не может ненавидеть тебя, ты - отец. Ты просто ошибся.
«Я думал.. думал, но только о себе».
- Вас много таких.
«Да. Через какое-то время мы становимся одинаковые: просто куски отчаянья и тоски. Еще есть те, которых не отпустили. Они бывают злые, но у них есть вариант, есть выход. У нас - нет. У меня - нет».
- Ты не ходил к нему?
«Он не пускает меня».
- А она?
«Она не видит меня, как ты».
- Поэтому ко мне пришел. Что мне передать твоему сыну? Я говорила ему в прошлый раз, но вряд ли он ходил к тебе.
«Не ходил, но он вспомнил. Это как глоток воды в пустыне. Благодарю тебя. Самое страшное здесь - быть забытым, ненужным».
- Я передам. Я не знаю, что еще тебе сказать.
Пепел упал, глаза закрылись. «Можно я еще приду?»
- Приходи.
Мигнула лампочка, рассеялся туман. Мерно прозвенели бубенчики в том месте, где сидел человек, динь-дон, динь-дон...
Мой брат,
историю в года, как прежде, пишешь.
В деревне, помнишь, у разрушенной печи
Я все пыталась твоего сверчка услышать,
А ты смеялся… Помнишь? Не молчи!
Моя брат, я лишь хочу, что б ты заметил!
На старых фотографиях - семья,
Я между мамой и тобой… Но брат ответил:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой друг,
ведь не было сильнее нас на свете.
Ведь верой, правдой, совестью живя,
Друг перед другом были мы в ответе.
Ты помнишь это? Помнишь ли меня?
Поддержкой был друг. Делом, словом
Твоим я мерила себя день ото дня.
Ты помнишь? Но ответ далеким громом:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой враг,
забыть такое было невозможно.
Как моя Правда жизнь тебе травила.
Как ненавидел, как ты клял безбожно.
Ты помнишь, помнишь как я победила?
Мой враг, молчишь? Ведь бились мы за дело..
Ты проиграл, но не вини меня.
В ответ дрожащей каплей заблестело:
«Я помню всё, не помню лишь тебя».
Мой Бог,
Пусть моя Правда не была законной,
Но Верой! Верою в тебя была сильна!
И делом, словом, вздохом невесомым
Тебе, мой Бог, Тебе была верна.
Ужель и ты не вспомнишь? На рассвете,
Последний час похитив у зари,
Я поклялась встать пред тобой в ответе,
И разорвала сердце изнутри.
Сухой грозой ответило столетие
И Бог мой, словно струны теребя,
Подумал, помрачнел и не ответил.
Но эхом слышалось: «Не помню лишь тебя».