«Синнэфьязмэни кирьяки»
Однажды дождливым осенним вечером, когда от летней жары не осталось даже воспоминаний, ко входу гостиницы подкатило штук шесть автобусов. Слякоть с ботинков новых постояльцев мгновенно перекочевала в лифт и оттуда благополучно расселилась на всех шести этажах. Дежурные и администраторы заняли позиции боевой готовности у бассейна.Это ж школьники! пусть и иностранные. Стопудово полезут.
Свистнуть не успели, они уже тут как тут! Полотенца на плечах, галдят на н испанском, английском, португальском.
На воде полно опавших листьев.Как ни убирай, всё равно ветром приносит.Нырнули двое в тёмную, ледяную, осеннюю неподсвеченную воду.Больше никто не решился.Да и дождь припустил.Обошлось на этот раз.
Сии юные созданья прибыли на родину предков, чтобы научиться языку и прикоснуться к культуре своей национальности.Они - потомки греков-эмигрантов в третьем,четвертом поколении.
Вот по лестнице спускается живая Кора с акропольского Пантеона.Волосы длинными кудрявыми прядями до пояса,огромные глазищи как на минойских фресках. Откуда ты, прелестное дитя?«Сорри!Ай донт спик грик»...Из Канады.
Все конференц-залы гостиницы превратились в классы. Шпаргалки везде валяются, задания какие-то, стишки...В одном месте ребята уже репетируют отрывок из «Эдипа»(пропали наши простыни!да и внизу все кусты из «гардена» возле бассейна ушли на лавровые венки), в другом - разучивают шаги народных танцев.
Ограничиваясь ролью наблюдателя, я тем не менее, не могу оставаться равнодушной.Особенно,когда вижу в холле пожилого грека, явно не из столичных.Неловко ему здесь, среди зеркал и напыщеных швейцаров, не с кем словом перемолвиться.Приехал из далёкой Превезы поглядеть на правнука , «аргентинского мальчонку, понимаш, хочу увидеть, да он по-нашему не знает, вот беда-то!»Ничего, говорю, не слова важны, главное - сердце скажет.
Вот он уже и прибежал.Высокий парнишка выговаривает старательно всё, что аргентинская бабушка велела передать. И... не знает, что делать, стоит с растерянным видом, ибо дед плачет (и я тоже плачу от этой картины, и потому ещё, что в такой трогательный момент меня обещают с работы уволить сей секунд, если не вернусь к своим прямым обязанностям).
Незаметно и быстро сгущаются сумерки. Ползу в один из залов вместе с метлой для паркета.Там тихо и пусто, можно убирать, а вот в соседнем слышатся звуки гитары и бузуки потренькивают. Идёт урок пения.
«Зажгу вам свет? Нет, мы уж скоро закончим». Десяток ребят с листками со словами песни сгрудились вокруг Учителя. «Ну, давайте, ещё раз!» - зазвенел в его руках бузуки соло, проигрыш. Тишина округляет и приглаживает, словно золотой рамкой обводит каждую нотку. Да он маэстро настоящий, вот это да! Пауза...
«Син...нэфьяз-мэни... ки-иирья-ки!Мнязис ме тинкардья-ааа- му...»Нестройный хор голосов на пианиссимо, почти шёпотом, выводит нехитрую мелодию этой старой, мудрой песни: «Пасмурное воскресенье! как ты похоже на моё сердце, в котором ВСЕГДА ненастье...»
Надо видеть с каким обожанием дети смотрят на своего наставника,с каким душевным трепетом повторяют они: «Христэ ке Па ...Христэ ке Панайааа - а му». «Слова, слова учим!...Не путайтесь, чтобы мне не было за вас стыдно перед родителями. Ещё разок, пожалуйста!..»
Я немедленно представляю себе эти воскресные сборища греков на чужбине. Для них звук бузуки, всё равно,что для меня «Прощальная симфония» Гайдна. Хотя, что я вру?! И для меня бузуки тоже очень и очень много значит. Особенно если музыкант хороший, что умеет добавить в исполнение стаканчик слёз по покинутой родине и близким, чайную ложку горьких раздумий, да добрую щепотку сладкой гордости за принадлежность к нации мировой культуры...
(этот текст впервые был опубликован в далёком 2007 (или 2009?) году и входит в подборку зарисовок «Пасмурные воскресенья».Вспомнился в связи с предыдущей темой песни «Глари», и теперь и у этого древнего рассказа наметилось небольшое продолжение...)