В продолжении серии статей о послевоенном революционном кризисе в Германии 1918-23 гг. представляем наш рассказ о мартовском восстании 1921 г. В статье нам удалось показать, что в целом эти события были продуктом путчистской тактики обеих «коммунистических» партий: О«К»ПГ и КРПГ, которые объективно действовали ради империалистических интересов большевистских вождей из Москвы. Только в центральной Германии, в городах Лойна, Эйслебен, Мансфельд и других восстание носило революционный характер, там начались всеобщие забастовки, экспроприация оружия и создание рабочего ополчения для борьбы с контрреволюцией.
Бронепоезд, сделанный рабочими Лойны, март 1921 г.
Мартовские бои 1921 г. в центральной Германии были результатом локального обострения классовой борьбы, вооружённой провокации контрреволюции и направляемым Москвой путчем Объединённой «коммунистической» партии Германии (О«К»ПГ), в который, к сожалению, дала себя втянуть и КРПГ.
Давайте сначала рассмотрим госкапиталистический путчизм О«К»ПГ, для которой пролетариат центральной Германии во время мартовских событий был ни чем иным, как массой для манёвров. В марте 1921 г. советский государственный капитализм, подавив восстание в Кронштадте, победоносно завершил контрреволюцию, однако внутриполитическая ситуация оставалась очень напряжённой. Тем важнее было для хозяев московского Кремля продолжать представлять себя за пределами «Советской» России как двигателей мировой революции и по возможности посредством создания новых госкапиталистических режимов преодолеть изоляцию страны. В то же самое время советско-российская партийно-государственная бюрократия была в целом готова также заигрывать с частнокапиталистическими государствами. Так, в 20-х гг. военное сотрудничество между советским и германским империализмом развивалось быстрыми темпами.
Бернд Лангер писал об этом факте следующее: «Уже начиная с 1919 г. имелись неофициальные контакты, так Карл Радек, приехавший в Берлин для участия в учредительном съезде КПГ, также посетил Министерство иностранных дел. Похоже, что сам Ленин лично был вдохновителем германо-советских военных отношений. В 1921 г. с помощью Германии началось строительство советской военной промышленности, в частности производство ядовитого газа и самолётов, а также артиллерийских снарядов. Наряду с этим немецкие офицеры участвовали в строительстве Красной Армии. Взамен солдаты рейхсвера проходили в Советском Союзе подготовку на танках, самолетах и всей другой военной технике, запрещенной Версальским договором. Гитлер не прекращал это сотрудничество до 1933 г.» (Бернд Лангер, Revolution und bewaffnete Aufstände in Deutschland, (Революция и вооружённые восстания в Германии 1918-1923 гг.), Издательство AktivDruck & Verlag, Гёттинген 2009, стр. стр. 305) В то же время Москва - и, следовательно, О«К»ПГ - были заинтересованы в замене в Германии посредством государственного переворота частнокапиталистического режима на госкапиталистический.
Именно в этой запутанной ситуации весной 1921 г. находящийся под контролем Москвы «Коммунистический» интернационал сделал путчизм определяющей политикой немецкого партийного «коммунизма». Бернд Лангер без правильного понимания социально-реакционного характера госкапиталистического путчизма писал об этом следующее: «Чтобы сохранить веру в мировую революцию и отвлечься от внутренних проблем, большевикам был необходим революционный сигнал. Коммунистическое восстание в Германии, независимо от его успеха, должно было стать подтверждением продолжения мировой революции. Была разработана „наступательная стратегия“, согласно которой коммунистическая партия всегда и при любых обстоятельствах была обязана наступать. Генераторами немецкой революционной идеи в руководстве «Коммунистического» интернационала скорее всего были Зиновьев, Бухарин и Радек. Известная партийная левачка Рут Фишер позже писала, что план действий в Германии ... был придуман в большевистской партии небольшой кликой вокруг Зиновьева и Бела Куна.» (Бернд Лангер, Revolution und bewaffnete Aufstände in Deutschland, (Революция и вооружённые восстания в Германии 1918-1923 гг.), Издательство AktivDruck & Verlag, Гёттинген 2009, стр. 174/175.)
Упомянутый выше бывший верховный босс Венгерской «советской» республики Бела Кун прибыл в Германию в качестве представителя «Коммунистического» интернационала, чтобы поддержать О«К»ПГ в её путчизме. Прежде чем мы подробнее рассмотрим этот процесс, необходимо проанализировать происхождение О«К»ПГ. Процесс взаимного приспособления между левым крылом Независимой социал-демократической партии Германии (НСДПГ) и Москвой привёл в октябре 1920 г. на съезде этой партии в Галле к принятию решения о присоединении партии к «Коммунистическому» интернационалу. В декабре 1920 г. левое крыло НСДПГ объединилось с «К»ПГ и основало Объединённую «коммунистическую» партию Германии (О«К»ПГ). В январе 1921 г. партия насчитывала около 450 000 членов и добилась значительных успехов в тактике буржуазного парламентаризма и в завоевании профсоюзной бюрократии со стороны «коммунистических» бонз. Посредством О«К»ПГ Москва создала массовую партию как инструмент своей империалистической политики в Германии. Между 1921-23 гг. политика этой партии являлась смесью парламентского и профсоюзного социал-реформизма и активного - но обречённого на провал - путчизма. После завершения послевоенного революционного кризиса «К»ПГ была всего лишь находящейся на поводке у Москвы радикальной социал-демократической партией, которая опьяняла себя и следующую за ней часть пролетариата ультрареволюционными фразами.
Госкапиталистический путчизм Москвы и О«К»ПГ был основан на провокациях частнокапиталистической контрреволюции, которые привели к обострению классовой борьбы в центральной Германии. Тогдашняя прусская провинция Саксония, которая соответствует сегодняшней федеральной земле Саксония-Анхальт без города Дессау и северной части Тюрингии, в то время была бурлящим очагом классовой борьбы, где также имели свои цитадели О«К»ПГ, КРПГ и AAUD. Во время мартовских событий на фабриках и заводах в городе Лойна насчитывалось около 10 000 сторонников и сторонниц AAUD. Чтобы нанести решительный удар по классово-боевому пролетариату, 19 марта 1921 г. начался ввод прусской охранной полиции в центральную Германию. Шахты, заводы и фабрики были поставлены под надзор полиции.
Отделение О«К»ПГ в Центральной Германии правильно оценило ситуацию, утверждая, что вторжение «мусоров» не вызвало подъёма революционного бытия и сознания у большинства местного пролетариата. Однако Москва ожидала восстания! Так пролетариату должна была прийти на помощь «наступательная» тактика. Центральный комитет О«К»ПГ отправил своего опытного специалиста по саботажу Уго Эберлейна в промышленную зону центральной Германии. Чтобы накалить атмосферу, Эберлейн планировал, среди прочего, инсценировать похищение функционеров О«К»ПГ, взрывы потребительского кооператива в Галле и полицейской машины с боеприпасами. Этот реакционный путчизм, который не имел ничего общего с социально-революционной стратегией усиления и обострения классовой борьбы, потерпел неудачу из-за организационного несовершенства О«К»ПГ.
В начале вооружённой борьбы в центральной Германии большую заслугу имел воинственный рабочий Макс Хёльц. Как мы упоминали в нашей статье
Капповский путч, партийные шишки исключили Хёльца из «К»ПГ из-за недостатка у него партийной дисциплины и впоследствии он сблизился с КРПГ. 21 марта 1921 г. Хёльц прибыл в Мансфельд и сразу же начал подготовку всеобщей забастовки. На следующий день забастовка перекинулась на соседний город Эйслебене. Доходило до того, что иногда вооружённым группам рабочих и работниц приходилось действовать против не желающих бастовать братьев и сестёр по классу. Своей неустанной работой Хёльц пытался подтолкнуть пролетариат к действию. В ночь на 23 марта под руководством Хёльца была предпринята попытка освободить рабочих и работниц в Эйслебене, которые были раннее арестованы охранной полицией. Возглавляемые Хёльцом и действовавшие независимо от правления О«К»ПГ рабочие и работницы, достав спрятанное после Капповского путча оружие, напали на полицейские подразделения. Однако полиции удалось сохранить свои позиции в Эйслебене, но регион оказался в состоянии вооружённого восстания. Даже местный штаб О«К»ПГ в Галле не контролировал эти бои. В районе восстания Эйслебен произошёл конфликт между местным отделением О«К»ПГ и Максом Хёльцем. Последний организовал «армию», в которую входили от 1000 до 2000 бойцов. В течение последующих десяти дней эта армия держала в ужасе частнокапиталистическую социальную реакцию: помещиков, буржуазию и полицейских. Методы Хёльца заключались в грабежах банков, разграблениях и поджогах вилл буржуазии и взрыве зданий, железнодорожных поездов и других объектов. 24 марта 1921 г. частнокапиталистическая контрреволюция использовала вооружённую борьбу пролетариата для введения невоенного чрезвычайного положения в прусской провинции Саксония и в Гамбурге.
Макс Хёльц не дал правлениям О«К»ПГ и КРПГ уговорить себя координировать свои действия с ними. Решения об организации вооружённых действий он принимал самостоятельно. С анализом Ханса-Манфреда Бока можно только согласиться: «Агитация ОКПГ и КРПГ способствовала обострению ситуации, однако движущая сила начавшихся боёв не находилась в руках правлений обоих коммунистических партий». (Ханс Манфред Бок, Syndikalismus und Linkskommunismus von 1918-1923 (Синдикализм и левый коммунизм 1918-1923 гг.), стр. 301) Отделение KРПГ в Берлине позволило О«К»ПГ втянуть себя в её путчизм. 24 марта 1921 г. обе «коммунистические» партии призвали к всеобщей забастовке во всей империи. Однако за этим призывом по всей Германии последовали всего лишь 200 000 рабочих и работниц. Плохое участие во всеобщей забастовке ясно показало, что в марте 1921 г. в Германии не было революционной ситуации. Кстати, наша оценка госкапиталистического путчизма не зависит от того, действуют ли путчистский партийный «коммунизм» в ситуации, которую можно считать революционной или нереволюционной. Сама цель - политическое завоевание государственной власти и военно-политические методы, используемые в этом процессе, которые превращают классово-боевой пролетариат в массу для манёвров партийных боссов - является реакционной. Большевизм пришёл к власти благодаря путчистской стратегии и тактике в революционной ситуации при наличии слабой русской буржуазии. В марте 1921 г. О«К»ПГ и правление берлинской KПРГ потерпели неудачу в нереволюционной ситуации, столкнувшись с сильной немецкой буржуазией.
Путчистские методы О«К»ПГ по искусственному созданию «революционной ситуации» за пределами центральной Германии были в основном социально-реакционными и были обречены на провал. Так, послушная Москве партия направила ударные отряды безработных и бастующих рабочих и работниц на предприятия, чтобы заставить других пролетариев и пролетарок прекратить работу. О«К»ПГ хотела заставить большинство пролетариата бастовать в интересах «советско»-российского империализма! Лучшего подарка со стороны партийного «коммунизма» частнокапиталистическому антикоммунизму, чем раскол пролетариата во имя империалистических планов Москвы, нельзя было представить. Это привело к столкновениям между сторонниками и противниками забастовки на металлургическом комбинате Фридрих Альберт под Мёрсом, на заводе AEG в Берлине и в других местах. Благодаря этим действиям субъективно революционные пролетарии и пролетарки превратились в массу для манёвров ради «советско»-российского империализма, а реформистское большинство рабочего класса попало в широко открытые объятия социал-демократии.
Даже нелепые - по сравнению с намеченной целью завоевания политической власти - демонстрации и пасхальные шествия О«К»ПГ в Рейнской и Рурской областях, конечно, не могли привести к возникновению «революционной ситуации». В некоторых местах демонстрации привели к вооружённым столкновениям с полицией, но по сравнению с вооружённым восстанием, к которому стремилась О«К»ПГ, это было каплей в море. Настоящая вооружённая классовая борьба оставалась ограниченной территорией центральной Германии.
В дополнение к реакционному расколу пролетариата совершенные О«К»ПГ террористические атаки были выражением партийного путчизма. Например, Бела Кун хотел взорвать собственные партийные помещения в Галле и Вроцлаве, в то время как другие группы сосредоточились на взрывах зданий судебных органов во Фрaйбурге, Дрездене и Лейпциге. Кроме того, взрывное устройство было приведено в действие в скором поезде Галле-Лейпциг. Эти террористически акты также ни к чему не привели.
Самыми большими предприятиями, рабочие и работницы которых реально стояли за мартовскими классовыми боями, хотя объективно и оставались массой для манёвров О«К»ПГ и берлинского отделения KРПГ, были химические комбинаты в Лойне. Бернд Лангер писал о кульминации мартовских боев 1921 г., о борьбе рабочих и работниц на химкомбинатах и их поражении следующее: «Символами региона и всего восстания становятся огромные заводы в Лойне. 23 марта состоялась массовая акция протеста против оккупации региона полицией, на которой было объявлено, что рабочий коллектив присоединится к забастовке. Тем не менее только 2000 рабочих и работниц начали бастовать, и всего 800 собрались на спортивной площадке, чтобы сформировать рабочее ополчение, которое было разделено на 11 стрелковых отрядов и 1 велосипедную роту. Весь арсенал вооружений состоял из не более чем 200 винтовок и нескольких пистолетов. Те, кто не имели винтовок, надеялись заполучить оружие после разоружения охраны завода.
Поскольку отряды охранной полиции шаг за шагом подавляли очаги сопротивления в регионе, заводы в Лойне стали убежищем для многих вооруженных активистов, что также привело к улучшению ситуации с оружием. Был даже сконструирован бронепоезд, который состоял из одного локомотива и двух вагонов, которые были покрыты стальными пластинами толщиной 15 мм. Стальные пластины имели амбразуры, и в каждом вагоне на тяжелых деревянных досках были установлены два пулемета. Этим бронепоездом рабочее ополчение патрулировало улицы, что очень беспокоило полицейские войска, а 25 марта с его помощью было отбито наступление охраной полиции на завод. Машинистом поезда был член КПГ, а кочегаром товарищ от СДПГ.
Тем не менее, не было сомнений в том, что превосходящие правительственные войска одержат победу. После продолжительных боев 27 марта 1921 г. наметился конец восстания. Днем позже 25 полицейских сотен при поддержке гаубичной батареи рейхсвера заняли заводы Лойны. Люди из Комитета действий признали всю опасность ситуации и решили не сопротивляться. В ночь на 29 марта рабочее ополчение было расформировано и было принято решение небольшими группами проскользнуть сквозь окружение и уйти в безопасное место на другом берегу Заале. Только радикальное меньшинство предпочло остаться на заводе и сражаться дальше. Для них не было спасения. Утром 29 марта 1921 г. начался артиллерийский обстрел главной проходной завода в Лойне, под прикрытием которого полиция перешла к беспощадному наступлению. Многие рабочие были расстреляны, когда они хотели сдаться. Точное количество жертв неизвестно, по словам очевидцев количество убитых варьируется от 30 до 70 человек. У полиции был только один погибший и несколько раненых.
1700 рабочих в Лойне и окрестностях были схвачены сотрудниками полиции и заперты в двух пустых силосных башнях на территории завода. В этих бетонных камерах без окон заключенные оставались в течение нескольких дней и их постоянно таскали на допрос. 30 марта четверо молодых рабочих предприняли попытку бегства, но их план провалился. Двое из беглецов были расстреляны и похоронены вместе с семью другими погибшими рабочими на гусином поле в районе Крёльвиц, т.к. местный приходской священник отказался похоронить мертвых на кладбище. Ни креста, ни могилы - они должны были быть забыты.
Последнее крупное сражение произошло 1 апреля возле деревни Беесенштедт, между Галле и Мансфельдом. Одним из 200 рабочих, которые были схвачены полицией, был Макс Хёльц. К этому моменту все уже было проиграно, и руководство КПГ, которое должно было признать поражение, в тот же день объявило о прекращении „всеобщей забастовки“.
Последние маленькие группы еще сражались до 3 апреля. Тот факт, что восстание длилось более 10 дней, объясняется тем, что правительство в боевых действиях в основном использовало охранную полицию. Рейхсвер вмешивался только для поддержки и в первую очередь для занятия районов восстания.» (Бернд Лангер, Revolution und bewaffnete Aufstände in Deutschland, (Революция и вооружённые восстания в Германии 1918-1923 гг.), Издательство AktivDruck & Verlag, Гёттинген 2009, стр. 318-320.)
Ханс Манфред Бок в своей книге Синдикализм и левый коммунизм 1918-1923 гг. писал как о соперничестве между «К»ПГ и KРПГ в центральной Германии, так и о тактических разногласиях между активистами и активистками KРПГ из центральной Германии и штаб-квартирой этой партии в Берлине: «В руководстве всеобщей забастовкой (в центральной Германии) между двумя коммунистическими партиями имелось соперничество, что затрудняло принятие решений по наиболее важным тактическим вопросам. Представители KРПГ имели более сильные позиции, чем их товарищи из KПГ, но они так же, как и представители KПГ, не имели контакта со своим ЦК в Берлине. Активисты KРПГ Уцельманн и Пренцлов ничего не знали об одобрении ЦК партии в Берлине лозунгов восстания со стороны ОКПГ; основываясь на своих представлениях о ситуации в центральной немецкой промышленной зоне, они сочли попытку восстания бессмысленной и не хотели выходить за рамки всеобщей забастовки, а также решительно осудили методы Макса Хёльца.» (Ханс Манфред Бок, Syndikalismus und Linkskommunismus von 1918-1923 (Синдикализм и левый коммунизм 1918-1923 гг.), стр. 303.)
Также Бок писал о критике Утцельманом сидевших в Берлине вождей KРПГ Шваба и Шрёдера: «Для Петера Уцельмана был необъяснимым тот факт, что Шредер и Шваб в Берлине не видели, что ОКПГ во время мартовского путча отстаивала внутриполитические интересы СССР.» (Там же). Оценка Утцельмана была абсолютно правильной.
В то время как «К»ПГ вскоре стала отмежёвываться от путчизма и начала опять воспроизводить свой парламентский и профсоюзный социальный реформизм, поражение в марте 1921 г. ознаменовало конец KРПГ как дееспособной партии и eё окончательное вырождение в политидеологическую секту. Во время мартовских боёв 1921 г. правление KРПГ однозначно показало, что партия является «коммунистической» в кавычках. Путчистское поведение верхушки партии однозначно продемонстрировало правильность революционной критики партий. КРПГ позволила Москве и О«К»ПГ втянуть себя в социально-реакционную авантюру. Во время мартовских боёв 1921 г. в «К»РПГ окончательно утвердился объективный буржуазно-реакционный характер партийной организации против иллюзорной революционной субъективности многих её членов. Партии как политические организации обязаны стремиться к завоеванию государственной власти. Поскольку «К»РПГ отвергала парламентаризм, ей оставалась только возможность завоевания политической власти посредством переворота, это притом, что завоевание политической власти партиями приводит только к воспроизводству капитализма. Только антиполитическое разрушение государства, которое одновременно будет являться актом революционного самоупразднения пролетариата, может расчистить путь к бесклассовому и безгосударственному обществу.
Ещё во время мартовских боёв антипартийная социально-революционная тенденция в Германии вокруг Отто Рюле и Франца Пфемферта порвала с «К»РПГ и вошла в AAUD, который сильно пострадал во время мартовских боёв от полицейских репрессий. Радикальная и кристально чистая революционная критика Рюле, Пфемферта и других сторонников и сторонниц антипартийного социально-революционного движения «революционного» партийного путчизма О«K»ПГ и «K»РПГ также сыграла значительную роль в расколе AAUD.
Критика Франца Пфемферта была солидарна с классовой борьбой пролетариата центральной Германии, которую в своих целях использовали «коммунистические» партии: «Возмутительно разрушить единственное, то, что могло поддерживать выживших по сравнению с павшими героями и страдающих в темницах: уничтожить иллюзию, что это была исторически необходимая, неизбежная битва, в которой они сражались и уступили превосходящему противнику! Страшнее, чем поражение - это говорить побежденным: вы во время мартовских дней 1921 г. героически сражались за безумие своих преступных вождей.» (Die Aktion, № 11, 1921 г., колонка 205.)
Фридрих Георг Геррман писал о критике Рюле партийного путчизма следующее: «Для Рюле мартовские акции являются в первую очередь главным доказательством двух ранее отстаиваемых им тезисов: революция не может быть организована, если она не является „свободным и сознательным решением рабочих, исходящим от всего сердца и сильной воли.“ (Журнал Die Aktion, колонка 222), и что „немецкая революция … будет терпеть поражение так долго, пока ее пропагандируют и подготавливают партии, которые ориентированы на политические действия, какими революционными бы они сами себя не представляли.“(Журнал Die Aktion, колонка 223). Разрушение централистских организаций становится для него все более необходимой предпосылкой пролетарской революции.
Отказ от партийной формы организации требует также отказа от концепции революции, соответствующей этой организационной форме, которая фокусируется на военных действиях и завоевании политической власти: обе эти формы являются продуктами буржуазного мышления, согласно которому социальные процессы всегда являются только функциями планирования центрального аппарата, но никак не движения, вызванного самой реальностью. Согласно Рюле, рабочие центральной Германии, когда они были вынуждены вести открытую борьбу, сражались героически. Причины поражения пролетариата были связаны с тем, что военная форма этой борьбы была навязана ему противниками, а именно военными и полицией, которые с самого начала превосходили его в этом. «Тактика пролетариата не должна основываться на буржуазных методах борьбы, которыми он никогда не овладеет так, как его противники; (...). Поэтому пролетариат должен перетянуть буржуазного противника на свой ареал борьбы, где он, пролетариат, с самого начала имеет большее преимущество. Этот пролетарский ареал борьбы находиться в производственном процессе. (…) Если рабочие покидают предприятия, как это произошло вначале в центральной Германии, чтобы выйти на улицы и сражаться там, то они теряют почву под ногами, становятся беспорядочной массой, которая ведёт беспорядочную борьбу и попадает под огонь буржуазного милитаризма.»(Журнал Die Aktion, колонка 220). Сила рабочих сконцентрирована на фабриках и заводах. Борьба, которую они будут вести на этой основе, изначально является экономической, но она обострится и может стать политической. Это не делает военное противостояние излишним, однако его функция определяется борьбой за средства производства.» (Фридрих Георг Геррман, Otto Rühle als politischer Theoretiker (Отто Рюле как политический теоретик), Издательство J. Ratgeb, апрель 1981 г., стр. 33/34.)
Два комментария по поводу критики Рюле мартовского боёв 1921 г.: то, что главным оружием пролетариата является завоевание средств производства - это абсолютно верно. Мы это уже подчёркивали в статье
Красная армия Рура. Однако Рюле недостаточно чётко различает партийно-политическое завоевание государственной власти, которое может только воспроизвести капиталистические отношения, и революционное разрушение государства со стороны пролетариата как единственный путь к мировой социальной революции.