"Just when the things weren't right doesn't mean they were always wrong"
Жизнь летит. Серьезно. Меня иногда до усрачки пугает как быстро она скользит. Особенно остро две твои ароматные булки начинают это ощущать, когда видишь детей, которые оказали тебе честь родиться и вырасти на твоих глазах. Иногда это твои собственные дети. В моем случае - это племянники.
Поезд отправляется. Первая станция. Вот ее в первые после выписки из роддома отправляют на десятиминутную прогулку на балконе. Ты еще не понимаешь на хрена заводить детей, и даже не особо втыкаешь в процесс их зачатия, но в течении 600 секунд, озадаченно разглядывая ее крошечные носик, глазки, реснички и маленькие прыщички на крохотных щечках, героически держишь ее в руках, пока не перестаешь их чувствовать.
Станция вторая. Вот она лежит крохотная, сверкая пузом и первичными половыми признаками. А ты переживая первое разочарование в любви, и испытывая некую неприязнь к ее плодам, наклоняешься, чтобы разглядеть выпирающий пупок, но неожиданно улыбаешься. И она вдруг улыбается тебе в ответ, под ревностные улюлюканья своей мамашки, которой улыбнутся уже второй по счету.
Станция третья. Одним взмахом руки она ломает твой любимый музыкальный центр, ломая заодно и твое сердце. А потом идет объедаться клубникой в сметане с сахаром. Неприязнь становится обоснованной.
И так еще целая лента разнообразных по краскам станций. У нее своя, у тебя своя история пишется. А потом Пересадочная. Вот вы вместе за чашкой чая, и она делится с тобой, а не с матерью о первых влюбленностях, трудностях в отношениях с подругами, рыдает от жалости к собственному отцу, недооцененному, по ее мнению, матерью. Играет первые песни на твоей гитарке - потрепанной немецкой старушке классике. И однажды, вы оказываетесь в довольно странной ситуации. Оформляя больничный лист для бабушки, в очереди вы сталкиваетесь с очевидным хамством и вступаете в сладостный мир мата, проклятий и крика. А она стойко стоит рядом с вами и ее по-прежнему крохотные щечки, мужественно краснеют от ярости, а сердце бешено бьется в груди от страха. Но она мужественно и до конца стоит рядом и борется за вас до скрипа зубов.
Но вдруг появляется маленький ангелочек с огромными карими глазами с пузом на перевес, и весь гнев беззубых, воняющих старостью, отчаяньем и давно не использованной по назначению женской штучкой климактеричек, обрушивается на это ни в чем не винное существо, которое тает и убегает, оставляя за собой шлейф ледяных слез. И тут ваша маленькая союзница, возможно, впервые в жизни сталкивается с такой невыносимой жестокостью. И пасует. Сходит где-то внутри немного с ума от такого критического проявления несправедливости. Впервые, снова по вашей милости, ей открываются страшные людские стороны. Безжалостные, черные, воняющие гнилью и перцем.
Но здесь открывается потрясающая истина и для тебя самой. Ты видишь, что эта жестокость, похожа на те детские игры в школе, когда они заходят слишком далеко, даже для самих разыгрывающих. И рисуется в этом беспросветная недалекость и неумность взрослых казалось бы людей, не знающих края, но так любящих играть где-то возле него. И страх, который после. Детский. И раскаяние, как же я мог сделать такое, как же я мог привести ситуацию к такому концу. И всё. В этот момент вся желчь разом сходит на нет в твоей задымленной печени. И никто, возможно, в эту секунду не замечает миг, в котором ты видишь истинную справедливость и раскаяние, минуту назад монструозных и злых людей. Преобладание и победу стыда, а за ним и невсепотерянности происходящего. Видишь ты и ребенок, который оказал тебе честь родиться и вырасти на твоих глазах. Только немного по-разному.
Вы оба отправляетесь к следующей станции. Она с озлобленностью и разочарованием, а ты теперь уже с пониманием, принятием и успокоением. Правда, незаметно для самих себя - уже в одном поезде.
Е.К.
Поезд отправляется. Первая станция. Вот ее в первые после выписки из роддома отправляют на десятиминутную прогулку на балконе. Ты еще не понимаешь на хрена заводить детей, и даже не особо втыкаешь в процесс их зачатия, но в течении 600 секунд, озадаченно разглядывая ее крошечные носик, глазки, реснички и маленькие прыщички на крохотных щечках, героически держишь ее в руках, пока не перестаешь их чувствовать.
Станция вторая. Вот она лежит крохотная, сверкая пузом и первичными половыми признаками. А ты переживая первое разочарование в любви, и испытывая некую неприязнь к ее плодам, наклоняешься, чтобы разглядеть выпирающий пупок, но неожиданно улыбаешься. И она вдруг улыбается тебе в ответ, под ревностные улюлюканья своей мамашки, которой улыбнутся уже второй по счету.
Станция третья. Одним взмахом руки она ломает твой любимый музыкальный центр, ломая заодно и твое сердце. А потом идет объедаться клубникой в сметане с сахаром. Неприязнь становится обоснованной.
И так еще целая лента разнообразных по краскам станций. У нее своя, у тебя своя история пишется. А потом Пересадочная. Вот вы вместе за чашкой чая, и она делится с тобой, а не с матерью о первых влюбленностях, трудностях в отношениях с подругами, рыдает от жалости к собственному отцу, недооцененному, по ее мнению, матерью. Играет первые песни на твоей гитарке - потрепанной немецкой старушке классике. И однажды, вы оказываетесь в довольно странной ситуации. Оформляя больничный лист для бабушки, в очереди вы сталкиваетесь с очевидным хамством и вступаете в сладостный мир мата, проклятий и крика. А она стойко стоит рядом с вами и ее по-прежнему крохотные щечки, мужественно краснеют от ярости, а сердце бешено бьется в груди от страха. Но она мужественно и до конца стоит рядом и борется за вас до скрипа зубов.
Но вдруг появляется маленький ангелочек с огромными карими глазами с пузом на перевес, и весь гнев беззубых, воняющих старостью, отчаяньем и давно не использованной по назначению женской штучкой климактеричек, обрушивается на это ни в чем не винное существо, которое тает и убегает, оставляя за собой шлейф ледяных слез. И тут ваша маленькая союзница, возможно, впервые в жизни сталкивается с такой невыносимой жестокостью. И пасует. Сходит где-то внутри немного с ума от такого критического проявления несправедливости. Впервые, снова по вашей милости, ей открываются страшные людские стороны. Безжалостные, черные, воняющие гнилью и перцем.
Но здесь открывается потрясающая истина и для тебя самой. Ты видишь, что эта жестокость, похожа на те детские игры в школе, когда они заходят слишком далеко, даже для самих разыгрывающих. И рисуется в этом беспросветная недалекость и неумность взрослых казалось бы людей, не знающих края, но так любящих играть где-то возле него. И страх, который после. Детский. И раскаяние, как же я мог сделать такое, как же я мог привести ситуацию к такому концу. И всё. В этот момент вся желчь разом сходит на нет в твоей задымленной печени. И никто, возможно, в эту секунду не замечает миг, в котором ты видишь истинную справедливость и раскаяние, минуту назад монструозных и злых людей. Преобладание и победу стыда, а за ним и невсепотерянности происходящего. Видишь ты и ребенок, который оказал тебе честь родиться и вырасти на твоих глазах. Только немного по-разному.
Вы оба отправляетесь к следующей станции. Она с озлобленностью и разочарованием, а ты теперь уже с пониманием, принятием и успокоением. Правда, незаметно для самих себя - уже в одном поезде.
Е.К.