Мой старый добрый кожаный ремень
Первый ремень - как первая женщина. Немного поразмышляв на досуге, я понял, что так оно и есть. Разумеется, я имею ввиду не детские помочи или школьные ремешки для поддержки форменных брюк. Речь о Ремне с большой буквы, который предназначен для опоясывания более или менее развившихся чресел. Не знаю, у кого как, а у меня лично такой появился, дай бог памяти, классе в шестом или седьмом.
Ничего особенного ременный мой первенец из себя не представлял: обычное изделие какой-то там N-ской (не потому что секретная, просто забыл, какой именно) фабрики. Одинарный, то бишь, с одной… хм, до сих пор не знаю, как правильно называется эта деталь. В общем, та, что вставляется в дырки на ремне. Черного цвета. И сработанный из какого-то сомнительного материала. Может, даже из кожи, что уже было довольно большой удачей во времена тотального дефицита. Но из кожи низкого качества, ибо очень быстро он поддался влиянию основной брючной петли. Да, той, которая находится аккурат над копчиком. Прогиб в этом месте сохранялся, даже когда ремень вытягивался из брюк, став, таким образом, особой приметой данного образчика мужского пояса.
Впрочем, вскоре на ремне появились и другие специфические дополнения, на сей раз обусловленные сугубо субъективными причинами. Дело в том, что на меня накатила первая волна увлечения музыкой. Конкретнее - роком. Еще конкретнее - в его наиболее тяжелом на тот момент варианте. Подсмотрев, опять-таки, не вспомню, где именно, фрагменты одеяния тогдашних рокеров, я обратил внимание на их ремни, украшенные роскошно блестевшими заклепками (или клепками, не знаю, как будет правильнее). Упомянутая деталь, между прочим, также была редкостью в стране развитого социализма. Во всяком случае, в свободной продаже ее никто никогда не видел. Поэтому неудивительно, что жертвой подростковой страсти в моем случае пал мой же школьный портфель. Точнее, сумка через плечо - тогда было принято таскать учебники именно в такой емкости. Она лишилась всех своих пяти клепок-заклепок, установленных на днище, дабы предохранить его от преждевременного износа. «Все равно на асфальт сумку ставлю редко, - рассуждал я, орудуя плоскогубцами. - А о пол вряд ли протрется».
Увы, как я уже сказал, нужных деталей было всего пять - четыре по углам и одна посредине днища. Обдирать портфели сверстников или младшеклассников мне не позволяли физические кондиции и еще больше - домашнее воспитание. В общем, я постарался распределить мой скудный ресурс более или менее равномерно на протяжении поверхности ремня. И не очень комплексовал, когда медные выпуклости окислились и позеленели.
В старших классах на подмогу уже изрядно обветшавшему любимцу прибыл приобретенный заботливыми родителями новичок. Это был ремень из гладкого кожзаменителя светло-коричневого, почти желтого колера. Причем этот пояс мог похвастаться очень серьезным преимуществом. У него было две штуки, которые вставлялись в дырочки! Ба-а-альшая редкость по тем временам. Внимательно исследовав подарок, я так и не решился «проклепать» его. Во-первых, вдруг стали выпускать суки без металлических предохранителей на дне - социализм досасывал свои последние экономические ресурсы. Можно было, конечно, переставить клепки со старого ремня, но, во-первых, он был еще действующим, во-вторых, было лень возиться, и в-третьих, нежный кожзам мог попросту расползтись от нерасчетной нагрузки. «Ладно, это будет как бы цивильный ремень, а тот - боевой, форменный» - мое решение, безусловно, объяснялось тем, что я успел поднабраться компромиссных настроений, характерных для эпохи застоя. Это на бумаге комсомол был организацией максималистов, а суровая действительность развитого социализма диктовала куда более умеренные тенденции. Как бы то ни было, оба этих ремня благополучно остались на «гражданке», когда пришел срок отдавать конституционный долг Родине.
Те, кому довелось служить строчную, без труда предугадают дальнейшее развитие событий. Как и любой другой салабон, вместе с новенькой «хебешкой» и сапогами я получил и стандартный армейский ремень. «Деревянный», как он характеризовался носителями. То есть, это была не кожа, а некое ее подобие (солдатские сапоги ведь тоже отнюдь не кожаные), призванное сэкономить расходы военного бюджета Отечества, которое уже выбивалось из последних сил, помогая братьям по соцлагерю. Помимо чисто физических неудобств - плохо гнулся, нередко натирал бока и еще чаще трескался, ремень был еще и зверски непрестижен. Всякий уважающий себя воин Советской армии по наступлении положенного срока торопился, пусть даже путем серьезных денежных затрат, обзавестись настоящим кожаным ремнем. По неписаным казарменным законам его разрешалось носить только тем, кто тянул солдатскую лямку больше года.
Мне в этом отношении повезло. По окончании «учебки» получив сержантские лычки на погоны, я прибыл в новую часть и там уходивший на заслуженный дембель мой предшественник сделал широкий жест: вместе со взводом бойцов передал мне и свой «кожан». Который сам некогда получил по наследству от другого сержанта. Вообще, бог весь сколько призывов успел пережить сей долгожитель кожевенной промышленности. Во всяком случае, он имел благородные морщины и потертости, которые знающему человеку говорили очень многое. А самой яркой его особенностью была надпись на внутренней, прилегавшей к телу и потому обычно не видимой офицерам стороне. «Никто не обнимал меня так крепко, как ты!» - гласил выполненный обычной шариковой ручкой лозунг, каждая черточка которого заботливо обновлялась по мере выцветания или вытирания. Ну, крепость объятий тут была скорее художественным преувеличением - кожаный ремень не принято было носить туго затянутым. Градус его обвислости, опять-таки, зависел от армейского стажа - чем последний был больше, тем ниже спускалась выгнутая горбом бляха, пока не оказывалась (высший шик!) практически на том месте брюк, которое скрывало первичные половые признаки ремнеобладателя.
Было чертовски жалко расставаться с реликвией, которую носил на себе полтора года подряд. (Забегая немного вперед, я вообще привязываюсь к вещам, особенно удобным и полюбившимся по иным причинам.) Но традиции вооруженных сил святы, а парадная форма демобилизованного из их рядов ветерана, если на ногах у него не сапоги, а ботинки, поясного ремня не предусматривает. И я торжественно вручил пояс парню, пришедшему на смену уже мне. Вот интересно, дожил тот ремень до распада СССР или нет? Я бы многое отдал, чтобы это узнать. Не удивлюсь, если окажется, что его и теперь носит какой-нибудь сержант Российской армии.
Немного отступая от темы, не могу не вспомнить еще об одной кожаной вещи, которую я также обрел на срочной службе. Как-то в куче разнообразного хлама, скопившегося в ротной каптерке за долгие годы, я увидел темно-коричневый бумажник. Пустой, конечно. Но денег внутри я найти и не ожидал, посему никакого разочарования не испытал. А вот очарование…
Чувствовалось, что находка была даже старше пресловутого сержантского ремня. Однако вовсе не потому, что бумажник стал ветхим. Слегка износилась (совсем чуть-чуть, дырочка была воистину микроскопической) на одном из углов только шелковая подкладка. Да изображенный на поверхности фрагмент старой Риги чуть стерся, напоминая в этом состоянии ценные древние фрески. Зато в ладони бумажник сразу улегся так уютно, что не хотелось выпускать. Приятно было ощущать пальцами благородную кожу, от времени ставшую мягкой, но при этом не утратившую упругости. Как-то сразу было понятно, что вещь воистину качественная, которой никакие подтверждающие знаки и сертификаты априори не требуются.
В этом бумажнике я хранил сначала свое сержантское денежное довольствие, потом, прибыв с ним на «гражданку», складывал туда же студенческую стипендию, затем зарплату… Советские дензнаки при этом перегибались пополам, но это было ничего. Когда исчезли из обращения железные монеты, в предназначенном для них внутреннем кошелечке, защелкивавшемся на особую кнопочку (кстати, также исправно и крепко державшуюся), я хранил всякую мелочевку типа проездных билетов. И неизменно наслаждался каждый раз, когда доставал бумажник из кармана. Просто от прикосновения к на редкость ладному предмету.
И сейчас помню месяц и год, когда я лишился маленького любимца. Август 1993-го. Бумажник спер вместе с джинсовой курткой, висевшей на вешалке в коридоре, какой-то ублюдок, с улицы через окно попросивший стакан воды у хозяйки квартиры, где я был в гостях. В кошельке было не очень много денег, сама куртка стоила, наверное, раз в сто дороже моего заслуженного портмоне. Но жалел я больше всего именно о нем. Ни до, ни после этого бумажника у меня не было. Хотя потом мне их пару-тройку раз дарили. Новенькие, остро пахнущие кожей. Дорогие. И ни один в итоге так и не прижился - до сих пор таскаю наличность просто в кармане.
Ну, ладно. Теперь стоит рассказать о пятом по счету моем ремне. Он пришел ко мне вместе с первыми после армии джинсами. Из доармейских, самых первых фирменных, я попросту вырос. Довольно клевые, между прочим, «джины» стали следствием поездки в Клайпеду. Продавались они вместе с ремешком, снабженным медной бляшкой, на которой было оттиснуто название фирмы. Сам поясок был матерчатым, с продольными полосками белого, синего и красного цветов. Выглядело вполне стильно, но не так чтобы очень круто. А именно круто и требовалось, так как, вернувшись с армейской службы, я вновь окунулся в предшествовавшее ей увлечение рок-музыкой. На пике популярности был хэви-метал. Прикид у его исполнителей был соответствующий - с массой металлических аксессуаров. В том числе и на ремнях. Товарным изобилием магазины по-прежнему не баловали, поэтому, когда в одной из галантерей я наткнулся на широченный - в две ладони черный пояс, то долго не раздумывая, приобрел его. Ремень смахивал не женский, хотя и застегивался на нужную сторону. Кроме того, он тоже был из искусственной кожи. Но ширина все эти недостатки компенсировала с лихвой - прочие ремненосцы в нашей тусовке по этому поводу мне дико завидовали. А когда я, проявив армейскую смекалку, накупил в военторге на проспекте Мира звездочек на погоны старшего офицерского состава и в три ряда усеял ими сомнительный кушак, он вообще стал предметом искреннего восхищения собратьев по увлечению. Одно только было неудобно - ремень оказался коротковат и с трудом сходился на моей уплотнившейся вследствие регулярного и калорийного военного питания талии. Зато я частенько давал его кому-нибудь из приятелей, чтобы и тот покрасовался перед немногочисленными в «металлической» тусовке девушками. Блин, до сих пор не знаю, кто именно в итоге «заиграл», несомненно, один из первых образчиков калининградского апгрейда советского ширпотреба… А вот «фьюсовский» ремешок мне прослужил еще долго, пока не протерся до нитяной основы. Его остатки, наверное, и сейчас затеряны где-то в гардеробной глубине.
О следующем ремне не могу сказать ничего ни плохого, ни хорошего. Не потому, что не хочу, а просто в силу того, что практически ничем он мне не запомнился. Кажется, купил я его как-то походя, без ажиотажа - магазины к тому моменту наполнились широким ассортиментом. Часто джинсы я носил и вовсе без ремня, тем более, эпоха мобильных телефонов еще не пришла. Да что там, не было даже пейджеров! И, видимо, именно появлению у меня такого аппарата я и был обязан вынужденным приобретением незапомнившегося ремня. Но судьба его получилась по-своему любопытной.
Очередным моим увлечением стало историческое фехтование. В реконструкторском клубе, куда я попал, воссоздавали воинов XIII века. А их непременным атрибутом был щит. А щит требовалось каким-то образом держать. Под ладонь мне сделали железную скобу, но нужен был еще и ремень, под который просовывалось предплечье.
- Сходи поищи на «барахолке», - посоветовали опытные товарищи.
Я пошел. Было это в славном городе Инстербурге. По местному «блошиному рынку», вполне официально именовавшемуся «Полем чудес», я бродил недолго. Потому что недалеко от входа наткнулся на нужный мне товар. Бывший в употреблении ремень особенно не разглядывал, отдав за него совершенно смешную сумму, рублей десять, кажется. А что его было разглядывать, коли он все равно предназначался в работу?
Однако когда я радостно притащил ремень в мастерскую и ко мне требовательно протянул руку оружейник, мне почему-то вдруг стало жалко выпускать случайную покупку из рук. Повторилась история с давно утраченным бумажником. Ремень оказался изрядно поношенным, очень простым, но… именно своей гениальной простотой и подкупавшим. Причем это моментально отметили все окружающие.
- Ты смотри, какой красавец, - удивленно протянул друг, с одобрением пробуя качество материала.
К тому же, выяснилось, что сделан ремень из очень добротной кожи. Затруднились только определить, из какой именно - одни утверждали, что из телячьей, другие стояли за свиную. Сам я склонялся к последнему варианту.
В любом случае на щит пошел тот самый, «никакой» пояс. А этот, купленный на черняховской «толкучке» я ношу до сих пор. Скоро десятый год пойдет, как. Ремень еще больше потерся, но остается очень крепким. А главное, удобным. А еще главнее, что он мне очень по душе. И я ни за что никогда не выброшу его, наверное, даже когда он придет в окончательную негодность. О возможной замене даже думать не хочется, пусть она будет позолоченной. Ведь еще великий сказочник, умевший видеть волшебное даже в обыденных вещах, верно подметил, что позолота сойдет, а свиная кожа останется.
Ничего особенного ременный мой первенец из себя не представлял: обычное изделие какой-то там N-ской (не потому что секретная, просто забыл, какой именно) фабрики. Одинарный, то бишь, с одной… хм, до сих пор не знаю, как правильно называется эта деталь. В общем, та, что вставляется в дырки на ремне. Черного цвета. И сработанный из какого-то сомнительного материала. Может, даже из кожи, что уже было довольно большой удачей во времена тотального дефицита. Но из кожи низкого качества, ибо очень быстро он поддался влиянию основной брючной петли. Да, той, которая находится аккурат над копчиком. Прогиб в этом месте сохранялся, даже когда ремень вытягивался из брюк, став, таким образом, особой приметой данного образчика мужского пояса.
Впрочем, вскоре на ремне появились и другие специфические дополнения, на сей раз обусловленные сугубо субъективными причинами. Дело в том, что на меня накатила первая волна увлечения музыкой. Конкретнее - роком. Еще конкретнее - в его наиболее тяжелом на тот момент варианте. Подсмотрев, опять-таки, не вспомню, где именно, фрагменты одеяния тогдашних рокеров, я обратил внимание на их ремни, украшенные роскошно блестевшими заклепками (или клепками, не знаю, как будет правильнее). Упомянутая деталь, между прочим, также была редкостью в стране развитого социализма. Во всяком случае, в свободной продаже ее никто никогда не видел. Поэтому неудивительно, что жертвой подростковой страсти в моем случае пал мой же школьный портфель. Точнее, сумка через плечо - тогда было принято таскать учебники именно в такой емкости. Она лишилась всех своих пяти клепок-заклепок, установленных на днище, дабы предохранить его от преждевременного износа. «Все равно на асфальт сумку ставлю редко, - рассуждал я, орудуя плоскогубцами. - А о пол вряд ли протрется».
Увы, как я уже сказал, нужных деталей было всего пять - четыре по углам и одна посредине днища. Обдирать портфели сверстников или младшеклассников мне не позволяли физические кондиции и еще больше - домашнее воспитание. В общем, я постарался распределить мой скудный ресурс более или менее равномерно на протяжении поверхности ремня. И не очень комплексовал, когда медные выпуклости окислились и позеленели.
В старших классах на подмогу уже изрядно обветшавшему любимцу прибыл приобретенный заботливыми родителями новичок. Это был ремень из гладкого кожзаменителя светло-коричневого, почти желтого колера. Причем этот пояс мог похвастаться очень серьезным преимуществом. У него было две штуки, которые вставлялись в дырочки! Ба-а-альшая редкость по тем временам. Внимательно исследовав подарок, я так и не решился «проклепать» его. Во-первых, вдруг стали выпускать суки без металлических предохранителей на дне - социализм досасывал свои последние экономические ресурсы. Можно было, конечно, переставить клепки со старого ремня, но, во-первых, он был еще действующим, во-вторых, было лень возиться, и в-третьих, нежный кожзам мог попросту расползтись от нерасчетной нагрузки. «Ладно, это будет как бы цивильный ремень, а тот - боевой, форменный» - мое решение, безусловно, объяснялось тем, что я успел поднабраться компромиссных настроений, характерных для эпохи застоя. Это на бумаге комсомол был организацией максималистов, а суровая действительность развитого социализма диктовала куда более умеренные тенденции. Как бы то ни было, оба этих ремня благополучно остались на «гражданке», когда пришел срок отдавать конституционный долг Родине.
Те, кому довелось служить строчную, без труда предугадают дальнейшее развитие событий. Как и любой другой салабон, вместе с новенькой «хебешкой» и сапогами я получил и стандартный армейский ремень. «Деревянный», как он характеризовался носителями. То есть, это была не кожа, а некое ее подобие (солдатские сапоги ведь тоже отнюдь не кожаные), призванное сэкономить расходы военного бюджета Отечества, которое уже выбивалось из последних сил, помогая братьям по соцлагерю. Помимо чисто физических неудобств - плохо гнулся, нередко натирал бока и еще чаще трескался, ремень был еще и зверски непрестижен. Всякий уважающий себя воин Советской армии по наступлении положенного срока торопился, пусть даже путем серьезных денежных затрат, обзавестись настоящим кожаным ремнем. По неписаным казарменным законам его разрешалось носить только тем, кто тянул солдатскую лямку больше года.
Мне в этом отношении повезло. По окончании «учебки» получив сержантские лычки на погоны, я прибыл в новую часть и там уходивший на заслуженный дембель мой предшественник сделал широкий жест: вместе со взводом бойцов передал мне и свой «кожан». Который сам некогда получил по наследству от другого сержанта. Вообще, бог весь сколько призывов успел пережить сей долгожитель кожевенной промышленности. Во всяком случае, он имел благородные морщины и потертости, которые знающему человеку говорили очень многое. А самой яркой его особенностью была надпись на внутренней, прилегавшей к телу и потому обычно не видимой офицерам стороне. «Никто не обнимал меня так крепко, как ты!» - гласил выполненный обычной шариковой ручкой лозунг, каждая черточка которого заботливо обновлялась по мере выцветания или вытирания. Ну, крепость объятий тут была скорее художественным преувеличением - кожаный ремень не принято было носить туго затянутым. Градус его обвислости, опять-таки, зависел от армейского стажа - чем последний был больше, тем ниже спускалась выгнутая горбом бляха, пока не оказывалась (высший шик!) практически на том месте брюк, которое скрывало первичные половые признаки ремнеобладателя.
Было чертовски жалко расставаться с реликвией, которую носил на себе полтора года подряд. (Забегая немного вперед, я вообще привязываюсь к вещам, особенно удобным и полюбившимся по иным причинам.) Но традиции вооруженных сил святы, а парадная форма демобилизованного из их рядов ветерана, если на ногах у него не сапоги, а ботинки, поясного ремня не предусматривает. И я торжественно вручил пояс парню, пришедшему на смену уже мне. Вот интересно, дожил тот ремень до распада СССР или нет? Я бы многое отдал, чтобы это узнать. Не удивлюсь, если окажется, что его и теперь носит какой-нибудь сержант Российской армии.
Немного отступая от темы, не могу не вспомнить еще об одной кожаной вещи, которую я также обрел на срочной службе. Как-то в куче разнообразного хлама, скопившегося в ротной каптерке за долгие годы, я увидел темно-коричневый бумажник. Пустой, конечно. Но денег внутри я найти и не ожидал, посему никакого разочарования не испытал. А вот очарование…
Чувствовалось, что находка была даже старше пресловутого сержантского ремня. Однако вовсе не потому, что бумажник стал ветхим. Слегка износилась (совсем чуть-чуть, дырочка была воистину микроскопической) на одном из углов только шелковая подкладка. Да изображенный на поверхности фрагмент старой Риги чуть стерся, напоминая в этом состоянии ценные древние фрески. Зато в ладони бумажник сразу улегся так уютно, что не хотелось выпускать. Приятно было ощущать пальцами благородную кожу, от времени ставшую мягкой, но при этом не утратившую упругости. Как-то сразу было понятно, что вещь воистину качественная, которой никакие подтверждающие знаки и сертификаты априори не требуются.
В этом бумажнике я хранил сначала свое сержантское денежное довольствие, потом, прибыв с ним на «гражданку», складывал туда же студенческую стипендию, затем зарплату… Советские дензнаки при этом перегибались пополам, но это было ничего. Когда исчезли из обращения железные монеты, в предназначенном для них внутреннем кошелечке, защелкивавшемся на особую кнопочку (кстати, также исправно и крепко державшуюся), я хранил всякую мелочевку типа проездных билетов. И неизменно наслаждался каждый раз, когда доставал бумажник из кармана. Просто от прикосновения к на редкость ладному предмету.
И сейчас помню месяц и год, когда я лишился маленького любимца. Август 1993-го. Бумажник спер вместе с джинсовой курткой, висевшей на вешалке в коридоре, какой-то ублюдок, с улицы через окно попросивший стакан воды у хозяйки квартиры, где я был в гостях. В кошельке было не очень много денег, сама куртка стоила, наверное, раз в сто дороже моего заслуженного портмоне. Но жалел я больше всего именно о нем. Ни до, ни после этого бумажника у меня не было. Хотя потом мне их пару-тройку раз дарили. Новенькие, остро пахнущие кожей. Дорогие. И ни один в итоге так и не прижился - до сих пор таскаю наличность просто в кармане.
Ну, ладно. Теперь стоит рассказать о пятом по счету моем ремне. Он пришел ко мне вместе с первыми после армии джинсами. Из доармейских, самых первых фирменных, я попросту вырос. Довольно клевые, между прочим, «джины» стали следствием поездки в Клайпеду. Продавались они вместе с ремешком, снабженным медной бляшкой, на которой было оттиснуто название фирмы. Сам поясок был матерчатым, с продольными полосками белого, синего и красного цветов. Выглядело вполне стильно, но не так чтобы очень круто. А именно круто и требовалось, так как, вернувшись с армейской службы, я вновь окунулся в предшествовавшее ей увлечение рок-музыкой. На пике популярности был хэви-метал. Прикид у его исполнителей был соответствующий - с массой металлических аксессуаров. В том числе и на ремнях. Товарным изобилием магазины по-прежнему не баловали, поэтому, когда в одной из галантерей я наткнулся на широченный - в две ладони черный пояс, то долго не раздумывая, приобрел его. Ремень смахивал не женский, хотя и застегивался на нужную сторону. Кроме того, он тоже был из искусственной кожи. Но ширина все эти недостатки компенсировала с лихвой - прочие ремненосцы в нашей тусовке по этому поводу мне дико завидовали. А когда я, проявив армейскую смекалку, накупил в военторге на проспекте Мира звездочек на погоны старшего офицерского состава и в три ряда усеял ими сомнительный кушак, он вообще стал предметом искреннего восхищения собратьев по увлечению. Одно только было неудобно - ремень оказался коротковат и с трудом сходился на моей уплотнившейся вследствие регулярного и калорийного военного питания талии. Зато я частенько давал его кому-нибудь из приятелей, чтобы и тот покрасовался перед немногочисленными в «металлической» тусовке девушками. Блин, до сих пор не знаю, кто именно в итоге «заиграл», несомненно, один из первых образчиков калининградского апгрейда советского ширпотреба… А вот «фьюсовский» ремешок мне прослужил еще долго, пока не протерся до нитяной основы. Его остатки, наверное, и сейчас затеряны где-то в гардеробной глубине.
О следующем ремне не могу сказать ничего ни плохого, ни хорошего. Не потому, что не хочу, а просто в силу того, что практически ничем он мне не запомнился. Кажется, купил я его как-то походя, без ажиотажа - магазины к тому моменту наполнились широким ассортиментом. Часто джинсы я носил и вовсе без ремня, тем более, эпоха мобильных телефонов еще не пришла. Да что там, не было даже пейджеров! И, видимо, именно появлению у меня такого аппарата я и был обязан вынужденным приобретением незапомнившегося ремня. Но судьба его получилась по-своему любопытной.
Очередным моим увлечением стало историческое фехтование. В реконструкторском клубе, куда я попал, воссоздавали воинов XIII века. А их непременным атрибутом был щит. А щит требовалось каким-то образом держать. Под ладонь мне сделали железную скобу, но нужен был еще и ремень, под который просовывалось предплечье.
- Сходи поищи на «барахолке», - посоветовали опытные товарищи.
Я пошел. Было это в славном городе Инстербурге. По местному «блошиному рынку», вполне официально именовавшемуся «Полем чудес», я бродил недолго. Потому что недалеко от входа наткнулся на нужный мне товар. Бывший в употреблении ремень особенно не разглядывал, отдав за него совершенно смешную сумму, рублей десять, кажется. А что его было разглядывать, коли он все равно предназначался в работу?
Однако когда я радостно притащил ремень в мастерскую и ко мне требовательно протянул руку оружейник, мне почему-то вдруг стало жалко выпускать случайную покупку из рук. Повторилась история с давно утраченным бумажником. Ремень оказался изрядно поношенным, очень простым, но… именно своей гениальной простотой и подкупавшим. Причем это моментально отметили все окружающие.
- Ты смотри, какой красавец, - удивленно протянул друг, с одобрением пробуя качество материала.
К тому же, выяснилось, что сделан ремень из очень добротной кожи. Затруднились только определить, из какой именно - одни утверждали, что из телячьей, другие стояли за свиную. Сам я склонялся к последнему варианту.
В любом случае на щит пошел тот самый, «никакой» пояс. А этот, купленный на черняховской «толкучке» я ношу до сих пор. Скоро десятый год пойдет, как. Ремень еще больше потерся, но остается очень крепким. А главное, удобным. А еще главнее, что он мне очень по душе. И я ни за что никогда не выброшу его, наверное, даже когда он придет в окончательную негодность. О возможной замене даже думать не хочется, пусть она будет позолоченной. Ведь еще великий сказочник, умевший видеть волшебное даже в обыденных вещах, верно подметил, что позолота сойдет, а свиная кожа останется.