Shit happens
А с помощью спасительной пятиминутки самолюбования спасалась я вот от каких мыслей: у меня умирает пациентка.
Это не та ситуация, когда человек подошел к терминальной стадии длительного тяжелого заболевания, так что умирать сейчас - это вполне закономерно. И у пациентки не было ничего такого, от чего она должна была бы умереть прямо в ближайшее время - у нее было что-то такое, от чего умирают, ну, через несколько лет после манифестации. Она пришла к нам своими ногами, а сейчас она на ИВЛ, в постоянном медикаментозном сне, с медикаментозной поддержкой гемодинамики, медленно ухудшающимися функциями органов и с такой картиной на КТ грудной клетки, какую можно исчерпывающе описать одним емким словом, которого, однако, я в своей речи стараюсь избегать.
И вишенка на торте: при бронхоскопии - гной, гной, гной во всех отделах.
И вот мы оказываемся в такой ситуации, когда: а) диагноз и последовательность событий, приведшая к нынешнему состоянию, нам не совсем ясны; б) а вот прогноз, по сути, ясен; в) точка невозврата, по-видимому, уже пройдена, так что что бы ни пускали сейчас по вене, это, скорее всего, не поможет.
По этому поводу меня постоянно исподволь гложет некое очень неприятное чувство, больше всего напоминающее, наверное, чувство вины, немножко гасимое внутренними самооправдательными монологами - и раздуваемое вновь монологами самообвинительными. С одной стороны, совершенно очевидно, что данный клинический случай - далеко не пример идеальной и безукоризненной работы врачей и медицинской организации. С другой стороны, довольно понятно, что идеал существует лишь умозрительно, а в реальности без косяков и косячков не бывает. С третьей стороны, очень уж легкомысленно объяснять смерть целого человека "невинными огрехами", без которых в жизни нельзя обойтись. С четвертой стороны, на самом деле мы не знаем, какую роль наши косяки сыграли в том, что все сложилось именно так, как сложилось. Да и с пятой - насколько в действительности субъективны те недочеты и, соответственно, в какой мере мы контролировали происходящее и могли предотвратить такой исход? Нет ответа.
Мне вспоминаются мой пост годичной давности на тему врачебных ошибок. Я тогда еще даже не получила диплома, а уже вовсю рассуждала о мере ответственности врача за смерть пациента - и я врача от ответственности освобождала. А сейчас я перечитываю и не могу понять: я могу верить сама себе, тому, что я там написала? Вроде, никто мне тогда не ответил: ты, девочка, лезешь туда, в чем ни капли не смыслишь, садись-ка обратно за учебники. Вроде, большинство врачей со мной согласились тогда, хотя я бесстрашно отправила пост на суд суровых взрослых Киллеров. Но почему же тогда мне самой сейчас так непросто это принять? Чтобы без тяжести на сердце?
Я не думаю, что я или мой ассистент действительно по-настоящему виноваты, то есть проявили халатность. Мы старались, как могли, мы обращались к старшим коллегам, мы продолжаем работать и сейчас, когда уже мало верим, что это поможет - но ведь казуистики никто не отменял. Вдруг ведь? Но когда я пытаюсь утешить себя и убедить, что все было сделано правильно, меня не покидает ощущение, что я совершаю сделку с совестью.
Если перебирать события и по цепочке углубляешься все дальше в прошлое, встречается бесконечное множество ветвлений типа "вот если бы тогда...". И задним числом кажется, что все могло бы быть по-другому, если бы мы поступили иначе, что можно было сделать что-то еще. Или нельзя было? Или мы не могли бы поступить иначе? Я не знаю.
...
Обычно, отпуская свободно течь свои мысли, в конце потока сознания я все же стараюсь сделать для себя какой-то вывод, чтобы мысли эти не были ненаправленными и бесплодными. Но сейчас я не знаю, что себе отвечать на эти вопросы, не знаю, что делать дальше со своими эмоциями. Нужно больше времени, нужно больше информации, чтобы разобраться в происходящем. И нужна помощь, хотя я к этому и не привыкла.
Я в тупике. Наверное, лучше подумать об этом завтра.
Это не та ситуация, когда человек подошел к терминальной стадии длительного тяжелого заболевания, так что умирать сейчас - это вполне закономерно. И у пациентки не было ничего такого, от чего она должна была бы умереть прямо в ближайшее время - у нее было что-то такое, от чего умирают, ну, через несколько лет после манифестации. Она пришла к нам своими ногами, а сейчас она на ИВЛ, в постоянном медикаментозном сне, с медикаментозной поддержкой гемодинамики, медленно ухудшающимися функциями органов и с такой картиной на КТ грудной клетки, какую можно исчерпывающе описать одним емким словом, которого, однако, я в своей речи стараюсь избегать.
И вишенка на торте: при бронхоскопии - гной, гной, гной во всех отделах.
И вот мы оказываемся в такой ситуации, когда: а) диагноз и последовательность событий, приведшая к нынешнему состоянию, нам не совсем ясны; б) а вот прогноз, по сути, ясен; в) точка невозврата, по-видимому, уже пройдена, так что что бы ни пускали сейчас по вене, это, скорее всего, не поможет.
По этому поводу меня постоянно исподволь гложет некое очень неприятное чувство, больше всего напоминающее, наверное, чувство вины, немножко гасимое внутренними самооправдательными монологами - и раздуваемое вновь монологами самообвинительными. С одной стороны, совершенно очевидно, что данный клинический случай - далеко не пример идеальной и безукоризненной работы врачей и медицинской организации. С другой стороны, довольно понятно, что идеал существует лишь умозрительно, а в реальности без косяков и косячков не бывает. С третьей стороны, очень уж легкомысленно объяснять смерть целого человека "невинными огрехами", без которых в жизни нельзя обойтись. С четвертой стороны, на самом деле мы не знаем, какую роль наши косяки сыграли в том, что все сложилось именно так, как сложилось. Да и с пятой - насколько в действительности субъективны те недочеты и, соответственно, в какой мере мы контролировали происходящее и могли предотвратить такой исход? Нет ответа.
Мне вспоминаются мой пост годичной давности на тему врачебных ошибок. Я тогда еще даже не получила диплома, а уже вовсю рассуждала о мере ответственности врача за смерть пациента - и я врача от ответственности освобождала. А сейчас я перечитываю и не могу понять: я могу верить сама себе, тому, что я там написала? Вроде, никто мне тогда не ответил: ты, девочка, лезешь туда, в чем ни капли не смыслишь, садись-ка обратно за учебники. Вроде, большинство врачей со мной согласились тогда, хотя я бесстрашно отправила пост на суд суровых взрослых Киллеров. Но почему же тогда мне самой сейчас так непросто это принять? Чтобы без тяжести на сердце?
Я не думаю, что я или мой ассистент действительно по-настоящему виноваты, то есть проявили халатность. Мы старались, как могли, мы обращались к старшим коллегам, мы продолжаем работать и сейчас, когда уже мало верим, что это поможет - но ведь казуистики никто не отменял. Вдруг ведь? Но когда я пытаюсь утешить себя и убедить, что все было сделано правильно, меня не покидает ощущение, что я совершаю сделку с совестью.
Если перебирать события и по цепочке углубляешься все дальше в прошлое, встречается бесконечное множество ветвлений типа "вот если бы тогда...". И задним числом кажется, что все могло бы быть по-другому, если бы мы поступили иначе, что можно было сделать что-то еще. Или нельзя было? Или мы не могли бы поступить иначе? Я не знаю.
...
Обычно, отпуская свободно течь свои мысли, в конце потока сознания я все же стараюсь сделать для себя какой-то вывод, чтобы мысли эти не были ненаправленными и бесплодными. Но сейчас я не знаю, что себе отвечать на эти вопросы, не знаю, что делать дальше со своими эмоциями. Нужно больше времени, нужно больше информации, чтобы разобраться в происходящем. И нужна помощь, хотя я к этому и не привыкла.
Я в тупике. Наверное, лучше подумать об этом завтра.