"Жизнь Адель"
Хорошо, что у всех разный уровень культурного восприятия и даже после просмотра одного и того же фильма или прочтения одной и той же книги у людей остаются разные мнения, которыми они могут обмениваться или просто держать при себе.
О том, что "Жизнь Адель" - лауреат Каннского кинофестиваля, я узнал уже после просмотра. Вспомнил, что специально для "Кинохода" Андрей Плахов писал рецензию, а он абы о чём обычно не пишет. Впрочем, даже вспомнив о том, что Плахов написал заметку, читать я её сразу же не стал. Не хотел до поры, до времени, чтобы в мой собственный мыслительный бульон кто-то добавлял свои корнеплоды.
Фильм, конечно же, прекрасен тем, что не оставляет таки равнодушным. Есть такая позиция, что неважно, какие эмоции вызывает в тебе искусство (или то, что им называется), ведь его задача - вызывать эмоции в принципе. Увы, моя точка зрения отличается от подобной. Если наступить в кучу дерьма, то мало кто сохранит покерфейс и пойдёт дальше, свистя "Калинку". Эмоции есть? Есть. Искусство? С этим сложнее. Хотя вроде бы исходное и создано человеком. Так что искусство призвано удовлетворять какие-то эстетические потребности, зачастую, быть может, неформализованные, но всё же имеющиеся. И тут уже у каждого свой слой, до которого может добраться создатель произведения. Мой кора, судя по всему, толще, поскольку Абделатиф Кешиш не добрался до глубин, где начинается шевеление души и прекращается фактический анализ. Так что ниже будет анализ того, что я увидел за три часа просмотра. Хронометраж тоже был предметом удивления, поскольку часа через полтора от начала я радостно предвкушал скорое окончание, а через два полез в смартфон выяснять, сколько же времени идёт лента. Результат меня не обрадовал.
Три часа нам относительно честно показывают жизнь некой французской особы по имени Адель. Наши прокатчики оставили оригинальное название, обойдясь без сомнительных добавок аля "Жизнь Адель: поиски себя" или "Жизнь Адель: макароны против устриц". В английском прокате фильм назвали "Голубой - самый тёплый цвет". Выйдя из зала, я не был уверен, что мне нужно было знать показанную жизнь. Она как бы ничем не примечательна. Перед нами предстаёт молодая особа, как раз заканчивающая школу. Характерная особенность этой особы - патологические отоларингологические проблемы. Хотя в фильме это никак не показано, но постоянно открытый рот говорит, видимо, о том, что есть проблемы с дыханием, а полубессмысленный взгляд - о том, что, видимо, что-то внутри головы давит куда-то, мешая перестать быть унылой рыбой. Хотя, конечно, я допускаю возможность, что нам показан типичный представитель современной французской молодёжи. Запад, стало быть, загнил. Самое начало фильма подаёт надежду на то, что главный герой будет интересен. Мальчику-однокашнику Адель рассказывает о больших философских книгах, которые она читает, но на протяжении фильма хоть каких-то собственных мыслей, увы, не изрекает. Целиком и полностью Адель следует течению жизни, вроде бы и пытаясь разобраться в себе, но отсутствие разума и сознания ведёт её самым простым путём, прославленным ещё древними племенами: "в жизни есть только три удовольствия: есть мясо, скакать на мясе и втыкать мясо в мясо". Скакать на мясе в современном мире особо не приходится, так что Адель следует по упрощённому варианту. У неё есть секс, в котором хватает своей неопределённости хотя бы относительно ориентации и есть еда: те самые макароны и устрицы. Только в эти моменты что-то зажигается в её сознании. Но что должно зажечься в моём - большой вопрос. Возможно, мир Адель - мир пасты, а мир Эммы специализируется по устрицам и эта сословная разница в еде подчёркивает разницу и между девушками. Но я не готов копать так глубоко, ибо демоны слишком часто ищут там, где не прятали. Нагородить огород домыслов "автор хотел сказать именно это" легко и просто, но фильм за пределами мистики, как за пределами мистики эпический гном, чего не скажешь о рецензии на него. Поэтому о буквальном, о плотском.
Секс показан настолько честно, насколько это, видимо, возможно. Если две героини сплелись клубком и у каждой нос зажат между ягодиц второй, то вполне можно догадаться, как именно происходит обмен жидкостями между телами. Охи-ахи, все прелести и техники лесбийской любви - всё вынесено на экран. Кому там чего приходит в голову при просмотре - дело неведомое. Мне пришло в голову, что язык режиссёра чрезвычайно беден и через демонстрацию плотского он только лишь раскрывает свои собственные желания; эмоциональноя составляющая при этом не затрагивается. 40 лет назад на экраны вышел фильм "Последнее танго в Париже". Бертолуччи без столь буквальных демонстраций оказался в состоянии показать сцену так, что Брандо с ним 20 лет не разговаривал, Шнайдер до конца жизни не ела сливочное масло, а самого Бертолуччи лишили гражданских прав в Италии. Здесь же - сцена на уровне повсеместно доступного лесбийского порно. Не запоминается ничем, кроме цвета волос Эммы.
Пустая жизнь, пустая героиня, пустое кино. Если заменить Эмму на персонажа мужского пола, то фильм вообще окажется проходным, на который никто и смотреть не стал бы. Но гомо сейчас в моде, в почёте, так что почти любые размышления на эту тему могут считаться артхаусом. В странном и перевёрнутом мире мы сейчас живём. Курение на экране находится под запретом, поскольку подаёт дурной пример подрастающему поколению и угрожает здоровью нации; в каждом американском фильме политкорректно должен быть негр чернокожий, иначе будут обвинять в расизме. То, что раньше считалось нормой, становится табуированным, а табуированное - публично демонстрируемым. Мы насмотримся, наиграемся со всеми имеющимися сейчас запретами и, очень надеюсь, вернёмся к ценностям, о которых по-прежнему написано в очень старых книгах.