C белой армией в Сибири
23.10.2000 Лэтчфорд Е.У.
Оригинальная публикация: E. W. Latchford. With the White Russians. 1933. Перевод и комментарии - В. Крупник
Капитан австралийской армии Е. У. Лэтчфорд был участником Первой Мировой войны, получившим за боевые заслуги Военный Крест. После окончания войны он провел некоторое время в Месопотамии, а в конце 1918 года был направлен в Сибирь для несения службы в Британской военной миссии. Об этом периоде своей жизни он написал воспоминания, представляющие большой исторический интерес. Со многими его высказываниями можно не соглашаться, однако, читая написанное этим наблюдательным человеком, в который раз приходишь к выводу, что интервенция недавних союзников России и их поддержка Белого дела в годы Гражданской войны были обречены на провал, и это вмешательство во внутренние дела России могло лишь отсрочить крах антибольшевистского движения. Более того, интервенция не могла вызвать к жизни ничего другого, кроме подъема патриотических чувств у большинства населения России и желания положить конец присутствию иностранцев на своей земле. Впрочем, прочитав воспоминания Е. У. Лэтчфорда, читатели наверняка смогут сделать собственные выводы.
***
Нам, новичкам, было довольно интересно оказаться во Владивостоке. Все союзные страны, казалось, были представлены подразделениями того или иного размера, даже Cербия и Румыния. Все смешалось, и было нелегко понять сложившую ситуацию. Все «союзники» следили друг за другом довольно пристально, особенно японцы и американцы.
В 1918 году капитан Джон Уорд прибыл из Гонконга с Миддлсексcким батальоном, который был позднее отправлен обратно. Таким образом, за исключением артиллерийского отряда с военного корабля «Suffolk» и нашей миссии, в районе не было британских войск. Миссия состояла из 250 офицеров и примерно такого же количества младших офицеров. Многие провели по четыре года в плену, и им была предоставлена возможность остаться на службе еще на какое-то время. Все они, за редкими исключениями, были отличными ребятами и были полны историй о раннем периоде войны и условиях жизни в Германии. Будучи единственным австралийским офицером, я привлекал к себе определенное внимание и мне приходилось постоянно рассказывать о нашей армии. Многие из ранее побывавших в плену у немцев, к несчастью, попали в плен к большевикам тогда, когда наши усилия потерпели крах, и им пришлось пережить еще одно заключение.
Итак, мы были среди белогвардейцев. На наш взгляд, ничто не отличало «белых» от «красных», и это оставалось проблемой на протяжении всей кампании. Все было другим по сравнению с тем, что мы привыкли видеть на прежних фронтах, где каждый знал, что «там» или «в том направлении» находится враг. Даже в Персии мы обычно могли распознать, кто является нашим противником. В Сибири враждующие стороны расположились по обе стороны условного «фронта», но боевые действия происходили вдоль всей линии железной дороги, протягивающейся от европейского склона Урала до побережья Тихого океана (более 4000 миль).
Поезда спускали под откос и атаковали, станции и военные посты подвергались нападениям, и очень трудно было определить, «кто есть кто». Сибирь - страна таких огромных расстояний и с таким редким населением, что на практике войска могли действовать только близ железной дороги, за исключением самой «прифронтовой полосы». Необъятные леса и обширные степи составляли основную часть местного ландшафта. Политическая и международная ситуация были все время довольно трудными, но, будучи солдатами, мы, главным образом, были озабочены тем, как лучше делать свое дело...
<...>
В то время, как мы были в Иркутске, дела на «фронте» шли не очень хорошо, а с наступлением весны (1919 года - В. К.) удача окончательно отвернулась от Белого правительства. Пока части Северного экспедиционного корпуса вели боевые действия, белые постепенно наступали, но с выводом этого контингента союзников положение существенно изменилось. (Лэтчфорд явно преувеличивает значение боевых действий на Севере России - В. К.) Белая армия в Сибири была остановлена, фронт прорван и началось отступление. Мы рвались на фронт с русскими частями, но становилось ясно, что фронт сам скоро доберется до нас или пройдет через нас, если мы будем ждать слишком долго. Чехи были сильнейшей составляющей белого фронта, и с их отводом с линии боевых действий все рассыпалось впрах.
Большевики были хорошо организованы (по меньшей мере, для того, чтобы справиться со своими соотечественниками); они действовали по принципу, принятому на вооружение немцами в 1914 году - «ставь свой башмак куда только можешь». Их пропаганда была умелой и эффективной, так что бедный белый солдат был в крайне трудном положении. Часто он не был уверен, насколько можно положиться на соседнюю или собственную часть или даже на своих товарищей, и как скоро после первых же выстрелов они затрубят отбой или поднимут руки. Он знал, что в случае поражения лучшее, что может случиться с ним - это расстрел, а зимой он мог быть уверен в том, что его разденут догола и оставят связанным на морозе в 20-40 градусов. (Мы находили их в таком положении). У офицеров тоже были основания для беспокойства, так как к ним у побеждающих большевиков было особое отношение: К тому же, они не особенно полагались на своих солдат, и были случаи, когда люди, поддавшись пропаганде, подводили своих офицеров и перебегали на сторону противника.
Политическая ситуация была настолько запутанной, что простой русский солдат был не в силах понять, какую цель преследуют союзники в этой войне. Большевики в полную силу использовали печатный станок, как для листовок, так и для денег, и находили возможность распространять свою печатную продукцию вдоль железной дороги у нас в тылу. Одним из их коронных трюков было пародирование известных русских песен. Помнится, я получил приказ о том, что популярная песня «Шахабаня» (Такое название приводит Лэтчфорд - В. К.) занесена в черный список, и что каждый, кто будет замечен в насвистывании, игре или пении этой мелодии, подлежит аресту. Оказалось, что большевики написали новые слова к этой песне специально для белых: «Погон английский, табак японский, правитель омский» (в переводе Лэтчфорда - Russian soldiers were dressed in English clothing, smoked Japanese tоbacco, and were under a dictator from Omsk - В. К.),» - вполне пустяковый с нашей точки зрения, но способной нанести ущерб политической ситуации, так что песня была безжалостно запрещена.
Как-то один русский офицер попросил меня совета насчет своего фельдфебеля, который, по его мнению, не оказывал ему должной поддержки в командовании воинской частью. Офицер не очень хотел доводить дело до разбирательства «на ковре» у начальства. Меня это не касалось, но я стал присматривать за фельдфебелем и заметил, что тот подолгу говорит с солдатами после строевых учений. Как-то я поймал его и прямо сказал, что «он очень много говорит», и что во времена гражданской войны такой недостаток может иметь фатальные последствия. Он хитро посмотрел на меня, а утром исчез, и я уверен, что он был красным. Я не думаю, что испугал его, но он, вероятно, решил, что если «сумасшедший англичанин наехал на него», то пора бежать. В то время, как фронт рассыпался на куски, мы продолжали упорно работать с нашей дивизией для того, чтобы сделать ее боеспособной, но ситуация была, по меньшей мере, очень тревожной.
Капитан Лэтчфорд в Иркутске
Описание наших действий в это период времени заняло бы слишком много места. Поэтому я остановлюсь лишь на некоторых из них. Мы, в частности, пытались заставить русских офицеров присоединиться к солдатам во время разных игр для того, чтобы установить более товарищеские отношения. В русской армии на этот счет существуют представления, отличные от наших, и мы считали, что у них был слишком большой разрыв между чинами: офицеры никогда не беспокоились о своих людях так, как это учили делать нас. Меня раздражало то, как русский солдат стоял по стойке смирно, отдавая честь офицеру на протяжении пяти минут или около того, пока офицер отчитывал его за незначительную ошибку.
Я никогда не забуду, как мы познакомили наше подразделение с футболом. Мы договорились с ротой об игре, сами пришли в майках, шортах и ботинках и обнаружили, что в то время, как солдаты появились в подходящей одежде, офицеры всего лишь избавились от шпор и сабель! Они отказались снять с себя еще что-либо и заметили, что такого в их армии «не положено». Ничего более смешного я в жизни не видел. Каждый австралийский ребенок с малых лет привыкает к играм с мячом, но эти шустрые сибирские ребята, очевидно, раньше никогда не видели мяча. Постепенно они прониклись духом игры и стали получать от нее такое же удовольствие, как и мы. Офицеры стояли в стороне, иногда пытаясь отбить мяч, когда он подкатывался к ним. Рядовой солдат, гонящийся за мячом, становился по стойке смирно в тот момент, когда замечал намерение офицера пнуть мяч. Мы постепенно отучили их от этой привычки и дали понять, что они не на параде, и что лучшим из них является тот, кто первым доберется до мяча и ударит по нему.
После первого футбольного урока русские офицеры затаили на нас обиду, но мы заметили им, что в британской армии офицер должен уметь делать все то, что любой другой человек, и, по возможности, чуть-чуть лучше и быстрее, и что люди это ценят. Нам удалось изменить их представления, но они не любили «смешиваться» с солдатами, хотя иногда офицеры садились рядом с солдатами и ели вместе с ними, что означало немало для людей с их привычками. Нужно понимать, что в России, как и в Германии до войны офицеры были «отдельной расой» и имели неограниченную власть, и их шокировали наши грубоватые привычки.
Русский солдат, по меньшей мере, его сибирский тип, - отличный парень. Веселый, выносливый, отвечающий добром на добро и, определенно, не остолоп. Я не думаю, что какой-либо другой солдат сделал бы большее в тех условиях. Он был вынужден переносить тяготы сибирской зимы в хлопчатобумажном обмундировании, в тонких башмаках и при нехватке шинелей. Одна шинель на шестерых! Британская миссия снабжалась хорошо, и я воспользовался возможностью подарить каждому унтер-офицеру или заслуживающему того солдату трубку и пакет табаку. Это стоило мне моего трехмесячного жалованья, и я часто думал, что смог бы стать командиром дивизии, если бы имел достаточно табаку и трубок!
Они (русские офицеры - В.К.), однако, рассуждали иначе, чем мы. Проводя стрелковые соревнования по окончании обучения группы недавних выпускников Военной Академии, я заметил, что один из них нарушает правила, и, соответственно, присудил приз показавшему следующий за ним результат. Это вызвало большое волнение среди русских офицеров. Они подошли ко мне и стали спрашивать «почему». Я указал, что нарушитель сделал то, что не полагалось, и за счет этого обошел своих товарищей. Они заметили, что это лишь показывает, «насколько тот хитер», и, по их мнению, это было достойным поощрения. Мое мнение о нечестности нарушителя принимать во внимание никак не хотели, и мы так и остались при своих мнениях. Наверное, это вопрос воспитания.
Еще случай: мы выдали одному подразделению полный комплект британского снаряжения и через несколько дней с удивлением услышали о том, что китайские лавочники продают что-то из этого снаряжения. К командиру части обратились с запросом, и он признал, что «двинул» определенные вещи. Его наивное обоснование такого поступка заключалось в том, что «люди привыкли иметь одну майку, одну рубашку и т.д., так что давать им по две было пустым делом, а вырученные деньги были необходимы для нужд полка». Ну что тут скажешь!
<...>
Полностью:
east-front.narod.ru __________
См. также:
- Лэтчфорд Е.У..
C белой армией в Сибири // zaimka.ru.
- Лэтчфорд Е.У..
C белой армией в Сибири // east-front.narod.ru.
- Ernest William Latchford.
WITH THE WHITE RUSSIANS IN SIBERIA // australiarussia.com.
- E. W. Latchford - With the White Russians. "Reveille", vol 6 to 12, August 1933 (pp 26-27) through to vol 7, no. 8, April 1934 (pp 23, 57).