В нашей "жизни для мертвых" мы приехали ради "слабых живых" в городок с помеченными на карте лугами и улицей на Морковке. Этот городок все такой же виноватый: прежде (после Грекова) как Париж или Лондон, теперь же россыпь пирамид у двух гастрономов, "Квартала" и огурцов. А картошка как каштаны на бульваре - ее грядки на Парижской коммуне и в монастырях. Возле церквей все покрывается теремами из автомобилей и велосипедов, музыкой ("конечно, я люблю тебя!") и летним лишенного таинства крещением.
В подвалах Казанской церкви хранятся мешки из магниток ("не может быть, чтобы за тридцать!"), валенок, лаптей и других монгольско-петербургских сувениров.
Жить удобно- узорчатая вязь, дисциплина, прямая осанка, пластиковые окна - окна распахнуты в комнаты со вкусом щей. И даже жалюзи. Около восьми отец заводит красное "Рено", жена и дочь - всегда рядом, бревно под воротами, двери закрываются.
На магазине с "оптикой" можно дописать "ориентализм": ведь никто из них не...
Ориентальное безумие, жара и насморк.
Религиозная идентичность и сборная Германии, круг читаемых текстов и отсутствие желтых карточек, большая длительность - дообеденное утро, короткий 20 век.
Ты пишешь "музей" - в Юрьеве он по вторникам закрыт, по вторникам закрыто и кафе у автостанции. Автобусы и поезда здесь как ландыш в Красной книге. "Музей", лежащий на соседний кровати и 5 июля - самоведческий музей последних лет трех: в нем после торта, гастронома и вина дорожка через мост, пруд, поле (все уже в полумраке от пропажи солнца, но небо еще детское, еще не успевшее заночевать).
Последний автобус до Москвы уехал в 12.50. Юрьев-Польский - городок на час или на вечное заточение (а может быть пропажу?). Хотя Георгиевский собор - нечто укоряющее взор. Шатался с рюкзаком, а оставшиеся два часа сидел на скамейке - "10 дней в Крыму за 10 тысяч", кажется, неподвижно, как сущий. Доплатил 33 рубля, чтобы еще час не сидеть - сидеть в автобусе, электричке, метро; культура сидения, культура аркатурно-колончатого пояса.