Посмотреть на Яндекс.ФоткахБыло это много лет назад накануне Нового года. Мне было почти 18 лет. В доме царила предновогодняя суета, закупались продукты (тогда это надо было делать загодя и "копить" к празднику, складируя в необъятных морозилках). Только и слышалось:"Не трогай!!! Это для гостеЙ!!!" Речь, конечно, прежде всего шла о добытой невероятными усилиями каменно-твердой, восхитительно пахнущей палке сухой салями и священно засунутой в самое далекое нутро холодильника баночке красной икры. Все потаенные углы квартиры были "заминированы" : подарки в нашей семье тщательно прятались до самого боя курантов,причем все, конечно, понимали, кто кладет их под елку, но как-то странно умудряясь не только незаметно положить свои подарки, не столкнувшись ни лбами, ни другими частями тела друг с другом,но и не заметить, кто и когда оставил там же свои заветные коробочки и свертки. Смешно было видеть округлившиеся в страхе мамины глаза, когда я или брат случайно лезли в шкаф за какой-нибудь нужной вещью, и мама нарочито постным голосом говорила: "Не лезь, все перебуробаешь, я сама достану!" И оттирала нас от шкафа.
Были в доме и деньги, так как все зарплаты и премии выплачивались до нового года.
И вот раздался звонок в квартиру. Я открыла дверь ("глазок" мама моя презирала и не хотела вставлять, говоря, что такое разглядывание ставит в неловкое положение того, кто стоИт за дверью. Я, конечно, с ней соглашалась.)За дверью стояла старая, но очень красивая цыганка, за ней - молодая, с грудным ребенком на руках. Они были в чем-то пестром и совсем летнем.
- Красивая, пусти ребеночка перепеленать?
- Да, конечно, заходите, пожалуйста!
Вслед за вышеперечисленными в квартиру вкатились, как горох, пять или шесть чернявых ребятишек разного возраста. И начался какой-то карнавал: кружились и шумели разноцветные юбки, дробно топотали ботинки, громко переговариваясь, семья быстро распределилась по всей немаленькой квартире, не исключая кухню. Хлопали дверцы шкафов, гремела посуда...Голова моя пошла крУгом, и я, чтобы иметь хоть какой-то ориентир, пристроилась к старой цыганке. Она грациозным вихрем носилась по квартире, беря в руки то мамины духи, то серебряную ложку, то теребя рукав папиного немецкого кожаного пальто и...спрашивала:"Можно это взять для детей?"
На что я смущенно отвечала: "Это вообще-то не мое, но, если Вам очень нужно..." Потом я достала из шкафа свою каракулевую новую шубку и сама протянула полуодетой молодой цыганке, которая, сидя на диване, уже кормила грудью свое бледненькое,глядящее осмысленными черными с синевой глазками дитя.Справедливости ради надо сказать, что шубка мне очень не нравилась, было какая-то дубоватая и тяжелая."А завернуть во что?"- спросила молодая мать и посмотрела на бархатную скатерть, в середине которой, закрытое вазой, красовалось чернильное пятно. Я сняла скатерть и молча завернула в нее шубу. И увидела, что вся семья собралась вокруг и молча смотрит. Когда неуклюжий узел был готов, старая цыганка молча подошла ко мне, развернула узел, положила скатерть на место, разгладив жестковатый уже от времени бархат.Потом ее руки сделали какие-то легкие движения над разнокалиберными детьми и на столе появились ложки, деньги, крем, заветные икра и салями и много еще чего... Я оторопела.
Цыганка коротко и страстно что-то сказала - и все семейство исчезло с быстротой, достойной самого Дэвида Копперфильда.Мне почему-то было страшно неловко под ее долгим, бездонно-черным взглядом.Наконец она заговорила.
- У тебя взять - своих детей обездолить.Тебя обидеть - свой род проклясть.
Она быстро двинулась к двери.
- Хочешь, приворожу насмерть твоего парня? Принеси воды стакан, яйцо и платок.
Я, как сомнамбула, повиновалась. Старая цыганка что-то проделала со стаканом, в который разбила яйцо, вернула мне все со словами:
- В полночь вылей за окно.
И вылетела в дверь легким ветром. Я молча собрала вещи, разложила по местам, убрала деньги.
Неловкость быстро сменилась молодым дурным любопытством. И ночью я вылила-таки воду за окно, движимая совсем не желанием вечной любви моего кавалера, а извечным девичьим стремлением заглянуть в непознанное будущее, особенно в святочные дни. Впрочем, это совсем другая история...
Но все эти годы меня занимает вопрос - почему цыганка ничего не взяла и что означали ее слова?