Сонечка (продолжение).
Когда я родила своего крупнокалиберного сына, первым в послеродовую влетел мой дорогой друг Фима (детская областная больница находится рядом с роддомом, стена в стену). Он так бушевал и радовался, так гордился моим сыном, на которого, надо сказать, сбежались смотреть многие медики, - что совершенно ошалевшая санитарка спросила меня строго :"А который отец-то?"
Репетирующий свое будущее отцовство, Фима забросил работу и , пользуясь служебным положением, торчал около меня в роддоме, жаждая участвовать во всех процессах : кормления, пеленания ...Кто помнит обстановку роддома 20-летней давности и ранее? Тот поймет, каково мне было сидеть перед другом в растелешенном виде и заклинать всеми святыми, чтоб он ушел и не смотрел на меня...Но Фима таращил на меня бешеный взор и орал: "Да ты что? Это же я!" Логика была убийственна, я смирилась.
Когда я выписалась домой, друзья пришли к нам и смущенная Лина попросила мое "беременное" платье. Я, конечно, с радостью отдала, и она надела его сразу, задолго до того, как появились хотя бы малые видимые признаки "интересного положения". Так она хотела материнства...
Сонечка родилась крошечной, но сразу всех очаровала ясным, умным и строгим взором. Пока Эллина была в роддоме, многочисленная армия Фиминых друзей так старательно "обмывала" поочередно каждый Сонечкин пальчик, локоток и ноготок, что девочка, наверное, просто светилась чистотой. Чего нельзя было сказать о квартире, превращенной за неделю в некое подобие деревенского клуба периода выборов главы сельсовета. В ночь перед выпиской были мобилизованы две сочувствующие медсестрички - и к утру съемная Фимина квартира из вертепа буйного восторга превратилась в тихую и почти стерильную обитель светлого ожидания.
Никогда не забуду, как готовились к встрече с внучкой два деда, Аарон Павлович и Аркадий Яковлевич. Я, простота святая, открыла им дверь и тороплю, а они пошли в ванную, долго там возились и вышли...Это была, что называется, "картина маслом" : оба в лучших костюмах, в гремящих крахмальных рубашках, при галстуках. И не в носках или тапочках, а в принесенных с собой дубоватых от редкого употребления модельных черных туфлях. Я открыла рот от изумления.. На мой немой вопрос раскрасневшиеся деды нестройно, но бойко выговорили :"Ну как ты не понимаешь! Она же девочка! И первый раз нас увидит!"
И потекли веселые денечки...О, наши бестолковые встречи! О, эти сладкие разговоры за столом! Две интеллектуалки, вытаращив прекрасно-глупые от счастливого материнства глаза, пытают друг друга про каки-пуки своих чад с таким упоением, что их речь кажется рифмованной... Папаши снисходительно курят на кухне...Наконец холерик Фима не выдерживает: "Дамы! Хватит про стул за столом! Поговорите об искЮсстве!"
Врачи сказали, что рождение Сонечки - чудо, и это был единственный шанс...Представляете, как дорога нам всем была эта девочка?
Наши общие друзья , Левитанские, получили новую квартиру. Фима и Лина помогали им привести ее в божеский вид. Но тут Лина заболела - гастрит. Лечение прописал муж - водка с солью. Помогло. Через неделю - все снова, тяжелый гастрит. Опять водка с солью. И опять гастрит! Лина идет на обследование и...диагностируется беременность!!! Выясняется, что у Левитанских они ...клеили обои!!!
Обезумевший от счастья Фима мечтает о сыне. Я его подначиваю : "Нет, не те обои вы клеили, и не там. Надо было нам вторую комнату оклеить, тогда бы сын был!"
В положенный срок родилась толстая, кудрявая, голубоглазая Инночка. Фима, конечно, был страшно рад, но на меня почему-то надулся. А я, недобрая, еще и "вставила лыко в строку": "Что я говорила?" Но у нас в ходу были подобные шуточки. У Фимы, например, любимая присказка была такая: "Ируля, ты дура! Потому что не понимаешь, какая ты умная!" И это всегда громогласно, принародно.
А через год они уехали. Насовсем из страны. И увезли своих золотых девочек. И обездолили нас, так и не нашедших им замены."Отомстили" ... Вслед им понесся врачебный приговор: "Никогда больше"... Да никто и не собирался, в общем... И только я, верная, написала Фиме ерническую былину в русском стиле, где твердо сказала, что на исторической родине будет у них сын...
Прошло немало лет, друзья досыта отведали горького эмигрантского хлеба... Но оба встали на свои места, доказав свою неслучайность на земле обетованной, неласково их встретившей.
Фиме было под 50, когда у него и Лины родился Рон. Сын! Сбылось мое пророчество! А 2 года назад Фима привез Инну и Рона к нам в гости, и дети были совершенно мои, наши...И мы так общались, как будто все эти годы были вместе...
Репетирующий свое будущее отцовство, Фима забросил работу и , пользуясь служебным положением, торчал около меня в роддоме, жаждая участвовать во всех процессах : кормления, пеленания ...Кто помнит обстановку роддома 20-летней давности и ранее? Тот поймет, каково мне было сидеть перед другом в растелешенном виде и заклинать всеми святыми, чтоб он ушел и не смотрел на меня...Но Фима таращил на меня бешеный взор и орал: "Да ты что? Это же я!" Логика была убийственна, я смирилась.
Когда я выписалась домой, друзья пришли к нам и смущенная Лина попросила мое "беременное" платье. Я, конечно, с радостью отдала, и она надела его сразу, задолго до того, как появились хотя бы малые видимые признаки "интересного положения". Так она хотела материнства...
Сонечка родилась крошечной, но сразу всех очаровала ясным, умным и строгим взором. Пока Эллина была в роддоме, многочисленная армия Фиминых друзей так старательно "обмывала" поочередно каждый Сонечкин пальчик, локоток и ноготок, что девочка, наверное, просто светилась чистотой. Чего нельзя было сказать о квартире, превращенной за неделю в некое подобие деревенского клуба периода выборов главы сельсовета. В ночь перед выпиской были мобилизованы две сочувствующие медсестрички - и к утру съемная Фимина квартира из вертепа буйного восторга превратилась в тихую и почти стерильную обитель светлого ожидания.
Никогда не забуду, как готовились к встрече с внучкой два деда, Аарон Павлович и Аркадий Яковлевич. Я, простота святая, открыла им дверь и тороплю, а они пошли в ванную, долго там возились и вышли...Это была, что называется, "картина маслом" : оба в лучших костюмах, в гремящих крахмальных рубашках, при галстуках. И не в носках или тапочках, а в принесенных с собой дубоватых от редкого употребления модельных черных туфлях. Я открыла рот от изумления.. На мой немой вопрос раскрасневшиеся деды нестройно, но бойко выговорили :"Ну как ты не понимаешь! Она же девочка! И первый раз нас увидит!"
И потекли веселые денечки...О, наши бестолковые встречи! О, эти сладкие разговоры за столом! Две интеллектуалки, вытаращив прекрасно-глупые от счастливого материнства глаза, пытают друг друга про каки-пуки своих чад с таким упоением, что их речь кажется рифмованной... Папаши снисходительно курят на кухне...Наконец холерик Фима не выдерживает: "Дамы! Хватит про стул за столом! Поговорите об искЮсстве!"
Врачи сказали, что рождение Сонечки - чудо, и это был единственный шанс...Представляете, как дорога нам всем была эта девочка?
Наши общие друзья , Левитанские, получили новую квартиру. Фима и Лина помогали им привести ее в божеский вид. Но тут Лина заболела - гастрит. Лечение прописал муж - водка с солью. Помогло. Через неделю - все снова, тяжелый гастрит. Опять водка с солью. И опять гастрит! Лина идет на обследование и...диагностируется беременность!!! Выясняется, что у Левитанских они ...клеили обои!!!
Обезумевший от счастья Фима мечтает о сыне. Я его подначиваю : "Нет, не те обои вы клеили, и не там. Надо было нам вторую комнату оклеить, тогда бы сын был!"
В положенный срок родилась толстая, кудрявая, голубоглазая Инночка. Фима, конечно, был страшно рад, но на меня почему-то надулся. А я, недобрая, еще и "вставила лыко в строку": "Что я говорила?" Но у нас в ходу были подобные шуточки. У Фимы, например, любимая присказка была такая: "Ируля, ты дура! Потому что не понимаешь, какая ты умная!" И это всегда громогласно, принародно.
А через год они уехали. Насовсем из страны. И увезли своих золотых девочек. И обездолили нас, так и не нашедших им замены."Отомстили" ... Вслед им понесся врачебный приговор: "Никогда больше"... Да никто и не собирался, в общем... И только я, верная, написала Фиме ерническую былину в русском стиле, где твердо сказала, что на исторической родине будет у них сын...
Прошло немало лет, друзья досыта отведали горького эмигрантского хлеба... Но оба встали на свои места, доказав свою неслучайность на земле обетованной, неласково их встретившей.
Фиме было под 50, когда у него и Лины родился Рон. Сын! Сбылось мое пророчество! А 2 года назад Фима привез Инну и Рона к нам в гости, и дети были совершенно мои, наши...И мы так общались, как будто все эти годы были вместе...