Где-то есть город: Я опять победил! - 65
Он шёл через полуденный город: серый и тоскливый по причине облачного, нахмуренного неба, шёл быстро и извилисто, словно спасаясь от невидимого преследования.
Город тоже был неспокоен, ибо в него с новыми силами вернулся ветер. Неведомо откуда прилетевший, пахнущий грязью и тленом, он терзал деревья, бросал в лицо пригоршни пыли и гнал по улицам клочки бумаги - извечных вестников разрухи, горя и войны.
Ветер ерошил тусклое зеркало луж, ухал железом крыш, скрипел оконными рамами - теми, где стёкол не было, и пел в трубах и щелях о боли, крови и смертях. Но на углу улицы, ведшей к бывшему "Мавзолею", словно смеясь над ним, развевалась лента серпантина, свисавшая из окна.
"Через три дня - Новый Год - отрешённо подумал Сергей Денисович. - Новый ли? И может ли вообще здесь быть хоть что-то новое?"
Но повинуясь то ли воспоминаниям, то ли чему-то вообще неведомому, что иногда толкает нас на странные и нелогичные поступки, Сергей Денисович свернул под арку во двор, до невозможности схожий с тем: сперва - снесённым, а потом - испепелённым двором его детства. Словно здесь, почти здесь, он бегал когда-то, с ребятами играя в "квача", "фантомаса" и "космонавтов"...
- ...Звездолёт "Заря" стартует через пять минут! - раздался звонкий детский голос из глубины двора. - Цель экспедиции - звезда Шедар, известная как Альфа Кассиопеи! По независимому времени наш путь продлится двести пятьдесят лет, поэтому - нам стоит попрощаться с Землёй: сюда мы больше не вернёмся! У нас есть две минуты, после чего - старт!
Всё оборвалось внутри Сергея Денисовича, он бросился бежать на зов, но опоздал: на его глазах люк цистерны старой поливальной машины захлопнулся. Не помня себя и слабо понимая, зачем он это делает, Серёга в один прыжок взлетел на цистерну, рванул на себя люк и заглянул внутрь. Цистерна была пуста.
- Эй, парень, чего забыл? - спросила его дебелая бабища, подошедшая со стороны домов.
- А куда дети делись? - оторопело спросил Серёга.
- А хрен их разберёт, - ответила тётка. - Играются, поди... Далеко не убегут - некуда. А тебе они на что?
- Просто удивился.
- Точно, просто? - прищурилась бабища. - А то, если по делу - это к Свиридычу. Детишки на любой вкус, к нам даже из бывшего "Мавзолея" приходили. Только - без увечий, просёк?
- Просёк! - выдохнул Серёга, отрывая от цистерны поручень.
- Маньяк! - охнула тётка и бросилась бежать. - Свиридыч, на помощь, у нас маньяк! - орала она на бегу, пока не влетела на подмёрзшую лужу и не растянулась на ней.
- Свиридыч, убивають!!! - заголосила она. В следующий миг лёд под нею вспыхнул. Баба заверещала, как резаная, но пламя и не думало её опалять: вместо этого из тёткиного темени попёр гребень на манер петушиного, а из сапог враз пробились длинные птичьи пальцы.
Ветер дунул что было сил, похожая на человека тень от ржавой колонки вдруг встала в полный рост, оборотя к тётке лицо без глазниц, полусгнивший шланг, грациозно изогнувшись, обвил бегущего к Серёге человека, наверно - того самого Свиридыча. Человек заорал, шланг оторвал ему руку и мигом всосал. Вторую руку ловко оторвало дерево, ветвями поднесло ко стволу и ствол распахнулся зевом. С дымного неба сорвался вихрь - и проломил дом. Раздались крики - и целая стая крылатых существ с людскими лицами понеслась к облакам.
- Папа, пошли отсюда! - потянула Серёгу за рукав невесть откуда взявшаяся Любава. - Дыхание Вышнего пока не для тебя.
- Ты знаешь, что мама мертва? - спросил Серёга.
- Мама не может умереть, - серьёзно ответила Любава. - Вышний взял её душу.
Ошеломлённый Сергей Денисович послушно пошёл за ней. Дорогою он обернулся - и увиденное сразило его едва ли не меньше, чем буйство иномировых сил. На руины, минутою назад бывших домом, неведомо отколь взошёл троллок. На этот раз - в точности такой, какими их рисовали иллюстраторы "Колеса времени": почти трёхметрового роста, с острыми рогами на голове и свиным рылом вместо лица.
Он бережно обнимал за плечи безглазую женщину: ту самую, что парой часов ранее впилась в мёртвого Виктор Олегыча и померла прямо пред Серёгины очи. Троллок поднял что-то маленькое из пыли руин: то ли игрушку, то ли детский носок - и из звериных глаз его полились слёзы.
*****
Асмодиан спал и видел сон, который также не виделся ему прежде. Он висел в пустоте, а под ним распахнулось целое море звёзд: ярких и разноцветных, как драгоценные камни.
"Тел'Аран'Риод, - во сне подумал он. - Надо же, сноходцем стал..."
Но нечто в картине разительно отличалось от того, что он видел, когда опытные сноходцы показывали ему Мир Снов. Позади звёзд чернел раструб - словно воронка в ничто, и звёзды: одна за одной, падали туда.
В испуге Жоар Аддам Нассосин рванулся прочь от страшного видения - и оказался в самой звёздной гуще. А потом звёзды закружились вокруг него и раздалась музыка, прекраснее которой Асмодиан в жизни не слышал. А вслед за музыкой на него обрушились мысли - словно и не совсем его, но он жадно внимал им, как откровению.
Всю свою долгую жизнь Жоар мечтал превзойти великих композиторов прошлого, сожалея, что у него попросту не хватит времени объять необъятное. Он и к Тени-то пришёл бессмертия ради, дабы времени хватило за глаза. И что же: всё, что он написал по-настоящему талантливого, было сотворено до Обращения, а после - лишь "Цикл великих страстей" - наглую перепевку "Дерзаний человеческих" Моэма Джйала Асунавы, да и ту - вдохновившись стихотворением Тедроная. И это можно сказать обо всём, что он делал: ни одна по-настоящему стдОящая идея не была рождена лично им, лишь бесконечное "по мотивам"... Да, у него хорошо получалось дописывать и переписывать - но в душе он жаждал иного: собственной речи, собственной воли и толпы слушателей, как у отца с матерью.
Он не пошёл по их стопам - то, что делали они, в его Эпоху считалось "лёгким жанром", не достойным похвалы знатоков и третьего имени. Зато их любил народ, а его - если и помнил, то позже - и из страха.
Жоар вспомнил, как негодовал, проклиная весь белый свет и собственную злую судьбу, когда уяснил - даже Тёмный не может помочь ему содеять невиданное. Тогда, снедаемый чернейшей завистью, он искалечил множество певцов и музыкантов, даже отца с матерью Мурдраалам отдал, а выходит - создавая головоломные композиции, он просто занимался не своим делом, а следовало собирать толпы, как та неказистая девушка, коею так заинтересовался Ишамаэль. Ну что такого в её песнях? Простецкая мелодия, совсем не выспренная речь - а трогает. За самое сердце берёт! Он тоже смог бы так - если просто дал себе волю. А что до "высокой музыки"... Светом клянусь, побывай здесь любой из композиторов его Эпохи - и он бы вмиг понял: в сравнении с этими небесными хорами любой земной оркестр - пыль на ладонях звёзд!
Звёзды меж тем перестали вращаться, вновь устремясь к чёрному жерлу. Но оттуда, навстречу им, вылетела искра, и от неё лилась песнь, на удивление точно дополняющая небесную симфонию. И Жоар Аддам Нассосин рванулся за нею вслед, краем сознания понимая, что это уже не совсем сон и он вступает в Тел'Аран'Риод во плоти, что очень-очень опасно... Но им владела лишь одна страсть - успеть.
*****
Бездумно кружа по городу после произошедшего, Серёга попал на вокзал лишь затемно, что, впрочем, ничуть не повредило его намерению нанести визит Вадиму. Как выяснилось, поезда не ходили с утра, и всё потому, что сошёл с рельс ещё один "дизель".
- Половины - нету, слыш-ко, половину откусил, - шептались в толпе. - И на земле - след, будто от змея здоровенного.
- Не змеи, а червя, они к нам с бывшей столицы приползли, а там от радиации вывелись.
- Станет червяк поезда глотать? - возразил первый голос, но тут же умолк, так как подали "дизель". Вместе со спорящими Серёга поспешил к перрону, возле которого уже начиналась давка.
- Эх, дубинушка, ухнем! - пьяным голосом завёл кто-то.
- Эх, весёлая, сама пойдёт! - танками попёрли вперёд двое Серёгиных соседей. Он поспешил пристроится им в хвост.
- Люди, опомнитесь! - закричал справа человек в рясе. - Здесь дети! Друг друга не жаль - так хоть их бы давить постыдились!
- Поп, поп, а хочешь в лоб! - хохотнул кто-то, и вслед за ним заржала вся толпа. Держась за спинами наиболее рьяных "толкателей", Серёга влетел в вагон одним из первых.
- ...А представляешь, я вчера мышей видел! - продолжил вещать своему спутнику обладатель первого голоса, усевшись напротив Серёги. - Агромадную толпень, наверно - все, что в городе есть! Драпали с окраин куда-то в чисто-поле, словно крысы с корабля.
- Что, опять - "ядерка"?
- Дык всё расстреляли!
- А ты чё, проверял?
- А вы в курсах, что не только мыши драпают, а и кошки с собаками, да и птицы: кто когда видел последнюю? А за мышами теми, про между прочим, и дети побёгли!
- Да ты чего?
- Вот те хрест! Прям, как в сказке про крысолова, только - наоборот. Соседка моя рассказала: заходит на кухню, а там дочка её с мышью беседует. Ну, та дочку - за волоса, да - ляпасА: нечего, мол, дурой прикидываться! А дочка: зёрнышко какое-то - в рот, из рук выскользнула, да мышью оборотилась. И - юрк под плинтус!
- Врёт она! Небось - пьянь безпросыпная!
- Есть такое - от того и верить охота. От такой мамаши - лучше мышью стать. А девчонка и взаправду исчезла.
- Так она её, небось, до борделя продала, а то и вообще - схарчила, что б лишний рот не кормить!
- Да? А ты слыхал, что совсем мелкие малолетки: все скопом - либо пропадают, либо - мрут?
- От вас мрут! - подал голос мелкий и худющий поп: тот самый, что возвышал голос супротив толкотни. - Вы ж, окаянные - хуже демонов, от вас, небось, и черти разбегаются, не то, что дети!
- Ты чё этим хочешь сказать? - гаркнул на него дебелый детина.
- А то, что кончилось ваше время, мудачьё! Думаете, вы живы? Как же! Конец света уже был, а вы так - в полёте на дно бездны адовой воображаете о себе всякий вздор! А детишки - те, души чистые, Господу взмолились - он их и прибрал.
- Ага, а сам, значит - мышью оборотился?
- Ангелу Божьему любой облик сподручен: если надо - и мышью станет!
- Ну, да - и оставили они, значит, отцов-матерей бещутешными... Твой бог о людях думать вааще умеет? Или они для него - мусор? Отвечай, долгобородый!!
Детина вскочил с места, поп предусмотрительно сдрыснуь в другой вагон, свет как по волшебству погас, но через пять минут, когда детин сел и затих - зажёгся снова.
- Это ещё что, в самом городе дело нечисто, слыхали? - Призраки из вагонов лезут, ведьмы завелись, что кого хош взглядом поджигают, "химку" вон спалили, и кинотеатр, и "Мавзолею", а Варька и вовсе демона видала: чёрный, говорит, здоровенный, лицо - будто топором вырублено, а в глазах - пламя. С ним ещё чертовка была: волосы - что снег.
- Хватит заливать! - перебил его второй. - Нет никаких демонов, а вот мутанты радиоактивные - расплодились.
- Ага, нет! Чего ж это к нам столько попов пожаловало?
- Власть у них теперь - потому и пожаловало.
- А у нас чего забыли? Сидели бы в столице...
- Так там развратничать несподручно, президент ихний, то есть - наш - сущий зверь, а здесь к их услугам "Мавзолей" есть.
- Всё равно - нечисто стало. Кстати - прям сегодня у твоего "Мавзолея" дом на воздух взлетел. В смысле - в небо взвился, а оттуда - черти с крыльями во все стороны!
- Да знаю я! Только не черти то были, а попы твои разлюбезные: летели, говорят, что ласточки, пока оземь не треснулись.
- Да брось, в доме-то жилом они чего забыли?
- Блядство забыли, аль не знаешь? Бордель там с детишками... был. Отмучились, сердешные.
- Да, дела... А кто их взорвать-то мог?
- А не всё ли равно, да хоть демоны твои - руку бы пожал, вот!
При словах "руку бы пожал" на Серёгу накатило. Он вновь очутился в том страшном пыльном месте, куда падают все окончательные "нет", и прямо перед ним, сквозь золу и паутину на гибком стебле стремительно пророс огромный чёрный мак.
"Проснись и вспомни, кто ты есть! - раздался голос из цветка, обратившегося в мертвенно-серое, безглазое лицо. - Как говорят в одном из ваших фильмов: "Добро пожаловать в реальность!"
Серёга - Ястребиное крыло вскинулся от нахлынувших воспоминаний: встреча с Тёмным предстала пред ним, словно наяву. Но долго удивлятся ему не пришлось...
- Подайте ветерану потерянной славы! - раздалось от дальнего тамбура. Половина "коптилок", что держали в руках пассажиры, разом погасло.
- Подайте тому, кто до последнего не склонил головы перед врагом окаянным! - гнул своё здоровенный детина с гнилыми зубами, идя вдоль сидений, порой нависая над сидящими, как туча. В эти мгновения в шапке раздавался звон монет - от детины старались откупится, чем было.
- Интересно, перед которым из врагов не склонил он головы? - хмыкнул один из спорщиков.
Во мгновении ока детина был подле него.
- Запомни, быдло, - сквозь зубы процедил он, - врага у отечества всегда три: мировое масонство, сатанисты - пидорасы и заклятый ими народ зарубежных стран! А из-за таких, как ты, гнида беспамятная, "возрождение" и накрылось! Но народ - богоносец ещё воспрянет!
- Не воспрянет! - спокойно и веско сказал Серёга. - Потому, что убили его такие, как ты!
- Что ты сказал? - прошипел детина, и половина оставшихся ламп исчезли, как по волшебству.
- Я сказал то, что твоё "возрождение" - гниль и мразь, а ты - упырюга недоёбаный!
Детина аж замер на пару секунд.
- Тебя здесь кончать, или выйдем? - наконец выдохнул он.
- Выйдем, конечно, зачем барышень волновать? - беспечно ответил Серёга.
Ещё толком не войдя в тамбур, детина бросился на него - и это было ошибкой: Серёга вывернулся, а детина по инерции боднул лбом электрощиток.
- Ах ты ж сука! - взвизгнул он и выхватил из-за голенища нож. Это была ошибка вторая: в былые дни никто не мог превзойти Серёгу в искусстве ножевого боя: он умудрялся вырывать из руки "кулуарку", молнией бьющую из-под плаща, а этот тесак был для Ястребиного крыла просто смешон. Захват, переворот - и детина летит через тамбур, вышибая башкой двери, а нож меняет хозяина.
Серёга запросто мог надолго оглушить детину кучей способов. Мог, во избежании неприятностей прочим пассажирам, попросту выбросить его из не ахти как быстро едущего "дизелька"... Но чёрная ртуть доверху затопила его душу - и она жаждала крови.
Детина попытался встать - но Серёга ударил его по затылку ручкою ножа, отчего та разлетелась, оставив в руке лишь лезвие. Отбросив его, Серёга выхватил из-за пазухи отвёртку и всадил жало посредь спины ниже лопаток. Детина заверещал, ноги его дёрнулись и ослабли, а в тамбуре запахло дерьмом.
Но Серёга, задрав детине куртку и держа за ремень брюк, принялся колотить его по хребту отвёрточной рукоятью, словно пестом. Детина орал, будто недоколотая свинья, колотя руками воздух, но у Серёги смертный крик его вызывал лишь кровожадную ярость.
- Запомни, паскуда, пока слышать способен: из-за таких, как ты, мы все и мрём! Передай это в Мандос, Шайи'тану и Господу Богу: всё зло на свете - из-за таких, как ты!
Из-за таких, как ты!!
Как ты!!!
КАК ТЫ!!!
Детина умолк, руки его обвисли - и лишь тогда Серёга поднял глаза на распахнутую дверь, из коей тело свисало почти на треть.
Поезд ехал через запустение. Через Запустение... Над ним стремительно неслись облака: аспидно-чёрные вперемешку с блестящими, как сталь, вдали, на фоне лилового зарева, возвышалась вершина с султаном дыма над нею, из неё в небо поминутно били молнии, а смутно видневшиеся во тьме деревья провожали поезд алчными взмахами ветвей.
Внезапно раздался звук множества флейт, снизу взвилось гибкое багряное тело - и детина исчез, оставив в Серёгиных руках лишь башмак.
- Держи на закуску! - швырнул его во тьму Серёга, и краем глаза увидел, как вслед за ним тихо канула со сходен урна с Махиным прахом, наверное, выпавшая во время борьбы. Да кончик рукояти у отвёртки, окончательно обратившейся золочёным кинжалом, медленно разгорается кровавым огнём, как грозящий пожаром уголь.
Он вновь взглянул на вершину Шайол-Гула, отметив про себя, что теперь от неё по облакам змеились трещины, наполненные чернотой.
- Бля, небо пробил! - выругался Серёга и пошёл в вагон.
- Ну ты даёшь, а где "возрожденец" - встретил его на пороге людской гомон. - Шпалы считает или вновь заявится?
- Оттуда - не завявляются! - резко и громко, на весь вагон, ответил Серёга - и тут же все коптилки погасли все разом, стало темно, как в гробу: лишь сполохи дальней грозы над Шайол-Гулом порой освещали нутро стального склепа трепетным, неверным пламенем.
Но внезапно тьма расступилась пред Серёгины очи, явив его взору, наверно, изнанку мира: вместо людей и предметов здесь были лишь узлы да нити, сплетённые в замысловатые структуры: то ли шедевры кружевницы, то ли паучьи сети. И нити гудели: каждая в свой тон, но Серёга быстро освоился в этом хитросплетении, запросто отличая мёртвые нити пластика и металла от живых, людских, полных горя, отчаянья и злобы.
- Что угас ты, ясен свет? - нараспев произнёс Серёга. - В темноте хоронитесь, ан не выходит: вижу я вас, лишь вы меня - нет.
И так всегда было, запомните - всегда: тот, от кого вы свет прятали да, что б он не заметил ни в жисть - без света жить учились - как облупленных вас видал!
Это лишь у себя да друг у друга вы зрение отнимали. Всё-то вам хотелось укрыться, что б как бы чего не вышло, всю жизнь хоронились, пока мир не погребли! А теперь и вам в могилу пора - там-то завсегда темно!
Серёга хрипло расхохотался и кончик его кинжала вспыхнул, как багряная молния. В вагонной глуби кто-то пронзительно закричал, но Ястребиному Крылу было не до того. Затянув протяжную, исполненную холодной ярости и жажды крови, песню на неведомом языке, он приступил к жатве...
******
Вадик Киримов, известный некогда как Витель - Стервоза, спал и наконец-то видел сон, ускользавший от него невесть сколько месяцев и лет: он был в городе, которого нет, но который - он всегда и доподлинно в это ведал - где-то существует. Здесь всё было не так, как здесь - в этом солнечном городе на берегу тёплого моря, а ещё он был снова юн, а рядом обретался его неизменный и закадычный друг Игорёшка-Матрёшка, ещё не помышлявший о поповском клобуке.
Они просыпались каждый раз на новом месте и это было вполне естественно, так как постоянно они нигде не жили. Их будили самые разные люди, чаще - бабушки с дедушками, сплошь и рядом - такие же юные оторвы, а ещё чаще - просто солнце.
Утро начиналось с выбора одежды, неведомо как оказывавшейся рядом, и вечного вопроса: кому сегодня быть парнем, а кому - девчонкой? Вопрос решался двойным бросанием монеты, которая словно слышала настроение обоих - и потому результат редко оспаривался.
Принарядившись и чудесным образом перевоплотившись от этого, они шли на поиски приключений - и таковые всегда находились в избытке. Вечно клонящиеся от плодов деревья так и зазывали залезть в чужой сад, развалины - побродить по ним, а чёрные лазы на задворках - предаться спелеологии, кладоискательству или, на худой конец - грабежу погребов.
Чаще им всё сходило с рук, но иногда их ловили, что, впрочем, было не особенно страшно, а лишь добавляло приключению остроты. А ещё были игры: детские и не очень - последнее относилось к вечерним странствиям по барам да кабакам, где они соблазняли: когда - мужчин, а когда - и женщин, смотря по тому, кто сегодня в какой роли.
Сегодня быть девочкой выпало Вители - и он привычно подумал, что этого-то ему с утра и хотелось. Наскоро одевшись, они весь рассвет провели, лёжа в обнимку на чьём-то чердаке и наблюдая, как просыпается город.
- Хорошо жить у моря, - мечтательно сказал Вадик, подводя глаза тушью.
- А что, можно подумать, мы когда-то вдали от моря жили? - удивился Игорёшка.
- Само собой! Давным-давно мы жили на севере, там пол-года зима, море - в ста кэмэ, да такое, что фиг искупаешься!
- Чё, правда? Не помню...
- Это так давно было, что я и сам забыл... забыла - поправил себя Витель.
- С ума сойти! Мы что, совсем шкетами были?
- Не-а, такими же. Заметь - мы не растём.
- Что, как Питер Пэн?
- Ага. И люди здесь не старятся.
- А как же бабушки-дедушки?
- А фиг их разберёт! Быть может, им нравится такими быть - так и завсегда происходит в хороших местах!
- А если разонравится?
- Тогда - превратятся, как мы с тобой.
- А давай пронаблюдаем?
- А давай! С сегодняшнего дня.
- Замётано!
Свирепый ветер оборвал их речь. Он налетел внезапно, терзая деревья и гоня по улицам клочки бумаги - извечных вестников разрухи, горя и войны. Ветер ерошил тусклое зеркало луж, ухал железом крыш, скрипел оконными рамами, вышибая в них стёкла, и запел в водосточных трубах о боли, крови и смертях.
- Что это? - ошарашенно спросил Игорёшка.
- Кажется, это за мной.
Как был, в топике и "мини" он выбежал на берег моря, где уже успела собраться куча народу. Над морем клубились тучи, и из них пал на берег чёрный смерч.
- Он ждёт... - глядя пустыми глазницами в клубящуюся даль, скрипуче, как старая механическая кукла, произнёс один из пришедших.
- Я знаю, - Витель ступил в воду - вихрю навстречу.
- Мы будем ждать тебя, - вымолвил Игорёшка, глядя вперёд таким же пустым взором.
- Я вернусь! - ответил Вадик - и погрузил ладонь в чёрное кручение. Мир завертелся - и в следующий миг он - взрослый и в старинной одежде, стоял у обрыва, открывавшего вид на туманное море, из которого возвышалась аспидно-чёрная гора. Человек с пламенем из глаз взял его за руку и повёл вниз.