Posted via
LiveJournal app for iPad.
Венецию нельзя фотографировать кому попало. Ее должны фотографивать исключительно гении с хорошими объективами. Иначе все как-то пошло, плоско. А я не гений. И даже мысль моя всегда радостно рассыпается в миллион брызг, и хрен потом соберешь ее во внятную приятную лужицу. С другой стороны мне это нравится. На работе моя мысль доллжна литься аккуратной ровной струйкой. А здесь свобода. В который раз понимаю, что города Европы - это для зимы. Лето не их время года. Венеция все равно была прекрасной, никуда от этого не денешься, но слишком много народу и отвратительно ясно.
Чистое небо хорошо только там, где местность способна вытянуть из него все - глубокую синеву и четкие ясные контуры домов, деревьев. Еще чистое небо хорошо, когда вода поддерживает его и помогает. Правила композиции гласят - горизонт не должен быть посередине. Нельзя разделить мир на фотографии напополам, оставить небу и морю одинаковое количество места. В Тайланде я всегда мучалась - что сейчас главнее - море или небо, потому что и то, и другое всегда были прекрасны. Или чистое небо, даже не в лучшем виде хорошо там, где ты живешь. Особенно, если это Питер. Солнце лишним не бывает. И все же, тучи мне нравятся больше. В остальных случаях ясность - не прекрасна! Она раздражает примитивностью. И природе хочется сделать замечание - могла бы и что-нибудь поинтереснее придумать.
Я поняла, что все поездки для меня - это попытки влиться в малознакомую жизнь и пожить ею или хотя бы просто понять, как живут другие, местные. И я ношусь, ношусь... А тут я была одна, по маленькой Венеции (2 х 3 км) наматывала по 15 киллометров в день. А потом, силы иссякли, я села на какой-то площади. И все поняла. Малознакомая жизнь сама вливалась в меня, пока я сидела и пила из горла беллини. Мальчик лет трех, зашел в сувенирную лавку и взял поиграть мотоцикл на подставке. И ни продавец, ни мама не смогли убедить его оствить игрушку в магазине. Он бегал по площади, водил мотоциклам по всем парапетам и рычал как настоящий харлей. Потом пришел папа. Папа безмолвно взял игрушку и понес ее в магазин, мальчик в волнении понесся за ним. Потом он выскочил и несколько раз пропрыгал на пороге, истошно радостно вопя. Птом снова убежал в лавку и выбежал с мотоциклом уже без подставки. Папа купил ему игрушку и отделил от нее упаковку. Две хохлушки сидели на скамейке рядом со мной и оживленно обсуждали стариков, за которыми ухаживают в Венеции. Потом на площадь пришла еще одна хохлушка, она толкала перед собой коляску с бабусей и громко трендела по телефону. Эти две, выходные, уставились на нее осуждающе. По ближайшему каналу проплыло уже несколько лодок. Не гондол с туристами, а семейных корабликов. Люди рулили к лагуне кататься и пить вино. Пришел негр с авоськами, гружеными едой к ужину. Он долго пялился на меня, а потом спросил на каком-то из языков, в тот момент я не очень секла, на каком именно: "А вы говорите по-французски?" - "Нет", - "ПУРКУА?" и мы разоржались безудержно. Старички выкатили на площадь коляску с внуком. И сразу изо всех лавок к ним начали стекаться знакомые: - Здравствуй, Ченцо! Как же ты вырос, Ченцо! Ути-пути-ути-пути! Потом я сидела уже на берегу лагуны. Тянула за пластмассовый ремешок на горлышке проссеко. Бутыль неожиданно выстрелила, куда улетела пробка, я так и не поняла, стая голубей взмыла в небо, полицейский начал тревожно озираться. А мимо все плыли лодки с семьями и вином, и едой. Приливная волна выплеснулась на набережную и я обнаружила себя в луже морской воды. Потом со мной фотографировались какие-то китайцы. То ли приняли за местную, то ли я просто была самой большой женщиной в их китайских жизнях. То ли самой мокрой... Потом, уже в темноте, я сидела на деревянных мостках, выдающихся в лагуну и плакала по телефону Лехе, что здесь так клево, а я одна. Потом я шла в гостиницу через Сан Марко, играла музыка, квинтет исполнял веслые песенки, а из щелей между камнями брусчатки маленькими симпатичными фонтанчиками перла морская вода. И вся Сан Марко уже покрылась глубокими лужами. Собор, дворец и кампанилла красиво отражались в них. И еще маааленький остров Бурано. Все дома разноцветные. Считается, это для того, чтобы рыбаки издали видели свое жилище. Зачем им это, история умалчивает. Еще считается, что жены рыбаков поголовно вяжут кружева. Видимо поэтому все магазины на Бурано забиты кружевами с Тайваня. Но я, как известно, кружевного возраста пока не достигла и совершенно равнодушна к этой хрени. И еще этот портье, который при каждом моем появлении изображал сердце, рвущееся из груди. Когда я отдавала ему ключи, он трогал меня за пальцы и говорил жалобно: "Си ю лэйта???" Прекрасный человек! Я когда-то уже
писала, что в Венецию надо бы вернуться. Пожалуй, я напишу снова - надо вернуться еще.