...
Дом расцветает. Одновременно становясь монохромным. В идеально ровные стены я пихаю неидеальную с точки зрения ровности мебель. Сначала в доме будут ч и б. Потом уже - цветовые пятна.
Икейские некрашенные комоды во три ящика. Когда-то были дачной мебелью под прозрачным лаком. Потом лак соскребся, комоды покрасились черной глянцевой краской. И сразу они стали комодами с историей. Причем с более длинной и интересной, чем на самом деле.
Икейские деревянные ручки не красились вовсе. Были выброшены за ненадобностью. Их место заняли ручки другого известного производителя. Все разные. Потому что так же как и в истории с бокалами, так круче..
Теперь они глянцево отражаются в черной, мрачной, но глянцевой и от того вовсе не мрачной поверхности.
На поверхность тут же перебрались фотография Парижа, замерзший пеликан и мюнхенский свин.
Фотография про Париж интересна тем, что фронтально - она правда про Париж. И вот так вот с боку, она про крыши Петербурга.
Свин интересен тем, что когда-то, будучи в Мюнхене, в аэропорту, имея в кармане всего какие-то евровые копейки перед отлетом, я всерьез выбирала между свином и Буддой. Два часа мы ждали самолет. Два часа я металась. Я приходила в магазин, чтобы еще раз глянуть на свина и Будду, и продавщица делала глаза на лоб и говорила: Ой, правда? Это вы опять что ли?
В итоге свин победил.
Теперь я, кстати, два года ищу идеального Будду и не нахожу.
А свин натуральный свин. Весь перемазался в ремонте. И не желает отмываться.
Ну и в заключении фотография про паркет.
Эта штука реально меняет все. Все мировосприятие. И главное, его хочется холить и лелеять, мыть, ухаживать за ним и обожать. А потом ложиться на него морской звездой в эту дьявольскую жару и чувствовать лесную прохладу. Потому что он только что из леса)
