К юбилею Венедикта Ерофеева
Участники АРТ-кафе о поэме "Москва-Петушки".
Олег Анищенко:
Мы сейчас сидели здесь в кафе с Виталием Алексеевичем Довганем. И он очень точно сформулировал: когда читали поэму в молодости, было смешно - ничего другого не замечали. Мне лично, когда я в первый раз читал, лет в 20, наверное, было действительно очень смешно. Когда сейчас все перечитывали, становилось, скорее, страшно. Юмор очень жесткий, черный. Безусловно, Ерофеев - очень талантливый человек, который, к сожалению, не сумел распорядиться своим талантом. «Москва-Петушки» - это для меня сейчас какое-то чувство боли и сожаления..
Карина Дымонт:
Я долго не могла понять, почему это поэма. Но когда начинаешь глубоко копаться в тексте, то становится ясно. Потому что это литература высочайшего уровня, строения, поэтики, красоты и образности.
Максим Лакомкин:
Я когда поэму эту прочел давно, ничего не запомнил - ни одного рассказа, ни одной пьянки, ни одного вагона. Я помню только: младенец и стакан орехов, который он ему везет. Ну, и финал, естественно… Мне кажется, что ерофеевская тема - это то, чего не хватает нашей современной культуре. У нас все публичное очень. А у него творчество сугубо внутреннее. У этого художника внутри маленький котел, в котором он все вываривает. У него даже в записках есть фраза: «Главная проблема творчества в нашей стране - это постоянное отсутствие одиночества. Стены в закрытых кабинках туалетов исписаны сверху донизу, в открытых - ни строчки».
Александр Шатохин:
Я первый раз прочел поэму, когда мне было лет 20. Мне все знакомые советовали почитать - говорили, что очень смешно. Я конец раз пять перечитывал, потому что не мог понять - а в чем юмор? Все, что я запомнил, - шило в горло. Этот эпизод меня выбил. А сейчас я посмотрел материал, и он оказался очень интересным. Тогда я не понимал цимус этого юмора. А сейчас он стал очень близок. Это смех сквозь слезы.
Олег Анищенко:
Мы сейчас сидели здесь в кафе с Виталием Алексеевичем Довганем. И он очень точно сформулировал: когда читали поэму в молодости, было смешно - ничего другого не замечали. Мне лично, когда я в первый раз читал, лет в 20, наверное, было действительно очень смешно. Когда сейчас все перечитывали, становилось, скорее, страшно. Юмор очень жесткий, черный. Безусловно, Ерофеев - очень талантливый человек, который, к сожалению, не сумел распорядиться своим талантом. «Москва-Петушки» - это для меня сейчас какое-то чувство боли и сожаления..
Карина Дымонт:
Я долго не могла понять, почему это поэма. Но когда начинаешь глубоко копаться в тексте, то становится ясно. Потому что это литература высочайшего уровня, строения, поэтики, красоты и образности.
Максим Лакомкин:
Я когда поэму эту прочел давно, ничего не запомнил - ни одного рассказа, ни одной пьянки, ни одного вагона. Я помню только: младенец и стакан орехов, который он ему везет. Ну, и финал, естественно… Мне кажется, что ерофеевская тема - это то, чего не хватает нашей современной культуре. У нас все публичное очень. А у него творчество сугубо внутреннее. У этого художника внутри маленький котел, в котором он все вываривает. У него даже в записках есть фраза: «Главная проблема творчества в нашей стране - это постоянное отсутствие одиночества. Стены в закрытых кабинках туалетов исписаны сверху донизу, в открытых - ни строчки».
Александр Шатохин:
Я первый раз прочел поэму, когда мне было лет 20. Мне все знакомые советовали почитать - говорили, что очень смешно. Я конец раз пять перечитывал, потому что не мог понять - а в чем юмор? Все, что я запомнил, - шило в горло. Этот эпизод меня выбил. А сейчас я посмотрел материал, и он оказался очень интересным. Тогда я не понимал цимус этого юмора. А сейчас он стал очень близок. Это смех сквозь слезы.