"Шницлер давно убедил Вас, что лучше просто любить, чем говорить о чувствах"
"Возможно, лучший театр в Москве"
Здравствуйте, любимые. Однажды, в трудный для судьбы театра час, Вы сделали нелегкий выбор, отказавшись разойтись по домам. Сказав первые слова - Вы начали уже не на сцене, а в реальной жизни - наверное, самую трудную и судьбоносную для Вас и любимого театра историю.
Я видел, как тяжело артисту сказать первое «Па-па-па» в начале спектакля. Потому что потом запоет оркестр, и за твоей спиной, догоняя тебя и не давая снизить темп, понесется, загремит, запоет свою амазонку огромное и безразмерное Танго. Потому что ты просто скажешь, выдавишь звук - а оно как понесется, и дальше все твои слова и песни будут уже не одиноки в огромном пространстве… Но - раз ты начал, то ты отвечаешь за последующее. Сказал «Па-па-па»? Все¸ теперь ты в ответе. За тех, кто вышел петь с тобой. За тех, кто пришел тебе хлопать.
Спасибо Вам, что вы решились. Защищая театр (я хочу, чтобы вы это знали) - Вы защищаете не себя. Вы защищаете нас, зрителей. И сейчас я попробую объяснить почему.
Я видел, как нелегко режиссеру, стоя сзади нас - тех, кто аплодирует вам в зале - своим пением, этими простыми «ла-ла-ла», задавать вам темп. Он не просто вел артистов. Не просто отвечал за спектакль Сам. Он - НЕС его на себе. Любовно объявляя выход следующей парочки, режиссер по очереди, хороводом вводил вас в то пространство Жизни, а может - пространство Правды, где была голая честность, и она оказывалась на поверку лучше и откровеннее накрахмаленных официальных слов.
Слышите - свыше говорят что-то такое о любви к вам? О том, что вы можете быть спокойны? Вам говорят, что вы можете ни о чем не волноваться, и что измены не произойдет? Шницлер давно убедил Вас, что лучше просто любить, чем говорить о чувствах. Так проще. Так честнее.
Я видел, как нелегко режиссеру под знакомый мотивчик сказать «неужели я ошибся», вынырнув из темноты и незаметно заменив собой мальчика на стуле. Вырастая, принимать на себя ответственность за ошибки, которые совершил и еще можешь совершить.
Так вот - ВЫ НЕ ОШИБЛИСЬ. Все правильно.
ЭТОТ ТЕАТР НУЖЕН НЕ ТОЛЬКО ВАМ!
Я сам еще школьником посещал спектакли Театра Миниатюр. «Большую кошачью сказку» смотрел несколько раз, студентом - замечательную постановку «Когда мы отдыхали» с удивительным Виктором Ильченко, ну а в другие годы - аплодировал на «Левых вечерах» В.Дашкевичу или Б.Романову, помню вашу неожиданную реплику «нам сегодня действительно 10 лет» посреди «Ким-танго», задумчивого Карцева, грациозно вращающегося в кресле на юбилейном вечере…
И еще…еще я помню грустный-грустный голос Михаила Захаровича, объявлявший выход на сцену режиссеров, работавших с умершим Гвоздицким… и ужас, что вот это все теперь или только по телевизору, или (что чаще) вообще никак.
Я помню, как, по привычке придя покупать билеты на «Мотивчик» питерским друзьям (спектакль шел на «ура» у питерских) меня шибануло колонной - спектакля больше не будет никогда… А теперь мне в департаменте порой говорят - а возможно, не будет вообще ВСЕХ СПЕКТАКЛЕЙ… И иногородние друзья никогда не скажут мне - «Где ты нарыл такой театр?».
Нет, нет - вы не ошиблись!
Люди в департаменте не знают, что по утрам можно встретить Владимира Жоржа, который заботливо обходит здание и замечает, где подновить фасад. Они не гуляют по Эрмитажу. Знаете, почему они недоумевают? Они не знают, что театр можно просто любить. Все, даже пыль на укрытых креслах…
Хочу вас поддержать. Помню лицо Бориса Романова, крупным планом, на его юбилейном вечере. Вышел на сцену, роль знакома, а сцена - совсем другая. МИР ДРУГОЙ. Мы тогда знали - сейчас, мгновение - и найдется, и пойдут первые слова… А сегодня и сцена играется незнакомая, слова нужны новые.
Илья Рыбальченко
Здравствуйте, любимые. Однажды, в трудный для судьбы театра час, Вы сделали нелегкий выбор, отказавшись разойтись по домам. Сказав первые слова - Вы начали уже не на сцене, а в реальной жизни - наверное, самую трудную и судьбоносную для Вас и любимого театра историю.
Я видел, как тяжело артисту сказать первое «Па-па-па» в начале спектакля. Потому что потом запоет оркестр, и за твоей спиной, догоняя тебя и не давая снизить темп, понесется, загремит, запоет свою амазонку огромное и безразмерное Танго. Потому что ты просто скажешь, выдавишь звук - а оно как понесется, и дальше все твои слова и песни будут уже не одиноки в огромном пространстве… Но - раз ты начал, то ты отвечаешь за последующее. Сказал «Па-па-па»? Все¸ теперь ты в ответе. За тех, кто вышел петь с тобой. За тех, кто пришел тебе хлопать.
Спасибо Вам, что вы решились. Защищая театр (я хочу, чтобы вы это знали) - Вы защищаете не себя. Вы защищаете нас, зрителей. И сейчас я попробую объяснить почему.
Я видел, как нелегко режиссеру, стоя сзади нас - тех, кто аплодирует вам в зале - своим пением, этими простыми «ла-ла-ла», задавать вам темп. Он не просто вел артистов. Не просто отвечал за спектакль Сам. Он - НЕС его на себе. Любовно объявляя выход следующей парочки, режиссер по очереди, хороводом вводил вас в то пространство Жизни, а может - пространство Правды, где была голая честность, и она оказывалась на поверку лучше и откровеннее накрахмаленных официальных слов.
Слышите - свыше говорят что-то такое о любви к вам? О том, что вы можете быть спокойны? Вам говорят, что вы можете ни о чем не волноваться, и что измены не произойдет? Шницлер давно убедил Вас, что лучше просто любить, чем говорить о чувствах. Так проще. Так честнее.
Я видел, как нелегко режиссеру под знакомый мотивчик сказать «неужели я ошибся», вынырнув из темноты и незаметно заменив собой мальчика на стуле. Вырастая, принимать на себя ответственность за ошибки, которые совершил и еще можешь совершить.
Так вот - ВЫ НЕ ОШИБЛИСЬ. Все правильно.
ЭТОТ ТЕАТР НУЖЕН НЕ ТОЛЬКО ВАМ!
Я сам еще школьником посещал спектакли Театра Миниатюр. «Большую кошачью сказку» смотрел несколько раз, студентом - замечательную постановку «Когда мы отдыхали» с удивительным Виктором Ильченко, ну а в другие годы - аплодировал на «Левых вечерах» В.Дашкевичу или Б.Романову, помню вашу неожиданную реплику «нам сегодня действительно 10 лет» посреди «Ким-танго», задумчивого Карцева, грациозно вращающегося в кресле на юбилейном вечере…
И еще…еще я помню грустный-грустный голос Михаила Захаровича, объявлявший выход на сцену режиссеров, работавших с умершим Гвоздицким… и ужас, что вот это все теперь или только по телевизору, или (что чаще) вообще никак.
Я помню, как, по привычке придя покупать билеты на «Мотивчик» питерским друзьям (спектакль шел на «ура» у питерских) меня шибануло колонной - спектакля больше не будет никогда… А теперь мне в департаменте порой говорят - а возможно, не будет вообще ВСЕХ СПЕКТАКЛЕЙ… И иногородние друзья никогда не скажут мне - «Где ты нарыл такой театр?».
Нет, нет - вы не ошиблись!
Люди в департаменте не знают, что по утрам можно встретить Владимира Жоржа, который заботливо обходит здание и замечает, где подновить фасад. Они не гуляют по Эрмитажу. Знаете, почему они недоумевают? Они не знают, что театр можно просто любить. Все, даже пыль на укрытых креслах…
Хочу вас поддержать. Помню лицо Бориса Романова, крупным планом, на его юбилейном вечере. Вышел на сцену, роль знакома, а сцена - совсем другая. МИР ДРУГОЙ. Мы тогда знали - сейчас, мгновение - и найдется, и пойдут первые слова… А сегодня и сцена играется незнакомая, слова нужны новые.
Илья Рыбальченко