Возникновение и развитие пластического объекта в керамике Японии второй половины XX века. XI
Стремление к духовному обогащению жизни, художественному преобразованию форм быта, желание посвятить всё своё существование минутам углублённого созерцания красоты, дающего возможность «просветления», - всё это стало особенно важным в философии дзэн - наиболее популярной разновидности буддизма, которая на рубеже X - XI вв. пришла в Японию и как нельзя лучше вписалась в контекст синтоизма, образовав с ним органический сплав, ибо дзэн был очень близок исконному синто. Учение дзэн имело своё не только религиозное, философское и этическое восприятие мира, но и восприятие эстетическое, определившее и определяющее по сей день многие особенности японской культуры. Содержание этого учения оказало решающее влияние на формирование эстетических концепций, теорию творчества, понимания смысла и назначения искусства, роли и задачи художника, в значительной мере обусловив особенности художественной практики.
В основе всех так называемых дзэнских искусств, в число которых входят поэзия, живопись, актёрское искусство, каллиграфия, икэбана, чайная церемония, сад камней, боевые искусства, лежат общие философские и психологические принципы, связанные с основными положениями дзэн-буддизма. Все эти виды искусства связаны единством процесса постижения истины и нахождения особого душевного состояния, достигаемого в ощущении своего единства с миром. Поскольку главное в искусстве дзэн - создать медитативный образ, то утверждается равенство акта создания и акта восприятия искусства. Художник и мир - одно целое, и художник не стремится к субъективному самовыражению в западном смысле. Напротив, он стремится передать уникальность самого предмета, сохранить его особенности, стараясь выявить присущую тому природную красоту.
Внимание к единичному, неповторимому, стремление в обычном увидеть необычное является одним из главных принципов японского искусства. Художники и поэты искусства дзэн учили красоту видеть в самом простом и обыденном, в не бросающихся в глаза предметах. Даже в пустоте, в небытие («му») - символическом понятии дзэнской философии существует невидимая энергия, которую путём созерцания возможно постичь, «увидеть». «Художник видел смысл творчества в том, чтобы найти визуальное воплощение одной из основных идей буддизма - идеи Пустоты (Шуньята), как особого мира непроявленных форм». Именно в пустоте возникают предметы и существуют в потенции, которую должен открыть мастер и сделать вещественный мир видимым и осязаемым. Пустое пространство для японского художника содержит возможность появления будущих произведений искусства.
Для выражения скрытой сущности вещей в японском искусстве постепенно выработался особый приём - «ёдзё», проявляющийся в недосказанности, намёке. С точки зрения ёдзё произведение искусства, будь то керамика, композиция икэбаны или сад, ценно не столько тем, что оно отображает в явном виде, столько ассоциативным подтекстом, ощущаемым при восприятии этого произведения. Его задача - дать толчок художественной фантазии зрителя, побудить его домыслить и дочувствовать то, что невозможно передать ни словом, ни кистью. Чрезвычайно показательна в этом смысле глава о смерти Гэндзи в «Гэндзи моногатари» («Повесть о принце Гэндзи», Мурасаки Сикибу, XXI вв.). Она состоит из одного лишь заглавия - «Сокрытие в облаках». Дальше - небытие. Ничто. Глава пуста. В ней нет ни слова. Подготовленный читатель всё поймёт и переживёт столь печальные события сам. Тем же целям служат незаполненное пространство живописного свитка, разрыв ветвей в икэбане, лаконичность дзэнского сада. Всё это - намёк на великое «ничто», на пустоту, на некий абсолют, на божественную сущность вещей. Очень точно сказал об этом Д. Судзуки: «Все вещи появляются из неведомой бездны тайны, и через каждую из них мы можем заглянуть в эту бездну... Когда же чувства достигают высшей точки, мы замолкаем... Художник дзэн двумя-тремя словами или двумя-тремя ударами кисти способен выразить свои чувства. Если он выразит их слишком полно, не останется места для намека, а именно в намеке заключена вся тайна японского искусства».
Важнейшими эстетическими категориями, непосредственно повлиявшими на развитие отношений в контексте «человек - вещь» стали «саби» и «ваби». Стоит отметить, что переводы и трактовки этих понятий могут отличаться в научной литературе. Термин «саби» буквально переводится как «патина», «налёт старины» и связывается с настроением одиночества, отрешённости от суеты. Это «одиночество», понимаемое в буддийском духе, как непривязанность к элементам бытия и, в том числе, к своему «Я». Другое настроение, присутствующее в саби - печаль, связанная с чувством глубокого покоя, умиротворённости, гармонии.
Одной из отличительных особенностей саби является простота. Благодаря саби человек познаёт красоту, то есть божественность, не только через проявления природы, как это было свойственно древнему сознанию, но и через незаметные обыденные вещи, которые также являются проявлением божественного.
Ещё одна важнейшая категория японской эстетики - ваби. Это слово можно истолковать как «одинокое затворничество», «привлекательность бедности», «безыскусность», «изящество в глубине грубоватого», «умение находить очарование в обыденном». Следовать ваби - значит следовать Дао, не нарушать естественного хода вещей, а значит - находиться в состоянии умиротворённости и покоя. Красота ваби - это естественная красота природы, и как выражение её - красота обыденных вещей, вплоть до простой домашней утвари: палочек для еды, подставок для посуды, керамики. В конце периода Момояма (завершающие десятилетия XVI в.), когда в чайном действии происходят заметные изменения, переносится акцент с результата на процесс, с внешнего вида на внутреннее содержание. Роскошь чайных церемоний сменилась медитативным созерцанием природы вещей. «Среди прочих предметов чайной утвари чашка стала главным материальным медиумом, соединяющим мир природы и культуры, «три мира», по буддийским представлениям (прошлое, настоящее и будущее; а также миры желания, формы и бесформенного), мир сатори и мир иллюзий (по дзэн) и, наконец, всех гостей чайной комнаты в единое целое - именно чашки все касаются самой первой (и не только руками, но и губами), передавая её друг другу, именно она прежде всего ассоциируется с внешним видом, вкусом и запахом чая».
Продолжение следует...
Автор: Журавлёва Анастасия Андреевна
Часть I
Часть II
Часть III
Часть IV
Часть V
Часть VI
Часть VII
Часть VIII
Часть IX
Часть X
В основе всех так называемых дзэнских искусств, в число которых входят поэзия, живопись, актёрское искусство, каллиграфия, икэбана, чайная церемония, сад камней, боевые искусства, лежат общие философские и психологические принципы, связанные с основными положениями дзэн-буддизма. Все эти виды искусства связаны единством процесса постижения истины и нахождения особого душевного состояния, достигаемого в ощущении своего единства с миром. Поскольку главное в искусстве дзэн - создать медитативный образ, то утверждается равенство акта создания и акта восприятия искусства. Художник и мир - одно целое, и художник не стремится к субъективному самовыражению в западном смысле. Напротив, он стремится передать уникальность самого предмета, сохранить его особенности, стараясь выявить присущую тому природную красоту.
Внимание к единичному, неповторимому, стремление в обычном увидеть необычное является одним из главных принципов японского искусства. Художники и поэты искусства дзэн учили красоту видеть в самом простом и обыденном, в не бросающихся в глаза предметах. Даже в пустоте, в небытие («му») - символическом понятии дзэнской философии существует невидимая энергия, которую путём созерцания возможно постичь, «увидеть». «Художник видел смысл творчества в том, чтобы найти визуальное воплощение одной из основных идей буддизма - идеи Пустоты (Шуньята), как особого мира непроявленных форм». Именно в пустоте возникают предметы и существуют в потенции, которую должен открыть мастер и сделать вещественный мир видимым и осязаемым. Пустое пространство для японского художника содержит возможность появления будущих произведений искусства.
Для выражения скрытой сущности вещей в японском искусстве постепенно выработался особый приём - «ёдзё», проявляющийся в недосказанности, намёке. С точки зрения ёдзё произведение искусства, будь то керамика, композиция икэбаны или сад, ценно не столько тем, что оно отображает в явном виде, столько ассоциативным подтекстом, ощущаемым при восприятии этого произведения. Его задача - дать толчок художественной фантазии зрителя, побудить его домыслить и дочувствовать то, что невозможно передать ни словом, ни кистью. Чрезвычайно показательна в этом смысле глава о смерти Гэндзи в «Гэндзи моногатари» («Повесть о принце Гэндзи», Мурасаки Сикибу, XXI вв.). Она состоит из одного лишь заглавия - «Сокрытие в облаках». Дальше - небытие. Ничто. Глава пуста. В ней нет ни слова. Подготовленный читатель всё поймёт и переживёт столь печальные события сам. Тем же целям служат незаполненное пространство живописного свитка, разрыв ветвей в икэбане, лаконичность дзэнского сада. Всё это - намёк на великое «ничто», на пустоту, на некий абсолют, на божественную сущность вещей. Очень точно сказал об этом Д. Судзуки: «Все вещи появляются из неведомой бездны тайны, и через каждую из них мы можем заглянуть в эту бездну... Когда же чувства достигают высшей точки, мы замолкаем... Художник дзэн двумя-тремя словами или двумя-тремя ударами кисти способен выразить свои чувства. Если он выразит их слишком полно, не останется места для намека, а именно в намеке заключена вся тайна японского искусства».
Важнейшими эстетическими категориями, непосредственно повлиявшими на развитие отношений в контексте «человек - вещь» стали «саби» и «ваби». Стоит отметить, что переводы и трактовки этих понятий могут отличаться в научной литературе. Термин «саби» буквально переводится как «патина», «налёт старины» и связывается с настроением одиночества, отрешённости от суеты. Это «одиночество», понимаемое в буддийском духе, как непривязанность к элементам бытия и, в том числе, к своему «Я». Другое настроение, присутствующее в саби - печаль, связанная с чувством глубокого покоя, умиротворённости, гармонии.
Одной из отличительных особенностей саби является простота. Благодаря саби человек познаёт красоту, то есть божественность, не только через проявления природы, как это было свойственно древнему сознанию, но и через незаметные обыденные вещи, которые также являются проявлением божественного.
Ещё одна важнейшая категория японской эстетики - ваби. Это слово можно истолковать как «одинокое затворничество», «привлекательность бедности», «безыскусность», «изящество в глубине грубоватого», «умение находить очарование в обыденном». Следовать ваби - значит следовать Дао, не нарушать естественного хода вещей, а значит - находиться в состоянии умиротворённости и покоя. Красота ваби - это естественная красота природы, и как выражение её - красота обыденных вещей, вплоть до простой домашней утвари: палочек для еды, подставок для посуды, керамики. В конце периода Момояма (завершающие десятилетия XVI в.), когда в чайном действии происходят заметные изменения, переносится акцент с результата на процесс, с внешнего вида на внутреннее содержание. Роскошь чайных церемоний сменилась медитативным созерцанием природы вещей. «Среди прочих предметов чайной утвари чашка стала главным материальным медиумом, соединяющим мир природы и культуры, «три мира», по буддийским представлениям (прошлое, настоящее и будущее; а также миры желания, формы и бесформенного), мир сатори и мир иллюзий (по дзэн) и, наконец, всех гостей чайной комнаты в единое целое - именно чашки все касаются самой первой (и не только руками, но и губами), передавая её друг другу, именно она прежде всего ассоциируется с внешним видом, вкусом и запахом чая».
Продолжение следует...
Автор: Журавлёва Анастасия Андреевна
Часть I
Часть II
Часть III
Часть IV
Часть V
Часть VI
Часть VII
Часть VIII
Часть IX
Часть X