Оригинал взят у
pisma08 в
ВИДѢНІЕ АНГЛІЙСКОЙ ДѢВУШКИ ВЪ ДЕНЬ УБІЙСТВА ЦАРСКОЙ СЕМЬИ Убійство Русскаго Императора и его семьи имѣло мѣсто въ подвалѣ Екатеринбурга въ ночь на 17 іюля 1918 г.
Въ эту ночь шелъ дождь въ Лондонѣ. Хотя было лѣто, но то былъ печальный сѣрый вечеръ. Меня послали купить картофеля на уголъ улицы, гдѣ мы жили; то было къ тому же глухая неприглядная улица, - длинная улица высокихъ сѣрыхъ домовъ, нѣкогда богатыхъ, а теперь находившихся на пути къ заброшенности уличной трущобы. Я должна была бы вернуться черезъ десять минутъ, но что то случилось, меня задержавшее, и я получила серьезный выговоръ. Это, надо сказать, былъ первый мой выговоръ, къ чему я совершенно была непривычна. Что то заполнило мое сознаніе - вытѣсняя все остальное. Прежде чѣмъ описать это, я должна дать нѣкоторое объясненіе.
Я уже говорила выше о баварской трудницѣ во французскомъ монастырѣ, которую я увидѣла въ вѣнцѣ изъ шиповъ.
Что я понимаю, когда говорю «я увидела»? Правду сказать, в обычномъ порядкѣ вещей, я ничего не увидела; по крайней мѣрѣ, я ничего не увидѣла глазами. Что касается моихъ глазъ, то предо мною была все та же монахиня - худощавая и румяная, со слезами, катящимися по щекамъ, но - и это трудно объяснить, если вообще возможно - я увидѣла ее моимъ духомъ въ коронѣ изъ терніевъ, и увидѣла это ясно и въ подробностяхъ, незабываемымъ образомъ, хотя это было нѣчто неожиданно познанное больше, чѣмъ увидѣнное. Но это было познано не такъ, какъ когда чему то научаешься, а какъ когда что то просто видишь. Можетъ быть, сказала бы я, какъ ребенокъ, который узнаетъ что то по картинкѣ, на которую смотритъ, но въ этомъ случае это была не безжизненная картинка, которую можно закрыть въ книгѣ, а картинка живая, наполняющая міръ, и она - тѣмъ болѣе жива, тѣмъ болѣе незабываема, что ее видишь духомъ, а не глазами.
Вотъ нѣчто подобное я испытала въ ночь іюля 1918 г. - переживаніе, которое я ныне воспринимаю, какъ связанное съ первымъ того же рода, когда я увидела баварскую монахиню въ венцѣ изъ тернія.
Я шла покупать картофель, торопясь, такъ какъ меня предупредили, что картофель нуженъ къ обѣду и поэтому я не должна мѣшкать. Внезапно я была остановлена, какъ если бы магнитомъ были прикованы мои ноги къ опредѣленному мѣсту на серединѣ улицы. Передо мною, надо мною, буквально стирая не только сѣрую улицу и небо, но и весь міръ, было что-то, что я могу назвать только гигантской и живой Русской иконой. Я въ то время никогда не видала еще Русской иконы, даже, думается мнѣ, въ воспроизведеніяхъ ея. Съ тѣхъ поръ я видела ихъ много, но ни одна изъ нихъ даже приближенно не была такой красоты.
Это была икона Христа, какъ распятаго Царя.
Распростертый на огенномъ крестѣ в одеяніи, которое блистало и пламенѣло драгоцѣнностями, коронованный большой короною изъ золота, подъ тяжестью которой склонялась Его голова, Христосъ былъ вознесенъ надъ міромъ въ нашей глухой улицѣ, вознесенъ, заполняя небо. Его руки, казалось, простирались отъ одного конца міра до другого, раны Его рукъ и ногъ, какъ рубины, какъ литые рубины, кровоточили свѣтомъ. Все, вплоть до пылающихъ складокъ одежды, казалось горящимъ, живымъ и волнующимся, какъ живетъ и движется пламя огня: простертыя объятія съ длинными, вытянутыми руками, съ заостряющимся драгоцѣнностями рукавовъ, казались пышными крылами, покрывающими вселенную; Самъ Христосъ съ головой, наклоненной подъ тяжестію короны, окормлялъ міръ. Въ окруженіи этого великолѣпія суровая простота прекраснаго лица поражала своей скорьбью. Но глаза и ротъ своей несказанной улыбкой поглощали скорбь и муки, какъ горящій огонь поглощаетъ рубище.
Я не знаю, какъ долго я такъ стояла и сколько времени продолжалось это видѣніе. Думаю, это не могло быть дольше пяти минутъ, потому что, когда оно исчезло, еще не было темно, хотя на улицѣ были сумерки.
Когда я попала въ лавку, я почувствовала себя смущенной, замѣтивъ, какъ слезы катятся у меня по лицу. Женщина, продававшая картофель, старалась меня утѣшить, думая, что у меня какая то непріятность, но я не въ силахъ была остановить потокъ слезъ. Въ концѣ концевъ она мнѣ подарила яблоко, и я пошла домой.
Не знаю, какъ скоро послѣ этого появилось извѣстіе объ убійствѣ Царя - это могло быть и на слѣдующій день. Я знаю тольно, что когда я снова вышла и увидѣла на томъ самомъ уличномъ углу, гдѣ мнѣ было видѣніе распятаго Царя, объявленіе объ убійствѣ Русскаго Царя, я съ еще большей живостію поняла значеніе мною видѣннаго. Ибо лицо Царя въ газетной фотографіи было лицомъ моего Христа-Царя, но только не въ Его славѣ.
Съ этого момента я была совершенно поглощена мыслями о Россіи. Россія для меня стала страною, гдѣ Страсти Христовы осуществляются въ жизни. Такъ какъ здѣсь сѣялось сѣмя мученичества, а, поверхъ всего, еще и кощунственно пролита была здѣсь кровь Помазанника, то я получила убѣжденіе, что Христосъ, Котораго я видѣла спускающимся въ міръ въ среду живущихъ людей, чтобы быть распятымъ въ ихъ лицѣ, вернется чрезъ Россію въ міръ, чтобы овладѣть человѣчествомъ; что обращеніе міра ко Христу должно начаться, и на самомъ дѣлѣ началось, въ «Святой Руси» убійствомъ ея царя.
Извлечено изъ книги «A Roching-Horsе Catholic » by Caryll Houselander.
«Православная Русь», № 2, 1956 г.
*