Крым последние годы стал фигурой политической и совсем оторвался от былого советского статуса курортной зоны.
Для всех, конечно, для избранных - остался.
Я не часто ездила в Крым, больше на Кавказ, почему-то для меня Крым был интересен как "музей", и почти не привлекал пляжами.
Пожалуй, за исключением последней поездки, я даже не могу вспомнить, на какие пляжи мы ходили, зато помню бесчисленные поездки и прогулки по всем уголкам Крыма.
Но иногда, задерживая взгляд на собственном юзерпике, на котором я изображена стоящей у экскурсионного автобуса в Севастополе, начинаю перебирать упакованные в закрома памяти непонятно по какой причине избранные фрагменты...
Первый раз мы с мужем поехали в Крым летом 63-го, ещё студентами, это была первая самостоятельная поездка и для меня и для мужа, за нас так беспокоились, что свекровь уговорила свёкра забронировать нам номер в гостинице.
И мы обосновались в Ореанде, гостинице по тем временам роскошной, в которую мы приходили только переночевать, все дни то ездили по побережью, то лезли в гору...
Эта поездка запомнилась Кобзоном, который жил в гостинице и мы постоянно сталкивались с бегающей за ручки парочкой Кобзон-Круглова.
Это не удивляло, поскольку и мы тоже тогда передвигались, взявшись за ручки, это была повальная мода.
Кобзон был на гастролях и мы сходили на его концерт в летнем театре.
Я, вообще-то, не большая поклонница Кобзона, хотя многое у него мне нравится, но вот тот концерт потряс меня впервые услышанной песней Бухенвальдский набат...
Всё как-то слилось.
Детство и юность, прошедшие в атмосфере, пропитанной войной и неостывшими ещё воспоминаниями о ней.
Звёздное небо над головой как открытый космос и торжественно-мистический строй песни.
На концерты Кобзона я больше не ходила, а вот Круглова почти через двадцать лет опять вспыла, не сама, а опосредованно.
Я вообще давно заметила, как много в жизни каждого случайных, неавторизованных контактов.
Последний наш городской обмен мы совершили с ведущей артисткой нашего драмтеатра и руководительницей ьеатрального училища, а она была старшей сестрой Кругловой по матери (а родной боат вообще работал со мной в одгом НИИ).
И вот, уезжая, хозяйка оставила мне в наследство два огромных портрета - один её бывшего мужа, наверно снятый из фойе театра, и такой же сестры.
И я долго не решалась от них избавиться...
Потом ещё были две поездки, а последняя в 75-м и это был мой первый отпуск без мужа, он ездил в Трускавец, а я уже в октябре поехала в Ялту с близкой приятельницей-сотрудницей.
Первый раз ехала в Крым поездом, от него остался в памяти паром и керченская сельдь, которую носили по вагонам рыбачки.
Таксист, который вёз из Симферополя, предложил отвезти нас в гостиницу Ялта, тогдв только открывшуюся и мы без проблем и очень удобно там поселились.
Октябрь был сказочно хорош и я почти весь месяц первую половину дня проводила на пляже, который ешё не был как следует оборудован, но топчаны были.
Приятельница моЯ немного походила и перестала, сменив пляж на походы в хозрасчётную клинику.
Там она попала к врачу-греку, который одурманивал её рассказами о трагической судьбе крымских греков, под которыми я подозревала совсем другую подоплёку...
Были несколько запомнившихся моментов.
Сильно немолодой мужчина, с которым мы не то, чтобы познакомились, но стали узнаваемыми, встречались в отдельно стоящем в парке гостиницы ресторане с очень хорошей кухней, первый раз оказавшись за одним столом, потом часто садились вместе.
Пару раз он подхватывал нас в такси, когда мы неторопливо шли из города в гостиницу, причём делал это по этикету, выходя из машины и помогая нам сесть.
Почеиу я его помню?
Потому, что так и не смогла определить, чем он мог Заниматься.
Внешность очень характерная, высокий, крупный, не красавец, но лицо то, что называют породистым.
Безукоризненно одет, сдержанно-элегантно.
Я прикидывала на него статус учёного, чиновника высокого ранга, но всё разбивалось об его перстень.
Большая золотая печатка с плоским чёрным квадратным матовым камнем.
Такой перстень уместен на деятеле культуры, но с этим не связывалось предельно сдержанное, даже аскетичное поведение, никогда не видела его в чьей-то компании.
Загадка осталась загадкой.
В это время там жили съёмочные группы двух фильмов, один был Небесные ласточки, второй не помню.
Познакомилист на пляже с немолодой женщиной, у которой была необычная профессия, забыла как это называется, она переводила тексты для дубляжа, которые должны идеально вписаться и в временной интервал, и в артикуляцию, не говоря о смысле.
Как-то вечером, встретились с ней за ужином и потом к нам примкнули её знакомые, директриса одного из фильмов с двумя операторами и они предложили прогуляться по ночному массандровскому парку.
Мы сначала покапризничали, но пошли.
Эту ночную прогулку я не забуду никогда, всё-таки операторы великий народ, погрузившись в ночной парк, я почувствовала себя Заболоцким, сочиняющим стих "О сад ночной, таинственный орган..." .
Но самоё теплое воспоминание связано с часто встречавшимся семейством немцев, в гостингице жило веоикое множество гостей из Европы, большую часть времени они сидели в баре и нескончаемо пили кофе.
Так вот, семейство из четырёх человек, родитеоли моего возраста и два мальчика лет 6-и и 8-и.
Каждый день они, как и я, проводили на пляже и народу становилось с каждым днём всё меньше и мы занимали топчагы всё ближе.
Если я не плавала, то вязала.
И вот в один из дней я пришла на пляж, где они были единственными посетилями, море штормило, с берега казалось, что не очень сильно и я полезла в воду в предчувствии любимого занятия - покачаться на волнах.
Довольно быстро я оторвалась от берега, легла на спину и забыла обо всём...
Долго качалась, пока не поняла, что глубина провала и высота стены волн превзошли безопасный уровень и надо выбираться...
Проблема бвла в том, что я не умела нырять, сколько меня не учили, всё без толку.
И труднее всего выбраться на близкий уже берег по поверхности, не подныривая под волну, однажды на Кавказе мне пришлось, чтобы выбраться из сходной ситуации, сложиться в комочек и перестать шевелиться и меня перекатывало по камням по дну, пока не выкинуло на берег, как дохлую рыбу.
Но тут я помнила, сто на берегу чужие люди и собрав волю в кулак вышла на берег дрстойно.
А по берегу в молчаливой панике бегала немецкая семья, женщина плакала, мальчишки залезли на сложенные топчаны и старались сверху что-то разглядеть.
Увы, и я, и они были "без языка" и эмоции выражали жестами.
После мы уже при встрече обменивались совсем родственными приветствиями и улыбками.
Наверно, это был единственный случай, когда я пожалела, что не учила языки.